Чтение 22–й страницы книги ~Путь меча~

Лоулезец остановился в недоумении, оглядываясь по сторонам. Наконец
он обнаружил в окне мое лицо и попытался улыбнуться. Улыбка вышла
сконфуженной, что было совсем непохоже на шумного и самоуверенного
Беловолосого.

- Привет, Чэн... Я все понял. Конечно, я передам эмиру. Только...

- Что - только?!

- Только, может, тебе лучше пока тут посидеть? Опасно сейчас в
городе... Да и рука у тебя... А эмиру я сообщу, ты не беспокойся!..

И Фальгрим быстро пошел прочь, странно ссутулившись, словно под
тяжестью своего эспадона.

Я не поверил. Я решил, что мир перевернулся. Фальгрим Беловолосый,
мой друг и постоянный соперник, но в первую очередь все-таки - друг, друг,
друг... ну не мог он сказать такое!

Не мог.

Но сказал.

И откуда от узнал о моей руке?

Или он совсем не то имел в виду?

Хотя с рукой-то как раз просто: небось, Друдл уже раззвонил по всему
Кабиру о свихнувшемся Чэне и его железной руке...

Впрочем, Фальгрим обещал-таки сообщить обо мне эмиру, и эта мысль
немного успокоила меня.

Как оказалось, напрасно - ни в этот, ни на следующий день за мной
никто не пришел.

Теперь мне казалось, что весь Кабир, все друзья, а, возможно, и Тот,
кто ждет меня в раю, - против меня. Я стоял у окна, с тоской глядя на
недосягаемую улицу...

И увидел Чин.

Чин!

Черный Лебедь Хакаса... и, похоже, она знала, где меня искать.

Знала...

И ответ на мой вопрос был написан на ее лице - грустном, но твердом.

Вот так мы стояли друг напротив друга, разделенные решеткой, а потом
я отвернулся, чтоб не видеть уходящую Чин.

Поговорили... улетай, лебедь.

Вот тогда-то я и напился по-настоящему. И бил рукой в стену, и срывал
с себя проклятое железо, и плакал, как ребенок, и уснул, и видел
кошмары...

...Похоже, я все-таки снова уснул, прямо за столом - потому что
проснулся от крика. Я не сразу сообразил, что происходит, я думал, что это
- очередной кошмар, к которым я уже начал понемногу привыкать.

Нет, это был не сон, и с улицы доносился яростный звон оружия - не
так, не так оно должно звенеть! - и крик.

Женский крик.

Чин!.. они добрались до нее!

Кажется, я закричал - нет, я завизжал так, что перекрыл шум и звон
оружия.

- Коблан! Кто-нибудь! На помощь! Выпустите меня, подонки! Там... там
убивают Чин! Коблан! Да где же вы все!..

И никто мне не ответил.

Я бросился к двери - и неожиданно она распахнулась, ударив меня, и на
пороге возник Друдл с идиотской улыбкой до ушей.

Проклятый шут ухмылялся в дверях, загораживая мне путь наружу - туда,
где в темноте ночного Кабира захлебывалась криком Чин Черный Лебедь!

В одно мгновение вся моя ненависть, вся боль последнего времени, вся
тщета бесплодных попыток обрести утраченную цельность - все то, что до
краев переполняло Чэна Анкора Безрукого, выгорело без остатка, как примеси
в чистой стали новорожденного клинка, неотвратимо устремившегося к цели.

И цель эта была - шут Друдл Муздрый!

Я кинулся на Друдла, стремясь врезаться в него всем телом и выбить в
коридор, как пробку из бутылки, но странным образом промахнулся и больно
ударился плечом о косяк. Дверь захлопнулась, лязгнул внутренний засов, и
шут радостно заплясал вокруг меня, хлопая в ладоши.

Полы его шутовского халата уже были предусмотрительно заправлены за
кушак, откуда выглядывали рукояти тупого граненого кинжала-дзюттэ и
ятагана для подростков.

- Как у Чэна-дурака заболят сейчас бока! - завопил он, возбужденно
скалясь. - Заболят сейчас бока от чужого кулака!..

Здоровой левой рукой я попытался дотянуться до засова, но Друдл
подпрыгнул, как-то по-крабьи выбрасывая ногу, и острая боль пронзила мой
локоть. Вслепую, наугад я отмахнулся правой - и железная перчатка ударила
в стену над головой присевшего Друдла, выбивая куски штукатурки. Твердый и
костлявый кулак шута чувствительно ткнулся мне под ребра, я попятился,
неловко подворачивая ногу, падая на пол...

И увидел над собой холодный блеск маленького ятагана в руке шута
Друдла.

Ах, напрасно он обнажил клинок, этот мудрый и проницательный шут,
этот расчетливый боец, предусмотревший все или почти все!.. напрасно,
напрасно, потому что тело мое само вспомнило прежние навыки, потому что
оно ничего не забывало, мое послушное тело, и пальцы левой руки машинально
сомкнулись в кольцо, поднося к губам невидимую чашу с горьким и хмельным
вином Беседы!

...Пол, твердый, как утоптанная множеством ног турнирная площадка,
моя последняя площадка, и - блеск чужого клинка надо мной... Значит, я
опять достоин удара меча?! Удара без снисхождения и жалости?!

Значит, у меня опять есть имя?!

Через секунду ятаган Друдла рубил смеющийся воздух, который звался
Чэном Анкором.

О, он был умелым со-Беседником, он был очень умелым со-Беседником,
мой злой гений, мой шут Друдл, и ятаган его был оригинален и остроумен,
задавая неожиданные вопросы и требуя мгновенных ответов - только все это
не имело сейчас никакого значения.

Абсолютно никакого.

- Чэн! - послышалось за окном, или не за окном, но посторонние звуки
обтекали меня, не затрагивая сути, не отвлекая, а я все купался в брызгах
стального водопада... Хмель ударил мне в голову, наследственный хмель
Анкоров Вэйских, и спокойная уверенность заполнила меня до краев, как
живая рука заполняет собой латную перчатку, согревая своим теплом мертвый
металл.

И когда ладонь моя наконец нащупала то, что было единственно
необходимым для нее - я завизжал страшно и радостно, и вместе со мной
завизжал Единорог, вонзаясь в дверной косяк и намертво прибивая к нему
восьмиугольную тюбетейку шута.

Непривычное и неприятное ощущение, крадучись, пробежало по самым
задворкам моего сознания и юркнуло в щель между неплотно пригнанными
досками забора, отгораживающего "Я" от "Не-Я". Я лишь успел заметить некую
раздвоенность, как если бы не одна моя воля вела руку в выпаде; как если
бы...

А потом я увидел глаза Друдла.

Слезы стояли в них, и там, за блестящей завесой, животный страх
смешался с человеческой радостью.

Совсем рядом с глазами шута моя рука сжимала рукоять меча.

Правая рука.

Железная.

Моя.

- Получилось, - одними губами выдохнул шут. - А я, дурак...

И сполз на пол, теряя сознание.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. МЕЧ И ЕГО ЧЕЛОВЕК

...Закаленный булатный меч,

Сотворенный для ратных сеч -

Он в крови не утрачивал злости,