Чтение 22–й страницы книги ~Отель "У Погибшего Альпиниста"~

сестрой..."

Я скушал эту тираду, не моргнув глазом. Надеюсь, лицо у меня было
достаточно каменное.

- Тут, на мое счастье, - продолжало чадо злорадно, - подплывает
Мозесиха и хищно тащит инспектора танцевать. Они пляшут, а я смотрю, и все
это похоже на портовый кабак в Гамбурге. Потом он хватает Мозесиху пониже
спины и волочет за портьеру, и это уже похоже на совсем другое заведение в
Гамбурге. А я смотрю на эту портьеру, и ужасно мне этого инспектора жалко,
потому что парень он, в общем, неплохой, просто пить не умеет, а старый
Мозес тоже уже хищно поглядывает на ту же портьеру. Тогда я встаю и
приглашаю Мозесиху на пляс, причем инспектор рад-радешенек - видно, что за
портьерой он протрезвел...

- Кто в это время был в зале? - сухо спросил я.

- Все были. Олафа не было, Кайсы не было, а Симонэ наяривал в
бильярд. С горя, что его инспектор отшил.

- Так, продолжайте, - сказал я.

- Ну, пляшу я с Мозесихой, она ко мне хищно прижимается - ей ведь все
равно кто, лишь бы не Мозес, - и тут у нее что-то лопается в туалете. Ах,
говорит она, пардон, у меня авария. Ну, мне плевать, она со своей аварией
уплывает в коридор, а на меня набегает Олаф...

- Постойте, когда это было?

- Ну, знаете! Часы мне были ни к чему.

- Значит, госпожа Мозес вышла в коридор?

- Ну, я не знаю, в коридор, или к себе пошла, или в пустой номер -
там рядом два пустых номера... Дальше рассказывать?

- Да.

- Пляшем мы с Олафом, он отсыпает мне разные комплименты - фигура,
мол, осанка, мол, походка... а потом говорит: пойдемте, говорит, я вам
что-то интересненькое покажу. А мне что? Пожалуйста, можно и пойти... Тем
более что в зале ничего интересненького я не вижу...

- А госпожу Мозес вы в зале видите в это время?

- Нет, она у себя в сухом доке, заделывает пробоины... Ну, выходим мы
в коридор... а дальше вам уже рассказано.

- И госпожу Мозес вы больше не видели?

И тут произошла заминка. Крошечная такая заминочка, но я ее уловил.

- Н-нет, - сказало чадо. - Откуда? Мне было не до того. Только и
оставалось - от тоски глушить водку.

Очень, очень мне мешали черные очки, и я твердо решил, что при втором
допросе я эти очки сниму. Хотя бы силой.

- Что вы делали днем на крыше? - спросил я резко.

- На какой еще крыше?

- На крыше отеля, - я ткнул пальцем в потолок. - И не врите, я вас
там видел.

- Идите-ка вы знаете куда? - ощетинилось чадо. - Что я вам - лунатик
какой-нибудь по крышам бегать?

- Значит, это были не вы, - примирительно сказал я. - Ну, хорошо.
Теперь насчет Хинкуса. Помните, такой маленький, вы его сначала спутали с
Олафом...

- Ну, помню, - сказало чадо.

- Когда вы его видели в последний раз?

- В последний?.. В последний раз это было, пожалуй, в коридоре, когда
мы с Олафом вышли из столовой.

Я так и подскочил.

- Когда? - спросил я.

Чадо встревожилось.

- А что такого? - спросило оно. - Ничего такого не было... Только это
мы выскочили из зала, смотрю - Хинкус сворачивает на лестницу...

Я судорожно соображал. Они выскочили из столовой не раньше девяти
часов, в девять они еще танцевали, их помнит дю Барнстокр. Но в восемь
сорок три у Хинкуса раздавили часы, и, значит, в девять он уже лежал
связанный под столом...

- Вы уверены, что это был Хинкус?

Чадо пожало плечами.

- Мне показалось, что Хинкус... Правда, он сразу свернул налево, на
лестничную площадку... но все равно - Хинкус, кому же еще быть? С Кайсой
или с Мозесихой его не спутаешь... да и ни с кем другим. Маленький такой,
сутулый...

- Стоп! - сказал я. - Он был в шубе?

- Да... в этой своей дурацкой шубе до пят, и на ногах что-то белое...
А что такое? - Чадо перешло на шепот. - Это он убил, да? Хинкус?

- Нет-нет, - сказал я. Неужели Хинкус врал? Неужели это все-таки
инсценировка? Часы раздавили, переведя стрелки назад... а Хинкус сидел под
столом и хихикал, а потом ловко разыграл меня и сейчас хихикает у себя в
номере... а его сообщник хихикает где-то в другом месте. Я вскочил.

- Сидите здесь, - приказал я. - Не смейте выходить из номера. Имейте
в виду, я с вами еще не закончил.

