Чтение 22–й страницы книги ~Хищные вещи века~

просыпаться... Начинают... Тогда не просыпаться...

Оскар не нравился мне все больше и больше. Мне не нравилось, что он
слушает бред римайера. Мне не нравилось, что он оказался здесь раньше
меня. И еще мне не нравилась ссадина на подбородке Римайера, совсем
свежая. Рыжая морда, подумал я, глядя на Оскара, как же от тебя
избавиться?

- Надо вызвать врача, - сказал я. - Почему вы не вызвали врача,
Оскар? По-моему, это делириум тременс...

Я сейчас же пожалел о сказанном. От Римайера, к моему немалому
изумлению, совсем не пахло спиртным, и Оскар, очевидно, хорошо знал это.
Он ухмыльнулся и спросил:

- Делириум тременс? Вы уверены?

- Нужно немедленно вызвать врача, - повторил я. - И сиделок.

Я опустил руку на телефонную трубку. Он моментально подскочил ко мне
и положил ладонь на мою руку.

- Зачем же вы? - сказал он. - Давайте лучше я вызову врача. Вы тут
человек новый, а я знаю отличного врача.

- Ну какой там у вас врач... - возразил я, глядя на ссадину у него на
костяшках пальцев. Эта ссадина тоже была свежая.

- Отличный врач. Как раз специалист по белой горячке.

- Вот видите, - сказал я. - А может быть, у Римайера и нет никакой
белой горячки.

Римайер вдруг сказал:

- Так я велел... Альзо шпрахт римайер... Наедине с миром...

Мы оглянулись на него. Он говорил высокомерно, но глаза его были
закрыты, а лицо в складках дряблой серой кожи казалось жалким. Сволочь,
подумал я про Оскара, имеет наглость торчать здесь. У меня вдруг мелькнула
дикая мысль, показавшаяся мне в тот момент очень удачной: свалить Оскара
толчком в солнечное сплетение, связать и заставить немедленно выложить
все, что он знает. Знает он, вероятно, много. А может быть, и все. Он
смотрел на меня, и в его бледных глазах были страх и ненависть.

- Хорошо, - сказал я. - Пусть врача вызовет портье.

Он убрал руку, и я позвонил портье. В ожидании врача я сидел возле
Римайера, а Оскар ходил из угла в угол, перешагивая через лужу спиртного.
Я следил за ним краем глаза. Он вдруг нагнулся и поднял что-то с пола.
Что-то маленькое и пестрое.

- Что это там? - спросил я равнодушно.

Он поколебался немного, а затем бросил мне на колени плоскую
коробочку с пестрой этикеткой.

- А, - сказал я и поглядел на Оскара. - "Девон".

- "Девон", - отозвался он. - Странно, что здесь, а не в ванной,
правда?

Черт, подумал я. Пожалуй, я был слишком зелен, чтобы драться с ним в
открытую. Я еще слишком мало знал.

- Ничего странного, - сказал я наобум. - Вы ведь, кажется,
распространяете этот репеллент. Наверное, это образец, который вывалился у
вас из кармана.

- У меня из кармана? - Он страшно удивился. - А, вы имеете в виду,
что я... Но я уже давно выполнил все поручения и теперь просто отдыхаю. -
Он помолчал. - Однако, если вы интересуетесь, я мог бы помочь.

- Это очень интересно, - сказал я. - Я посоветуюсь...

Тут, к сожалению, дверь распахнулась, и появился врач в сопровождении
двух сестер.

Врач оказался человеком решительным. Он жестом убрал меня с кушетки и
отбросил портьеру, которой был накрыт Римайер. Римайер лежал совершенно
голый.

- Ну конечно... - сказал врач. - Опять... - Он поднял Римайеру веки,
оттянул ему нижнюю губу, пощупал пульс. - Сестра, кордеин... И вызовите
горничных, пусть вылижут эту конюшню до блеска... - Он выпрямился и
посмотрел на нас. - Родственники?

- Да, - сказал я. Оскар промолчал.

- Вы нашли его уже без сознания?

- Он лежал и бредил, - сказал Оскар.

- Это вы перенесли его сюда?

Оскар помедлил.

- Я только укрыл его портьерой, - сказал он. - Когда я пришел, он
лежал, как сейчас. Я боялся, что он простудится.

Врач некоторое время смотрел на него, потом сказал:

- Впрочем, это безразлично. Вы можете идти. Оба. С ним останется
сиделка. Вечером можете позвонить. Всего хорошего.

- А что с ним, доктор? - спросил я.

Врач пожал плечами.

