Чтение 22–й страницы книги ~Шкатулка рыцаря~

6. Отвечу каждому."

Надо написать.

"На албанском, идущем от евонного..."

Шурик чувствовал себя дураком.

Он ничего не понял в Лигуше. Он даже не смог его разговорить. Он не
задал ему ни одного вопроса. Чушь какая-то... Точно напишу во Владимир!..
"Вот сфабрикованное мною фру-фру. Закусывайте зеленой пяточкой морского
водоглаза..."

- Шурик!

Он обернулся.

Из окна знакомого дома махал рукой Леня Врач. Живой очереди во дворе
не было.

- Роальд звонил. Поговорить надо.

"Не верю ни в Христа, ни в Дьявола, ни в лидера ЛДПР! Хватит рабства!
Приму пожертвования, чтобы получить возможность обдумать: кто мы? откуда?
куда идем?"

- Знаешь, - признался Шурик, садясь на диванчик, который, по словам
Врача, видел немало интересного. - Я, кажется, впрямь его возненавижу.

- Лигушу? - обрадовался Врач.

- Его, скотину.

- Хочешь мяса, кончи зверя! - Врач таинственно оглянулся. - Сделай
его! Пусть лучше совесть мучит, чем терпеть такое.

И спросил, будто не желал упускать увлекательного зрелища:

- Когда?

- Хоть завтра, - желчно ответил Шурик. В памяти само всплыло:
"Пятнадцатого".

- С утра? - жадно спросил Врач.

- Откуда мне знать?..

- Серьезными делами лучше заниматься под вечер. К вечеру суждения
трезвей, да и день можно провести полнокровно. Хороший обед, беседа с
друзьями, неторопливая подготовка...

Он не спускал жадных темных глаз с Шурика. И в его глазах, как и в
глазах Лигуши, тоже что-то угадывалось, угадывалось...

Сумасшедший дом, безнадежно подумал Шурик.

- Анечка убивала Лигушу под вечер, - деловито перечислял Врач. - Под
КАМАЗ Лигуша попал под вечер. Костя-Пуза стрелял в Лигушу под вечер.
Лучшее время для исполнения затаенных желаний!

- А если Лигуша... снова вернется?..

- Общественность против, - быстро возразил Врач.

- Плевал Лигуша на общественность! - возразил и Шурик, с содроганием
вспоминая комнату, украшенную матовыми фонарями осиных гнезд. - Ты знаешь,
у него в комнате осиные гнезда!.. Ничего нет, одни осиные гнезда!..

- Да хоть термитники! - Врач удовлетворенно потер руки. - Тебя ведь
мучит не это...

И нагнулся над столом, сверху вниз в упор глядя на Шурика:

- Функция Лигуши - быть убитым.

- Кому это удалось? - возразил Шурик.

"Иван!"

Село Китат. 12 августа 1925 года.

...Крест с храма рвали всей толпой. Навязали веревок, первым
навалился председатель ленкоммуны Хватов, густо дыша сивухой, заухал, как
сыч. Ульян и Мишка Стрельниковы, особенно верные, всегда за народ, тоже
вцепились в лямку:

- Пошла!

Тихо подвывали бабы, толпясь в стороне, детишки испуганно цеплялись
за длинные юбки мамок. Несколько единоличников, не вошедших в коммуну,
Бога боящихся при любых властях, при советской особенно, прятались за
ближними заплотами. Отдельно от них Марк Шебутнов незаметно быстро
крестился. Он совсем было собрался в коммуну, даже выпивал с братьями
Стрельниковыми, однако снятие креста его испугало. Посмотреть надо,
бормотал он про себя. Это дело такое. Посмотреть, обождать, что выйдет?

Крест раскачали. Посыпались кирпичи. Один, ударившись в сухую,
прокаленную летним зноем землю, откатился далеко, под самый заплот, под
самые ноги Марка. Это указание мне, знак, испуганно подумал Шебутнов.
Что-то его впрямь томило. Не уханье членов ленкоммуны, даже не страх перед
всевышним, что-то еще - неверное, неопределимое, невнятное... Ох, не знаю,
подумал он... Ох, все как перед болезнью... И случайно заметил странный
блеск подкатившегося чуть не под ноги кирпича... Медный он, что ли?..

Кирпич?

Быстро оглянувшись, - толпа как раз отчаянно ахнула, глядя на
покосившийся крест, - Марк наклонился.

Не кирпич...

Вроде шкатулка...

Вроде старинная, медная...

Не медная даже - по тяжести больше бери...

