выскочил из Осевого измерения. Выскочил живьем! А это уже половина дела!
кресле к центральной стойке, вытащил мнемограммы. Но прежде, чем включить
про-, зрачность, обшарил взглядом стены капсулы. Что-то ему не
понравилось, что-то навевало непонятные и страшные ассоциации. Но он не
мог сообразить, какие именно и почему. На стенах подсыхала какая-то слизь,
подсыхала и пропадала прямо на глазах. Иван силился вспомнить, что-то, но
ничего не вспоминалось. Лишь всплыла в памяти последняя объемная
фотография жены. Всплыла и пропала. Он тряхнул головой - всегда после
этого проклятого Осевого, после этой чертовой Столбовой дороженьки в
голове оставалось что-то тягостное, неприятное! Он смахнул с коленей
несколько длинных, непонятно как оказавшихся здесь волосков. И опять
что-то невнятное промелькнуло в мозгу. Но он отогнал видение. Сейчас было
не до переживаний и копаний в душе. Надо было определяться.
был тяжелый, плотный обруч. Иван понимал, что единственное спасение это
сон, глубокий, крепкий, исцеляющий сон. И все же он, перед тем как
провалиться в забытье, успел включить полный обзор. Стены капсулы пропали.
Высветились редкие звезды. Иван, пересиливая навалившуюся дрему, вгляделся
в звездное черное небо. Не было нужды сопоставлять его с тем, что на
мнемограммах. Капсула вынырнула из Осевого измерения именно там, где ей и
надлежало вынырнуть.
оно не меняет своей сущности, оставаясь столько же холодным и мертвым, как
и в шаровых скоплсниях, в ядрах галактик. И неважно, что вокруг-обманчивый
блеск миллиардов мигающих звезд или же черная пустота с редкими, будто
случайно просыпанными на черную скатерть беленькими крохотными крупинками.
Неважно! Пространство одинаково убийственно повсюду. Оно несет смерть
всему живому, оно враг самой Жизни. Но есть места в этом безликом и
бесконечно протяженном поле смерти, где плотность враждебности достигает
предела. И в таких местах Пространство прорывается под натиском
сконцентрированного Зла и образует невидимые исполинские воронки, в
просторечии именуемые коллапсарами или "черными дырами". Зло истекает
через эти воронки в иные измерения и иные пространства. Но навстречу ему
движется поток еще более страшного Зла, чуждого, необъяснимого, ибо
воронки раскрыты в обе стороны, ибо Всеобщее Движение Добра и Зла
всопаправлено и неостановимо, оно не желает укладываться даже в самые
емкие теории, создаваемые существами, пытающимися постичь его. Существам
этим положен предел. Движение же и Пространство-беспредельны. Их можно
описывать тысячами, миллионами формул, миллиардами теорий... и все равно
описанное будет составлять бесконечно малую часть Существующего. Живущим
среди формул и книг кажется, что они постигли все или почти все, что они
вот-вот до самого донышка познают Мир. Но они и не представляют, что
ползают среди Бесконечной Ночи жалкими светлячками, ничего и никого не
освещая вокруг, неся свой свет только на себе и в себе. Ночь же существует
помимо них. Она не замечает ползающих в Ней, ибо в сравнении даже с
капелькой Ее тьмы весь сон этих самонадеянных букашек просто ничто.
Незамеченными рождены они в Ночи этой, незамеченными будут и поглощены Ею.
Но пока они живут - они есть! Радиоастрономические локаторы капсулы
засекли "черную дыру" всего лишь в полумиллионе километров от точки
выхода, Иван не ожидал обнаружить здесь столь опасную соседку. Он не
рассчитывал перебираться и Чужое Пространство. С него и так хватало
передряг! Но мозг уже связал наличие здесь воронки и присутствие
негуманоидов.
иметь дело. Да, сюда надо было приходить на суперкрейсере последней
модели, на боевом корабле, а не на этой дырявой лоханке, которая
развалится при подходе к коллапсару!
один в поле воин! Даже если он практически безоружен и гол, все равно!
Была бы воля, была бы вера!
переговорник, этот крохотный черный шарик на присосочке, сунул его в рот,
прикрепил к небу, попробовал языком-шарик держался прочно, не мешал,
наверняка он пригодится. Яйцо-превращатель лежало в кармане. Но он еще раз
провел рукой по нему, проверил. Потом расстегнул молнии и до отказа набил
внутренни пояс, облегавший талию, медикаментами, стимуляторами и прочей
необходимой мелочью, туда же заложил несколько шестичасовых кислородных
баллончиков-мало ли что, на всякий случай.
