Чтение 22–й страницы книги ~Транквилиум~

стали мы не те, - но не не те, что раньше, как бывало, как в старину, во
время оно - нет! Не те, что нам хотелось бы в себе прочесть - хотелось
страстно, рьяно... И - заросли бурьяна там, где шумел эдемский сад. Назад
- не пустят за грехи, а впереди, увы, людская пустошь. Что делать -
странствовать по ней? Коней не удержать... Прочесть - про честь. Свобода и
любовь даны нам во спасенье под сенью убегающих садов. Да, адов путь
любви. Свободы путь беспечен. Пусть ад нам обеспечен - тот первый круг,
где ветер - на земле нам друг без друга места просто нет. Как нет сил
оторваться... Я - твоя. Все рифмы неспроста. Я - твоя. Как прекрасно
звучит! Я - твоя... Я - твоя мягкая игрушка, хочешь? Пусть все станет так,
как ты хочешь, потому что я изнемогаю от любви...

Я хочу умереть, потому что уже никогда не будет лучше...

О нет, не умирай один, мой господин, возьми с собой меня - храня... Я
не смогу больше без тебя, ты это понимаешь? Ты хоть самую крошечку
понимаешь? Я не смогу больше без тебя... О боги, за что вы дали мне это
счастье, ведь я ничем не отличаюсь от других, я слабая женщина, я боюсь не
унести такой огромный груз...

Такой огромный прекрасный хрупкий груз...

В каком-то из дней путешествия они неожиданно для себя вышли на
палубу на рассвете. Солнце вставало из моря чуть правее бушприта. Горящий
металл разлит был между солнцем и кораблем. Невыразимо белая птица
пересекла курс, становясь вдруг синей, а потом черной. Глубокая
лилово-фиолетовая тень все еще лежала в парусах. Сине-белый с красным
прямым крестом кормовой меррилендский флаг тяжело колыхался под остатками
ветра, а за ним, вспыхивая и исчезая, касаясь волн и косо взмывая выше
мачт, мелькали ослепительные изломы чаек. Было почему-то поразительно
тихо. А потом - янтарем засветилась палуба, медовые полосы и углы расцвели
на парусах. И - громко закричали чайки...

Не было в мире ничего прекраснее.

(Лорд Сайрус стоял у окна. Темной была еще гавань в тени высокого
берега, но далекая свеча маяка сияла. И сияли золотом и зеленью сосны на
вершине Топенанта. Там они со Светланой устроили пикник в день свадьбы.
Вид на весь город открывался оттуда... Вот ты и добилась, чего хотела,
молча сказал он Констанс. И Констанс, которой здесь не было, промолчала,
упрямо выставив подбородок...)

Столы для прощального банкета расставили на шканцах - открытой палубе
позади грот-мачты. Сновали ловкие стюарды, умеющие накрыть столы даже в
качку, настраивал инструменты оркестр, из ледовой ямы в дубовых бадьях
подавали наверх колотый лед, присыпанный солью, и еще разгорались, сизо
дымя, набитые древесным углем жаровни. Баталер и младшие коки перебирали и
натирали пряным маслом толстые отбитые ломти молодой оленины, сохраненной
на дне ледника специально для прощального ужина. Уже приготовлены были и
все еще приготовлялись десятки разнообразных закусок, пеклись кексы и
булочки, с начинкой и без, булькали на плите соусы в серебряных
кастрюльках, паровая лососина расточала аромат, томились в горшочках овощи
- и, конечно, пудинги доходили в печах. Как огромный шикарный ресторан,
"Эмеральд" готовился ублажить своих бесценных пассажиров.

И вот - ударил гонг, оркестр исполнил увертюру Гибсона, главный
стюард подал знак...

Светлана и Глеб ужинали за одним столом с капитаном. В обычные дни
они сидели за столом первого помощника (главный стюард долго извинялся,
что им придется сидеть не за самым престижным столом, но там места
расписаны были уже неделю назад; сейчас же столы сдвинули, и за каждым
помещалось не по восемь человек, как в ресторане, а по двадцать) и теперь
слегка смущались, как бы вновь ощутив на себе свои новые лица. Но капитан
был весел и остроумен, соседи приятны, визави красивы... Олив сидела за
другим столом и спиной к ним: в этом рейсе они были незнакомы. Блестящий
лейтенант изгибался около нее.

И вдруг - Светлана напряглась. Глеб всей кожей почувствовал это.

- Что?..

- Тес. Сзади - слушай...

Сквозь праздничный веселый толк протиснулись обрывки фраз:

- ...не у Брезара... совершенно потрясающе, никто бы не... почему-то
в Свитуотер - не знаю... да, тот самый, с пятном... ну, не помню,
палладийский эмигрант... еще бы не обидно, но так уж судьба... правильно,
Белов... сам прочитаешь, все будет опубликовано... нечего было столько
собираться, опоздавшим - кости... сменишь направление, пойдешь по Таранусу
- Брезар ведь так и не смог...