От одной этой невысказанной мысли - а вдруг из золота? - сердце
зашлось. Ведь сколько за жизнь слышал о старинных кладах, замурованных то
в каменных стенах, то в какой башне. Почему такому не быть? Церковь в
Китате всегда стояла, поставили еще при деде Шебутнова, а это в кои-то
веки? Господь милостив. Он, Марк, случись ему найти клад, знал, как им
распорядиться, и храму какому бы свое выделил, если храмы все не снесут...
Он бы новую жизнь начал!

Незаметно упячиваясь за забор и вдоль него, незаметно и быстро
крестясь, прижимая к животу странно тяжелую находку, единоличник Марк
Шебутнов отступил в глухой переулок, забитый лебедой и коневником...
Может, псалтирь какая в шкатулке? Может, икона?.. А с весом как быть?..
Нет, все больше убеждался он, не может в такой шкатулке храниться утварь
какая, по весу не получается. А раз так... Он, Марк, теперь бумаги
выправит. Говорят, на восток надо уходить, там еще до зверств не дошли,
храмы божьи не трогают. Это сам Господь подсказывает. Выбрал вот его,
Марка... Шкатулку представил...

За деревьями, за заборами тяжко грянулся, подняв пыль, крест.
Открыто, не скрывая тоски, взвыли бабы, им ответили перепуганные детишки.

В глухом переулке пахло лебедой, коневником, вялой крапивой. Даже
бежать никуда не надо, подумал Марк, осторожно оглядываясь. Во весь
переулок всего одно окошко выходит - стайка Загуровых. Свинья, что ли,
будет за ним, за Марком, следить? Значит, здесь и надо исследовать. Ведь
если правда в шкатулке?..

Его даже в пот бросило.

Он сразу увидел полустершийся алый кружок на чуть выгнутой крышке.
Может, надавить пальцем? Никаких запоров не видно, замка нет, а сама
шкатулка тяжелая, такая тяжелая, будто и впрямь чем-то таким набита.

Марк с испугом подумал: а вдруг в ней то, чего и видеть простому
человеку не надо?

Жадно оглянувшись, он ткнул пальцем в полустершийся, но все еще алый
кружок.

И застыл, похолодев.

Он так и продолжал держать тяжелую шкатулку в руке, но что-то не то с
нею происходило: на глазах она стеклянела, становилась прозрачной, не
выдавая никакого содержания, испарялась, как кусок льда...

Марк Шебутнов потрясенно охнул.

Ох, его, смиренного бедняка, всегда беды ждут! Счастья не поймать.
Видно, Господь пытал, подбрасывая ту шкатулку. А может, бес дразнит?..

Не знал ответа.

Спешил, не чуя под собой ног, не оглядываясь, не желая ни видеть, ни
слышать толпы, стонов ее, слез и хохота.

Ох, не Божие дело! - вздыхал на бегу. Всем воздастся!..

6. "ЧТО ДЕЛАТЬ, ИВАН? ЧТО ДЕЛАТЬ?.."

15 июля 1993 года.

"Сто лет прошло, хочу проснуться."

Сто лет...

В послании спящей красавицы что-то было.

Проснуться, вдохнуть чистый смолистый воздух, услышать ровный шум
моря и леса, на крайний случай, негромкое журчание речной, текущей быстро
воды...

Но его сто лет еще не прошли.

В сумрачно-голубом небе не было ни облачка. Солнечные лучи,
прорываясь сквозь узкие щели рассохшейся крыши, аккуратно резали воздух,
раззолачивали невесомую пыль. В последний раз сено на этот сеновал
загружали, наверное, еще во времена Бондаря, о котором до вчерашнего дня
Шурик никогда и не слышал. Пересохшее тряпье, растерзанные временем книги,
неопределенные железяки, несомненно, подобранные на свалке. Остро пахло
пылью, прелыми вениками, далеко за городом погромыхивала сухая гроза, но в
целом Шурик устроился удобно: под ним потрескивал, как горящий порох,
иссохший, мумифицированный временем чекистский кожан, в котором, возможно,
ходил по Т. все тот же Бондарь.

Прильнув к узкой щели, Шурик не спускал глаз с запущенного двора
Ивана Лигуши.

Впрямь запущенный двор.

Все заросло лебедой и крапивой, о существовании собачьей будки можно
было догадываться по ржавой провисшей проволоке, с которой свисала
железная цепь. Не пересекали лебеду собачьи тропки, не сидели на заборах
коты. Даже суетливые воробьи осаждали лишь ту часть березы, что нависала
над улицей, - во двор ни один воробей не залетал.