Я пошел к выходу, потом вернулся и забрал со стола бутылку.

- Это я конфискую. Мне не нужны пьяные свидетели.

- А можно, я пойду к дяде? - спросило чадо дрожащим голосом.

Я поколебался, потом махнул рукой.

- Идите. Может быть, он сумеет убедить вас, что надо говорить правду.

Выскочив в коридор, я свернул к номеру Хинкуса, отпер дверь и
ворвался внутрь. Везде горел свет: в прихожей, в туалетной, в спальне. Сам
Хинкус, оскаленный, мокрый, сидел на корточках за кроватью. Посредине
комнаты валялся сломанный стул, и Хинкус сжимал в руках одну из ножек.

- Это вы? - сказал он хрипло и выпрямился.

- Да! - сказал я. Вид его и какое-то безумное выражение налитых
кровью глаз снова поколебали мое убеждение, что он врет и притворяется.
Нужно быть великим артистом, чтобы так играть свою роль. Но я все-таки
сказал свирепо: - Мне надоело слушать вранье, Хинкус! Вы мне соврали! Вы
сказали, что вас схватили в восемь сорок. Но вас видели в коридоре после
девяти! Вы будете мне говорить правду или нет?

На его лице промелькнула растерянность.

- Меня? После девяти?

- Да! Вы шли по коридору и свернули на лестничную площадку.

- Я? - Он вдруг судорожно хихикнул. - Я шел по коридору? - Он снова
хихикнул, и еще раз, и еще, и вдруг весь затрясся от визгливого
истерического хохота. - Я?.. Меня?.. Вот то-то и оно, инспектор! Вот то-то
и оно! - проговорил он, захлебываясь. - Меня видели в коридоре... и я тоже
видел меня... И я схватил меня... и я связал меня... и я замуровал меня в
стену! Я - меня... Понимаете, инспектор? Я - меня!

Спустившись в холл, я мрачно сказал хозяину:

- Там Хинкус совсем свихнулся. Есть у вас какое-нибудь успокаивающее
посильнее?

- У меня все есть, - ответил хозяин, нисколько не удивившись.

- Инъекцию сделать сумеете?

- Я все умею.

- Вот и займитесь, - сказал я, протягивая ему ключ.

Голова у меня гудела. Было без пяти четыре. Я устал, осатанел и,
главное, не испытывал никакого охотничьего азарта. Я слишком отчетливо
понимал, что это дело мне не по плечу. Ни малейшего просвета, даже
наоборот - чем дальше, тем хуже. Может быть, в отеле кто-то прячется,
похожий на Хинкуса? Может быть, у Хинкуса действительно есть двойник -
опасный гангстер, маньяк и садист? Это кое-что объяснило бы... убийство,
страх Хинкуса, его истерику... Но зато тогда пришлось бы решить вопрос,
как он сюда попал, где и как ему удается прятаться. У нас же здесь
все-таки не Лувр и не Зимний дворец - у нас здесь "маленький уютный отель
на двенадцать номеров; гарантируется полная приватность и совершенно
домашний уют"... Ладно, займусь-ка я Мозесами.

Старик Мозес не пустил меня к себе в номер. Он вышел на стук в
огромном восточном халате, с неизменной кружкой в руке и буквально выпер
меня в коридор своим толстым брюхом.

- Вы намерены беседовать здесь? - устало спросил я.

- Да, намерен, - с вызовом ответил он, густо дохнув мне в лицо
сложной и непонятной смесью запахов, - именно здесь. Полицейскому нечего
делать в доме Мозеса.

- Тогда лучше пойдемте в контору, - предложил я.

- Н-ну... В контору... - Он отхлебнул из кружки. - В контору - еще
куда ни шло. Хотя я не вижу, о чем нам с вами разговаривать. Уж не
подозреваете ли вы меня в убийстве - меня, Мозеса?

- Нет, - сказал я. - Упаси бог. Но ваши показания могут оказать
неоценимую помощь следствию.

- Следствию! - Он презрительно фыркнул и снова отхлебнул из кружки. -
Ну ладно, пойдемте... - Пока мы шли, он брюзжал: - Часы не могли найти,
обыкновенные украденные часы, а туда же - убийство, следствие...

В конторе я усадил его в кресло, а сам сел за стол.

- Значит, ваши часы так и не нашлись? - спросил я.

Он негодующе воззрился на меня.

- А вы что, господин полицейский, надеялись, что они сами собой
как-нибудь обнаружатся?

- Была у меня такая надежда, - признался я. - Но раз не обнаружились,
ничего не поделаешь.

- Мне не нравится наша полиция, - заявил Мозес, пристально глядя на
меня. - Мне не нравиться этот отель. Какие-то убийства, какие-то обвалы...
собаки, воры, шум среди ночи... Кого это вы поселили в моей комнате? Я же