весь неживой мир встал на дыбы. А он лежал тихий, обыкновенный, и, как
всегда, это его не касалось. - Жилин снова прислушался. - Я, Юрик, человек
не трусливый, спокойный, но тогда мне было страшно. Я вдруг подумал: "Так
вот ты какой был, наш маленький скучный Толик. Ты тихо и незаметно, сам не
подозревая ни о чем, держал на плечах равновесие Мира. Умер и равновесие
рухнуло, и Мир встал дыбом". Если бы мне тогда прокричали на ухо, что
Земля сорвалась с орбиты и ринулась на Солнце, я бы только кивнул головой.
И еще я тогда подумал... - Жилин помолчал. - Я подумал: почему он был
таким скучным и таким маленьким? Ведь он был очень скучным человеком, Юра.
Очень. Если бы эта буря случилась у него на глазах, он наверняка бы
закричал: "Ах! Тапочки! Тапочки мои сохнут на крыльце!" И побежал бы
спасать тапочки. Но почему, как он стал таким?
какими мы становимся, нас делают люди. Вот в чем дело. А мы... Как часто
мы не платим этот должок... Почти никогда. А ведь нет ничего важнее этого.
Это главное. Сейчас это главное. Раньше главным было дать человеку свободу
стать тем, чем ему хочется быть. А теперь главное - показать человеку,
каким надо стать для того, чтобы быть по-человечески счастливым. Вот это
сейчас главное, - Жилин посмотрел на Юру и вдруг спросил: - Правда?
ему. Как-то не трогало. Безнадежным казалось это дело. Или скучным...
остановились.
прислушивался. Юра вдруг ощутил, как пол тихонько дрогнул под ногами, и в
ту же секунду пронзительно завыла сирена. Он вскочил и кинулся к двери.
Жилин поймал его за плечо.
аварийному расписанию, бежал быстро, но все же сдерживался, чтобы не
пуститься во всю прыть. Стажеру надлежит быть "спокойну, выдержану и
всегда готову", однако когда по кораблю несется тоскливый угрожающий вой,
когда корабль судорожно вздрагивает, словно раненый, у которого копаются в
ране неумелыми пальцами, когда плохо понимаешь, что ты должен делать, и
совсем не понимаешь, что происходит... В конце коридора вспыхнули красные
лампы. Юра не выдержал и кинулся со всех ног.
вдоль стен темнели стеклянные шторы боксов с вакуум-скафандрами. Надо было
поднять все шторы, проверить комплектность скафандров, давление в
баллонах, энергопитание, перевести крепление каждого скафандра в аварийное
положение и сделать что-то еще... Потом надо было надеть свой скафандр и с
откинутым колпаком ждать дальнейших распоряжений.
хотя сильно дрожали пальцы и он ощущал напряжение во всем теле, сильное и
неприятное, похожее на затянувшуюся судорогу. Сирена замолчала, наступила
зловещая тишина. Юра покончил с последним скафандром и огляделся. В боксах
под поднятыми шторами горел сильный голубой свет, блестели огромные с
раскинутыми рукавами скафандры, похожие на уродливые безголовые статуи.
Юра вытащил свой скафандр и влез в него. Костюм был великоват, в нем было
жестко и неудобно, совсем не так, как в костюме сварщика, удобном, гибком,
уютном. А в этом сразу стало жарко. Юра включил потоуловитель, потом,
тяжело переставляя толстые ноги, лязгая металлом о металл, подошел к
двери.
красные аварийные сигналы. Юра прислонился спиной к одному косяку двери и
уперся в противоположный. Он перегородил дверь, и теперь войти в отсек
можно было, только сбив его с ног. (Было странно читать это место в
инструкции, где предписывалось о_х_р_а_н_я_т_ь вакуум-отсек во время
тревоги. От кого охранять? Зачем?) Войти в отсек во время тревоги имел
право только тот человек - член экипажа или пассажир, - о котором капитан
лично распоряжался: "Пропустить." Для этого в косяке вмонтирован радиофон,
постоянно работающий на волне капитанского радиофона. Юра посмотрел на
радиофон и вспомнил, что он еще не сделал. Он торопливо ткнул коленчатым
пальцем в кнопку вызова.
равнодушный.
"Хорошо". "Дерево", - подумал он и скорчил рожу, высунув язык. Корабль
тряхнуло, и он чуть не прикусил язык. Он стыдливо огляделся, а затем ему в
голову пришла мысль: что, если всезнающий и всепредусматривающий Быков
нарочно тряхнул корабль, чтобы прищемить язык обнаглевшему стажеру. Можно
было легко представить себе, как Быков делает это. "Наверное, жизнь у него
была нелегкая, - подумал Юра. - Наверное, жизнь терла его и перемалывала,
пока не содрала с него шелуху всяких эмоций, которые в общем-то не нужны,
но без которых человек уже не человек, а дерево. Жилин как-то сказал, что
с годами человек меняется только в одном - становится терпимее. К Быкову
это, вероятно, не относится..."