был на редкость легким, почти безболезненным в сравнении с предыдущими - в
те разы ему иногда приходилось неделями выкарабкываться из коматозного
состояния, а сейчас он был свеж на третьи сутки. И главное, память его
была чиста после Осевого. Может, в нем ничего такого не было, а может, она
и без того пресытилась, не вмещала в себя тягостного.
напуственные слова почти позабылись, в груди поселился огонь. Он не
вмещался в сердце, он рвался наружу. Иван с трудом его сдерживал. Нет, и
Добро должно быть вооруженным! Он проникся этой мыслью как-то сразу,
неожиданно. И она заполнила его и заполнила доверху, она рвалась из него
вместе с неистовым огнем наружу. Но она и удивляла своей нереальной
чистотой, прозрачностью-она была неестественно точной, всеобъемлющей. И
это пугало Ивана несмотря на его одержимость, казалось бы, предельно
простой и справедливой идеей. Идеей мщения Злу! Он твердил себе с
беспощадной уверенностью, с гипнотической страстью: Добро должно быть
сильным! Оно должно иметь крепкую грудь, мощные ноги, сильные руки,
сокрушающие кулаки, холодную голову! Оно должно быть могучим,
всепроникающим, необоримым, неудержимым, действенным, напористым, если
надо, и наглым, жестоким, глухим к мольбам олицетворений Зла, оно должно
быть смелым, беспощадным... Он чуть было не сказал: "злым"! Но вовремя
остановился, задумался. Это было временное замешательство. Иван тут же
оправился, сейчас он не в том положении, когда надо предаваться
философствованию, сейчас надо действовать!
стойку у кресла. Побрел к шкафчику за десантным спаренным пулеметом. Он
еще и представить толком не мог, с кем собирается сражаться. Но он
готовился к этому сражению. Он был готов постоять за себя! Перед глазами
мельками тенями какие-то трехглазые рожи, чешуйчатые руки и ноги, корявые
когтистые лапы - все то, что запомнилось во время мнемоскопии. Он гнал
навязчивые видения прочь. Но на душе было неспокойно. Одно дело на Земле
планировать, предаваться горячечным грезам, и совсем другое-здесь, на краю
Неведомого. Ведь он даже не знал, с чего начнет, куда направится и что
вообще он должен предпринять.
разбирать мешок Сержа Синицки. Чего там только не было! Судя по всему,
Серж еще со времен работы в Отряде отличался незаурядным скопидомством-то,
что парни обычно бросали на перевалочной базе сразу же после Поиска, он
тщательнейшим образом сортировал, раскладывал по пакетикам, коробочкам,
баночкам... ведь не могло же быть так, что он успел за несколько минут все
так рассортировать и уложить! Поначалу Иван разбирал все по порядку:
гипноусилители мембранные - в одну сторону, нейтрализаторы - в другую,
усыпители одноразовые - третью, антигравнтаторы миниатюрные быстрого
действия - в четвертую... Но ему это надо ело, и он, расстегнув скрытые
карманы на икрах, бедрах, предплечьях, груди напихал в них всякой
Серегиной всячины, не запоминая даже, где что лежит. Потом ему пришлось
стаскивать с себя комбинезон со всем содержимым и натягивать на тело
бронепластиковую кольчугу, снова облачаться в комбинезон, накладывать
предохранительные гибкие пластины, зашивать гигроиглой швы, разрезы
молний... Закончив и с этим делом, Иван попрыгал-все было прилажено и
подогнано на совесть, не тряслось, не дергалось, не мешало. Но он
почувствовал себя тяжелее - самое меньшее на полпуда.
привески, выкатил тяжеленный свинцовый ящик, сохранявшийся на Эрте, видно,
с незапамятных времен, долго возился с замком, но достал-таки массивный,
почти неподъемный плазменный резак, авось и он пригодится.
эта была непростой и нудной. Иван не любил ее, да куда денешься! Надо было
полностью себя подготовить к встрече с чужаками. Он знал точно, что эта
встреча состоится. И еще он знал, что скорее всего ему не придется
предпринимать каких-то особых мер для ее осуществления. Непонятным чутьем
он чуял, чужаки заявятся сами, как в тот раз!
экипирован почти полностью. Титанонластиковая шестимиллиметровая ткань
облегала его тело, покрывая собой кольчугу, комбинезон, пластины и все
прочее. Голову полностью закрыл округлый твердый шлем с секторной
прозрачностью. Такой шлем мог выдержать вес динозавра и не смяться, его не
брал плазменный резак, не говоря уже о лучеметах, пулеметах и прочих
ручных трещотках.
врасплох. Он знал, что если и удастся чужакам подкрасться на две-три
тысячи километров к капсуле, то и в этом случае у него будет минута, не
меньше. Как бы ни стара и изношена была капсула, но ее изготовили в
двадцать пятом веке от Рождества Христова, она была значительно