- Ничего особенного. Переутомление, нервное истощение... Кроме того,
он по-видимому, слишком много курит. Завтра он станет транспортабельным, и
тогда увезите его домой. У нас ему оставаться вредно. У нас слишком
весело. До свидания.

Мы вышли в коридор.

- Пойдемте выпьем, - предложил я.

- Вы забыли, что я не пью, - заметил Оскар.

- Жаль. Вся эта история меня так расстроила, что хочется выпить.
Римайер всегда был таким здоровяком...

- Ну, в последнее время он сильно сдал, - сказал Оскар осторожно.

- Да, я с трудом узнал его, когда вчера увидел...

- Я тоже, - сказал Оскар. Он не верил ни одному моему слову. Я ему
тоже.

- Где вы остановились? - спросил я.

- Здесь же, - сказал Оскар. - Этажом ниже, восемьсот семнадцатый
номер.

- Жаль, что вы не пьете. Мы бы могли посидеть у вас и хорошо
поговорить.

- Да, это было бы неплохо. Но, к сожалению, я очень спешу. - Он
помолчал. - Знаете что, дайте мне ваш адрес, завтра утром я вернусь и
зайду к вам. Около десяти - вас устроит? Или вы позвоните мне...

- Отчего же... - сказал я и дал ему свой адрес. - Честно говоря, меня
очень интересует "Девон".

- Я думаю, мы сумеем договориться, - сказал Оскар. - До завтра.

Он сбежал по лестнице. Он действительно, по-видимому, спешил. А я
спустился в лифте и дал телеграмму Марии: "Брату очень плохо чувствую себя
одиноким бодрюсь Иван". Я и в самом деле чувствовал себя одиноким. Римайер
снова вышел из игры - по крайней мере на сутки. Единственный намек,
который он мне дал, это совет насчет рыбарей. Ничего определенного у меня
не было. Были рыбари, которые обитают где-то в Старом Метро; был "Девон",
который, возможно, каким-то боком касался моего дела, но с тем же успехом
мог не иметь к нему никакого отношения; был Оскар, явно связанный с
"Девоном" и с Римайером, фигура достаточно неприятная и зловещая, но,
несомненно, лишь одна из множества неприятных и зловещих фигур на местных
безоблачных горизонтах; был еще какой-то Буба, снабдивший "Девоном"
пористый нос... В конце концов я здесь всего сутки, подумал я. Время есть.
И на Римайера в конце концов можно еще рассчитывать, и Пека, может быть,
удастся найти... Я вдруг вспомнил вчерашнюю ночь и дал телеграмму
Зигмунду: "Концерт самодеятельности двадцать восьмого подробности не знаю
Иван". Потом я подозвал портье и спросил, как быстрее пройти к Старому
Метро.

- Приходили бы вечером, сейчас слишком рано.

- А мне хочется сейчас.

- Приспичило, значит... А вы, может, адресом ошиблись?

- Да нет, не ошибся.

- И вот именно сейчас вам и надо?

- Именно сейчас. И не позже.

Он поцокал языком и дернул себе нижнюю губу. Он был коренастый,
плотный, с круглой, гладко выбритой головой. Говорил он, едва шевеля
языком, и утомленно заводил глаза под верхние веки. По-моему, он не
выспался. Его приятель, сидевший за барьером в кресле, по-видимому, тоже
не выспался. Но он вообще не говорил ни слова и даже не смотрел в мою
сторону. Помещение было мрачное, затхлое, с отставшими от стен
покоробившимися панелями. С потолка свисала тусклая от пыли лампочка без
абажура на грязном шнуре.

- Почему бы вам все-таки не прийти попозже? - промямлил
круглоголовый. - Когда все приходят...

- Так уж мне захотелось, - скромно сказал я.

- Захотелось... - Он пошарил на столе. - У меня вот и бланка не
осталось... Эль, у тебя есть бланки?

Эль молча нагнулся и вытянул откуда-то из-под барьера мятый лист
бумаги. Круглоголовый сказал, зевая:

- Приходите ни свет ни заря... Народу никого нет, девчонок тоже...
Спят еще... Веселья никакого... - Он протянул мне бланк. - Заполните и
подпишите, - сказал он. - Мы с Элем подпишемся за свидетелей. Деньги
сдайте... Не беспокойтесь, у нас честно. Документы у вас есть
какие-нибудь?

- Никаких.

- И то хорошо.

Я просмотрел бланк. "Настоящим я, нижеподписавшийся (пропуск), в
присутствии свидетелей (большой пропуск) убедительно прошу подвергнуть
меня приемным испытаниям на соискание звания члена общества ДОЦ. Подпись
соискателя. Подписи свидетелей".