происходит. На метеоритную атаку не похоже, на какое-нибудь там
столкновение - тем более. Миша Ушаков сказал, что опасность в космосе -
словно удар шпаги, от нее либо умирают сразу же, либо вообще не умирают...
Это заявил Мишка Ушаков, который в космосе был только на практике по
строительной сварке и который даже о космосе судит в терминах мушкетерских
романов.
красные огни. Юра все пытался вспомнить, что это ему напоминает, и никак
не мог, но было какое-то неприятное воспоминание, это он знал твердо. Хоть
бы пришел кто, подумал он. Спросить бы, что случилось, чего надо ждать...
Он посмотрел на кнопку вызова. Взять и обратиться прямо в Быкову: "Товарищ
капитан, прошу объяснить задачу..." Потом Юра вдруг представил себе,
сколько стажеров стояло здесь, потных от волнения, уперев ногу в косяк;
страшно переживали, пытались понять, что происходит, и все прикидывали:
"Успею надвинуть колпак или не успею?" Это были славные ребята, с которыми
можно отлично сыграть в бок-ап-штаг или почесать язык насчет смысла жизни.
Теперь они все уже опытные и умудренные, теперь они все в рубках, и их
корабли носятся в пространстве... и тоже иногда трясутся и вздрагивают...
От этих мыслей ни с того ни с сего представилось вдруг залитое потом и
кровью лицо Быкова, которое с чисто человеческим понятным отчаянием следит
остановившимися глазами за чем-то, что учесть не удалось и что
приближается теперь совершенно неотвратимо...
Под низким потолком залязгало, загремело. Юра, торопливо царапая башмаками
по металлическому полу, перевернулся на живот, поднялся и бросился в
двери. Он стал в прежнюю позу и изо всех сил растопырился между косяками.
страшно. Юра весь напрягся, стараясь унять дрожь. Хоть бы пришел
кто-нибудь, хоть бы понять, что к чему, хоть бы Быков приказал
что-нибудь... Мама будет горевать ужасно - как ей скажут? Кто найдется
такой, чтобы это сказать? Она ведь умереть может, она ведь недавно
оперировалась, у нее сердце ну никуда не годится, ей нельзя этого
говорить... Юра закусил губу и крепко сжал зубы. Стало больно, но дрожь не
проходила. Ну что это, в самом деле... Нет, надо немедленно сходить и
посмотреть. Сунуть голову в рубку, небрежно бросить: "Ну, долго еще?" - и
уйти... А вдруг их всех поубивало? Юра с ужасом посмотрел в коридор,
ожидая, что вот-вот из-за поворота выползет Жилин, посмотрит потухшими
глазами и уронит голову на закоченевшие руки...
неуверенных шагов по коридору. По трясущемуся полу, мимо красных огней, к
лифту, навстречу тому, кто ползет... Он остановился и вернулся в двери.
"Поспокойнее, - сказал он и откашлялся, чтобы не хрипело в горле. -
Воображение любит пошутить, но шутит оно зло и нечестно. Не свой друг -
воображение". Он снова прочно растопырился в дверях. Так вот оно каково,
подумал он вдруг. Так вот оно каково - ждать и всегда быть готовым в
шлепанцах и полосатых носочках, с прошлогодней газеткой, чтобы никто не
заметил и не подумал... Ничего не знать наверняка и быть всегда готовым...
себе "Тахмасиб", километровое сооружение из титановых сплавов, похожее на
гигантский бокал. Сейчас вдоль всего тела корабля, от грузового трюма до
кромки отражателя, волной проходят судороги вибрации. То усиливаются, то
спадают... Тут не надо быть сверхчутким, чтобы разобраться, что к чему.
Если бы так завибрировал, скажем, окситановый датчик, все было бы ясно -
надо отрегулировать компрессор или хотя бы сменить гаситель... Юра
отчетливо ощутил, как корабль заваливается на бок - это стало заметно по
давлению на ступню. "Тахмасиб" разворачивался сначала плавно, а потом
начались рывки. От каждого рывка тряслась голова и все, что в голове...
Что же это, думал Юра, упираясь изо всех сил в косяки. Что же у них там,
а?.. И тут в страшной глухой тишине раздались шаги. Неторопливые,
уверенные, незнакомые шаги, а может быть, Юра просто не узнавал их. Он
смотрел вдоль коридора, а шаги все приближались, и вот из-за поворота
появился Жилин в рабочем комбинезоне, с плоским ящиком тестера на груди.
Лицо у него было серьезное и как будто недовольное, на глаза падал светлый
чуб. Жилин подошел вплотную и, похлопав Юру по коленке, сказал негромко:
Володихин Дмитрий
Конан-Дойль Артур
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Бажанов Олег
Шилова Юлия