Глеб как бы случайно оглянулся через плечо. Спины, затылки, не понять
даже, кто говорит. А, вот они: черный мундир, полоска погон - военный
моряк... и синий пиджак или сюртук, волосы плохо расчесаны и касаются
воротника... видел его, помню, имя выясню...

- Не смотри так долго, - сказала Светлана по-русски. - Заметят.

- Итак, он вернулся, - прошептал Глеб и улыбнулся ей.

- Да, - Светлана кивнула. - Ох, дорогой... вот кому мне придется в
глаза-то смотреть...

- Кси, - назвал он ее выдуманным прозвищем, - не думай пока об этом.
Главное - он вернулся. Только почему в Свитуотер?..

Она что-то хотела сказать, но не сказала.

Потом были перемены блюд, и танцы, и фейерверк - и слезы в
предчувствии скорых прощаний, и последние объятия - все было... Юные князь
и княгиня танцевали лишь друг с другом, и многие обратили внимание, что
сегодня княгиня грустна. Потом они стояли у фальшборта, беседуя о чем-то,
и вальсирующие пары проплывали мимо них. Плескалась тихо вода...

Они рано спустились в каюту. Танцы длились до рассвета.

...Она давно не плакала так, как плакала этой ночью. Глеб пытался
утешить ее - и с огромным трудом, в самый последний миг она сумела не
обидеть его и не вынудить оставить ее в покое. И - терпела ненужные,
ставшие вдруг робкими ласки, и - пропускала неуместные слова утешения...
Горе и стыд вдруг обрушились на нее, неверную жену, скверную дочь,
самозванку, почти преступницу...

На время она просто забыла причины своего побега.

С рассветом "Эмеральд" поднял паруса и к полудню был в порту, но не
пришвартовался к пирсу, а бросил якорь на рейде. Вскоре в борт его ткнулся
паровой катер, и на палубу пакетбота взошли трое пожилых мужчин в похожих
шляпах и костюмах, молоденький офицер внутренней службы и дюжина
вооруженных полицейских. Через полчаса возмущенные пассажиры узнали, что
за эту ночь их стало существенно меньше: в своих каютах были убиты мистер
Уильям Фостер, лидер одного их самых скандальных профсоюзов, его
секретарша, помощник и охранник. Все они путешествовали под чужими
именами...

- Значит, вы утверждаете, что в период с двенадцати до двух часов
ночи находились в своей каюте?

- Категорически.

- Но подтвердить это может лишь ваша жена?

- Совершенно верно.

- Вы добровольно предъявили следствию это оружие? - мистер Ланн всеми
пальцами указал на разложенные по столу два "сэберта", безымянный
револьвер от Бэдфорда и нож с узким лезвием и кожаной ручкой, который едва
не поразил Светлану в памятную ночь мятежа.

- Да.

- Откуда у вас этот револьвер?

- Трофей. Взял у убитого мятежника.

- С тремя коробками патронов?

- С четырьмя. Одну уже успел потратить.

- На кого же, если не секрет?

- На Бродягу Джо.

"Бродягой Джо" называли мишень, которую служитель выставляет из
траншеи на две-три секунды.

- Хорошо стреляете?

- Приемлемо.

- А это откуда? - следователь кончиком пальца дотронулся до ножа.

- Оттуда же.

- Тоже взяли у убитого мятежника?

- Нет, просто вытащил из стены. Подумал - пригодится.

- Не пригодилось?

- Пока нет.

- Понятно... Кто мог бы подтвердить ваше участие в подавлении мятежа?

Глеб задумался.

- Боюсь, что... Видите ли, я не стал говорить, что я русский. В
отряде меня знали как Дуайта.

- Как звали командира отряда?

- Майкл Стюарт. Дурачась, мы обращались к нему "Ваше величество"...

- У вас есть основания полагать, что это не было его настоящим
именем?

Глеб пожал плечами.

- Оснований нет. Но почему-то мне так кажется.

- Хорошо. Подробнее об этом мы поговорим позже. Что вы скажете об
этом ноже? - следователь развернул салфетку.

- Это близнец моего, - сказал Глеб, присматриваясь. - Явно делали на
одном заводе.

- На этом ноже следы крови, их можно увидеть, - показал следователь.
- Раны на телах самого (следователь брезгливо поморщился) и секретарши
нанесены именно этим оружием.

- А двое других? - спросил Глеб.

Мистер Ланн помедлил.

- Застрелены. И мы поначалу думали, что из этого револьвера.

- Так. И... что?