удалось разыскать большой, в размах рук, диск со щупальцев уулгуя. За три
года проведенные в кипящем нойте диск разбух, потерял твердость и красоту.
Прочнейшую когда-то кость можно было без усилий крошить пальцами.
Вздохнув, Шооран выбросил испорченный диск. Пора было торопиться к дому.
помогла губка, и Шооран все же отравился дымом, но еще по дороге он
почувствовал себя дурно. Сначала его начал бить озноб, хотя Шооран
двигался вдоль жарких аваров. Потом заболела голова, заломило в суставах.
Домой Шооран вернулся в полубреду. Залпом выпил две чаши вина, накрылся с
головой пушистой шкурой бовэра и провалился в душные объятия горячки.
строительства, не погас, он продолжал бесцельно сжигать, но никто из тех,
кто собрался вокруг, не принес воды, и огонь палил все безжалостней.
быть один и все делать сам. Я не была женой илбэча и не хотела бы такой
доли для своего сына, но ты не послушал меня. Ты всегда был таким же
упрямым, как и твой отец.
мне пить!
упрям, как настоящий илбэч. Живи один, а если не можешь - умирай один.
меня. Теперь поздно менять что-либо. Ты илбэч. Ни один человек не подаст
тебе напиться, но все же ты будешь жить и строить.
мест, потому что там не было правды. А для чего умножать ложь? Старик, ты
знаешь, что сколько бы я ни сделал земель, ван и жадные одонты отнимут их.
Ты сам строил лишь мокрые оройхоны, но на них страшно! Почему я должен
делать это?
будет счастье. Мой брат снимет проклятие, ведь ты последний илбэч.
врагов, - старик протянул Шоорану старый кинжал с костяной накладкой,
подаренной дюженником Мунагом. - Я не могу дать воды, но я дам оружие.
сам. Погаси огонь, и вода тебе не понадобится, - уулгуй вытянул гибкую
руку. В руке был зажат старый кинжал с костяной накладкой, подаренной
Мунагом.
собственный нож, который он не снимал с пояса. Тусклый свет змеился на
неровностях лезвия, смертельной брызгой чернело повисшее на острие жало
зогга.
один нож. И никто не дает воды...
перетекло голубое ожерелье, и каждая бусина превратилась в прохладную
каплю.
продолжается привидевшийся в бреду спор. И лишь потом понял, что голоса,
настоящие, человеческие, от которых он так давно отвык, звучат на самом
деле. Один - резкий, визгливый, не разберешь чей; второй поглуше, явно
мужской.
вообще, весь этот оройхон мой, а твой - первый.
заревел, мгновенно налившись яростью: - Ты что мои плоды жрешь! А ну
положи обратно!
выглянул в одно из отверстий под потолком. Через них удавалось рассмотреть
немногое, но два человека, чьи голоса слышал Шооран, оказались прямо под
оконцем. Несомненно, это были изгои. Изношенное рванье вместо одежды,
мешки набитые чавгой, незрелой хлебной травой, раздавленными плодами
туйвана - всем, что попалось им во время путешествия по незаселенным
оройхонам. Новое добро было уже некуда складывать, но остановиться эти
двое не могли и продолжали ссориться, вырывая друг у друга богатства,
изобильно растущие и просто валяющиеся вокруг. К тому времени, когда
Шооран увидел гостей, ссора переросла в драку. Пользуясь правом сильного,
один из изгоев немедленно объявлял своей собственностью все, что только
встречалось им на пути, а под конец, окончательно ополоумев, принялся
отнимать у товарища то, что тот успел запихнуть в свой мешок. Теперь в
криках дерущихся можно было различить только одно слово: "мое!",
повторяемое на все лады. Высокий изгой, вцепившись в чужой мешок, рвал его
из рук противника, владелец тянул сокровище к себе, орал и лягался. Сила,
разумеется, одержала верх, мелкий изгой отлетел в сторону, а победитель,
взвалив на спину два мешка, удовлетворенно промолвил:
Дико было видеть драку из-за мешка испорченной, подавленной и
перепачканной жратвы среди невероятного изобилия, расстилающегося вокруг.
