нако ж, он надеется доставить ему свидание.
рас поглядывал на каждого из них. Что-то, казалось, сильно потрясло его:
на грубом и равнодушном лице его вспыхнуло какое-то сокрушительное пламя
надежды - надежды той, которая посещает иногда человека в последнем гра-
дусе отчаяния; старое сердце его начало сильно биться, как будто у юно-
ши.
ное. - Вы вс° на свете можете сделать, выкопаете хоть из дна морского; и
пословица давно уже говорит, что жид самого себя украдет, когда только
захочет украсть. Освободите мне моего Остапа! Дайте случай убежать ему
от дьявольских рук. Вот я этому человеку обещал двенадцать тысяч червон-
ных, - я прибавляю еще двенадцать. Все, какие у меня есть, дорогие кубки
и закопанное в земле золото, хату и последнюю одежду продам и заключу с
вами контракт на всю жизнь, с тем чтобы все, что ни добуду на войне, де-
лить с вами пополам.
- может быть, бог даст.
слух, ничего не мог отгадать; он слышал только часто произносимое слово
"Мардохай", и больше ничего.
веком, какого еще никогда не было на свете. У-у! то такой мудрый, как
Соломон; и когда он ничего не сделает, то уж никто на свете не сделает.
Сиди тут; вот ключ, и не впускай никого!
довский проспект. Три жида остановились посредине улицы и стали говорить
довольно азартно; к ним присоединился скоро четвертый, наконец, и пятый.
Он слышал опять повторяемое: "Мардохай, Мардохай". Жиды беспрестанно
посматривали в одну сторону улицы; наконец в конце ее из-за одного дрян-
ного дома показалась нога в жидовском башмаке и замелькали фалды полу-
кафтанья. "А, Мардохай, Мардохай!" - закричали все жиды в один голос.
Тощий жид, несколько короче Янкеля, но гораздо более покрытый морщинами,
с преогромною верхнею губою, приблизился к нетерпеливой толпе, и все жи-
ды наперерыв спешили рассказать ему, причем Мардохай несколько раз пог-
лядывал на маленькое окошечко, и Тарас догадывался, что речь шла о нем.
Мардохай размахивал руками, слушал, перебивал речь, часто плевал на сто-
рону и, подымая фалды полукафтанья, засовывал в карман руку и вынимал
какие-то побрякушки, причем показывал прескверные свои панталоны. Нако-
нец все жиды подняли такой крик, что жид, стоявший на стороже, должен
был дать знак к молчанию, и Тарас уже начал опасаться за свою безопас-
ность, но, вспомнивши, что жиды не могут иначе рассуждать, как на улице,
и что их языка сам демон не поймет, он успокоился.
зился к Тарасу, потрепал его по плечу и сказал: "Когда мы да бог захочем
сделать, то уже будет так, как нужно".
лучил некоторую надежду. Действительно, вид его мог внушить некоторое
доверие: верхняя губа у него была просто страшилище; толщина ее, без
сомнения, увеличилась от посторонних причин. В бороде у этого Соломона
было только пятнадцать волосков, и то на левой стороне. На лице у Соло-
мона было столько знаков побоев, полученных за удальство, что он, без
сомнения, давно потерял счет им и привык их считать за родимые пятна.
рости. Бульба остался один. Он был в странном, небывалом положении: он
чувствовал в первый раз в жизни беспокойство. Душа его была в лихорадоч-
ном состоянии. Он не был тот прежний, непреклонный, неколебимый, крепкий
как дуб; он был малодушен; он был теперь слаб. Он вздрагивал при каждом
шорохе, при каждой новой жидовской фигуре, показывавшейся в конце улицы.
В таком состоянии пробыл он, наконец, весь день; не ел, не пил, и глаза
его не отрывались ни на час от небольшого окошка на улицу. Наконец уже
ввечеру поздно показался Мардохай и Янкель. Сердце Тараса замерло.
что у Мардохая уже не было последнего локона, который хотя довольно не-
опрятно, но все же вился кольцами из-под яломка его. Заметно было, что
он хотел что-то сказать, но наговорил такую дрянь, что Тарас ничего не
понял. Да и сам Янкель прикладывал очень часто руку во рту, как будто бы
страдал простудою.
гу, не можно! Такой нехороший народ, что ему надо на самую голову напле-
вать. Вот и Мардохай скажет. Мардохай делал такое, какого еще не делал
ни один человек на свете; но бог не захотел, чтобы так было. Три тысячи
войска стоят, и завтра их всех будут казнить.
солнце не всходило. Часовые соглашаются, и один левентарь обещался.
Только пусть им не будет на том свете счастья! Ой, вей мир! Что это за
корыстный народ! И между нами таких нет: пятьдесят червонцев я дал каж-
дому, а левентарю...
дость возвратилась в его душу.
приехавшим из немецкой земли, для чего платье уже успел припасти дально-
видный жид. Была уже ночь. Хозяин дома, известный рыжий жид с веснушка-
ми, вытащил тощий тюфяк, накрытый какою-то рогожею, и разостлал его на
лавке для Бульбы. Янкель лег на полу на таком же тюфяке. Рыжий жид выпил
небольшую чарочку какой-то настойки, скинул полукафтанье и, сделавшись в
своих чулках и башмаках несколько похожим на цыпленка, отправился с сво-
ею жидовкой во что-то похожее на шкаф. Двое жиденков, как две домашние
собачки, легли на полу возле шкафа. Но Тарас не спал; он сидел неподви-
жен и слегка барабанил пальцами по столу; он держал во рту люльку и пус-
кал дым, от которого жид спросонья чихал и заворачивал в одеяло свой
нос. Едва небо успело тронуться бледным предвестием зари, он уже толкнул
ногою Янкеля.
ную шапочку, - и никто бы из самых близких к нему козаков не мог узнать
его. По виду ему казалось не более тридцати пяти лет. Здоровый румянец
играл на его щеках, и самые рубцы придавали ему что-то повелительное.
Одежда, убранная золотом, очень шла к нему.
городе с коробкою в руках. Бульба и Янкель пришли к строению, имевшему
вид сидящей цапли. Оно было низкое, широкое, огромное, почерневшее, и с
одной стороны его выкидывалась, как шея аиста, длинная узкая башня, на
верху которой торчал кусок крыши. Это строение отправляло множество раз-
ных должностей: тут были и казармы, и тюрьмы, и даже уголовный суд. Наши
путники вошли в ворота и очутились среди пространной залы, или крытого
двора. Около тысячи человек спали вместе. Прямо шла низенькая дверь, пе-
ред которой сидевшие двое часовых играли в какую-то игру, состоявшую в
том, что один другого бил двумя пальцами по ладони. Они мало обратили
внимания на пришедших и поворотили головы только тогда, когда Янкель
сказал:
гую подставляя своему товарищу для принятия от него ударов.
кую же залу с маленькими окошками вверху.
количество гайдуков в полном вооружении. - Нам никого не велено пускать.
толстяк, который по всем приметам казался начальником, потому что ругал-
ся сильнее всех.
те! Да саблей чтобы никто не скидал и не собачился на полу...
ким.
конец подошли к тому месту, где коридор уже оканчивался.
нет Яна: вместо его стоит другой, - отвечал часовой.
усами в три яруса. Верхний ярус усов шел назад, другой прямо вперед,
третий вниз, что делало его очень похожим на кота.