Два человека не смогли бы не только съесть, но но и попросту убрать все,
что росло на оройхоне, но все же продолжали спор из-за мешка. Тщедушный
вновь метнулся вперед, рука его, секунду назад пустая, неожиданно выросла
на длину ножа. Острая кость вошла высокому в левый бок. Высокий изгой
пошатнулся, мешки сползли со спины и шмякнулись на землю. Тщедушный,
ударив, быстро отдернул руку и теперь, пятясь, тихо подвывал, словно это
его ударили только что. Большой изгой слепо шагнул вперед и сграбастал
длинными лапами противника. Мелкий взвизгнул, затем его затылок с мокрым
треском впечатался в камень, и стало тихо. Высокий сидел, привалившись к
валуну, о который раздробил голову врага. На лице изгоя застыло чувство
удовлетворения сделанным. Лишняя дырка на драном жанче была незаметна, и
кровь снаружи не выступила, так что казалось, будто человек просто
отдыхает после трудной, но нужной работы.
Он сразу понял, что маленькому уже ничем не поможешь, а вот высокий был
жив. Шооран подбежал, начал стаскивать вонючий жанч. Изгой открыл глаза.
Большущая рука сжалась в кулак.
Сильно он тебя?
это вдруг? Жили вместе, бедовали, последней чавгой делились - и вот... И
ведь что обидно: зря это. Все равно отнимут. Скоро здесь весь оройхон
будет, а потом и цэрэги. Отнимут... Нарвай прибежала, говорит: "Там
оройхон видно". Никто не поверил - она же дурочка, ума Ёроол-Гуй не дал.
Так она убежала, а на другой день приходит и приносит хлеб, туйван... И
нет, чтобы тихонько показать, раззвонила на весь оройхон и дальше побежала
хвастать. Одно слово - дура, никакого соображения. Ведь приведет цэрэгов,
можно и на костях не загадывать...
временем стащил с него жанч, под которым ничего не было, промыл рану водой
из фляги. Что делать дальше, он не знал.
слова сквозь бульканье в груди. - У Каннача ножик злой, мимо не бьет. Я-то
знаю... мы с ним друзья были... Мы и сейчас... он меня подождет... вместе
к Ёроол-Гую отправимся... - умирающий поднял голову и неожиданно громко,
чистым голосом спросил: - Где торбы?
действительно безумная Нарвай разнесла повсюду весть о новых землях, то с
часу на час следует ожидать нашествия поселенцев. Как это будет выглядеть,
Шооран понял по первым двум гостям. И вообще, ежели илбэч хочет жить, ему
не следует слишком долго оставаться на новых оройхонах. Не так важно, в
конце концов, замучают ли его жадные цэрэги, требующие новых земель,
стопчет ли в припадке умиления благодарная толпа, или он неузнанный будет
зарезан во время дележа земли.
силы. Он начал собираться. Взял праздничный, ни разу не надеванный
стариков наряд, который давно стал ему впору, пару ароматических губок,
немного еды, самые необходимые инструменты. Уложил все в котомку. Часть
припасов стащил в потайную камеру на "дороге тукки", рассчитывая, что если
придется вернуться, нищим он не будет. Сам оделся для путешествия по
мокрому и вооружился гарпуном. Гарпун и башмаки с иглами были разрешены
для охотников. Кольчугу Шооран надел под просторный, специально для того
сшитый жанч, и убедился, что хотя доспех по-прежнему велик, но уже не
болтается словно на палке, а по длине так и просто в пору. Запрещенный
нож, с которым Шооран был не в силах расстаться, он спрятал на груди
вместе с маминым ожерельем и картой, на которой за последние полгода
появились три новых оройхона.
Прозоров Александр
Маркелов Олег
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Пехов Алексей