власти хозяина. Еще черта: он решительно никого не любил; но самым
сильным, натуральным врагом его была, бесспорно, старушка княжна... Но
эта история еще впереди. Самолюбивая Катя всеми средствами старалась по-
бедить нелюбезность Фальстафа; ей было неприятно, что есть хоть одно жи-
вотное в доме, единственное, которое не признает ее авторитета, ее силы,
не склоняется перед нею, не любит ее. И вот княжна порешила атаковать
Фальстафа сама. Ей хотелось над всеми повелевать и властвовать; как же
мог Фальстаф избежать своей участи? Но непреклонный бульдог не сдавался.
расположился среди комнаты и лениво наслаждался своим послеобеденным
кейфом. В эту самую минуту княжне вздумалось завоевать его в свою
власть. И вот она бросила свою игру и на цыпочках, лаская и приголубли-
вая Фальстафа самыми нежными именами, приветливо маня его рукой, начала
осторожно приближаться к нему. Но Фальстаф еще издали оскалил свои
страшные зубы; княжна остановилась. Все намерение ее состояло в том,
чтоб, подойдя к Фальстафу, погладить его, чего он решительно не позволял
никому, кроме княгини, у которой был фаворитом, и заставить его идти за
собой: подвиг трудный, сопряженный с серьезной опасностью, потому что
Фальстаф никак не затруднился бы отгрызть у ней руку или растерзать ее,
если б нашел это нужным. Он был силен как медведь, и я с беспокойством,
со страхом следила издали за проделками Кати. Но ее нелегко было переу-
бедить с первого раза, и даже зубы Фальстафа, которые он пренеучтиво по-
казывал, были решительно недостаточным к тому средством. Убедясь, что
подойти нельзя с первого раза, княжна в недоумении обошла кругом своего
неприятеля. Фальстаф не двинулся с места. Катя сделала второй круг, зна-
чительно уменьшив его поперечник, потом третий, но когда дошла до того
места, которое казалось Фальстафу заветной чертой, он снова оскалил зу-
бы. Княжна топнула ножкой, отошла в досаде и раздумье и уселась на ди-
ван.
воротилась с запасом кренделей, пирожков, - одним словом, переменила
оружие. Но Фальстаф был хладнокровен, потому, вероятно, что был слишком
сыт. Он даже и не взглянул на кусок кренделя, который ему бросили; когда
же княжна снова очутилась у заветной черты, которую Фальстаф считал сво-
ей границей, последовала оппозиция, в этот раз позначительнее первой.
Фальстаф поднял голову, оскалил зубы, слегка заворчал и сделал легкое
движение, как будто собирался рвануться с места. Княжна покраснела от
гнева, бросила пирожки и снова уселась на место.
краснели как зарево, а в глазах даже выступили слезы досады. Случись же,
что она взглянула на меня, - вся кровь бросилась ей в голову. Она реши-
тельно вскочила с места и самою твердою поступью пошла прямо к страшной
собаке.
сильно. Он пустил врага за черту и только уже в двух шагах приветствовал
безрассудную Катю самым зловещим рычанием. Катя остановилась было на ми-
нуту, но только на минуту, и решительно ступила вперед. Я обомлела от
испуга. Княжна была воодушевлена, как я еще никогда ее не видала; глаза
ее блистали победой, торжеством. С нее можно было рисовать чудную кар-
тинку. Она смело вынесла грозный взгляд взбешенного бульдога и не дрог-
нула перед его страшной пастью; он привстал. Из мохнатой груди его раз-
далось ужасное рыкание; еще минута, и он бы растерзал ее. Но княжна гор-
до положила на него свою маленькую ручку и три раза с торжеством погла-
дила его по спине. Мгновение бульдог был в нерешимости. Это мгновение
было самое ужасное; но вдруг он тяжело поднялся с места, потянулся и,
вероятно взяв в соображение, что с детьми не стоило связываться, преспо-
койно вышел из комнаты. Княжна с торжеством стала на завоеванном месте и
бросила на меня неизъяснимый взгляд, взгляд пресыщенный, упоенный побе-
дою. Но я была бледна как платок; она заметила и улыбнулась. Однако
смертная бледность уже покрывала и ее щеки. Она едва могла дойти до ди-
вана и упала на него чуть не в обмороке.
терпела за нее столько страха, я уже не могла владеть собою. Я изнывала
в тоске, тысячу раз готова была броситься к ней на шею, но страх прико-
вывал меня, без движения, на месте. Помню, я старалась убегать ее, чтоб
она не видала моего волнения, но когда она нечаянно входила в ту комна-
ту, в которую я спрячусь, я вздрагивала и сердце начинало стучать так,
что голова кружилась. Мне кажется, моя проказница это заметила и дня два
была сама в каком-то смущении. Но скоро она привыкла и к этому порядку
вещей. Так прошел целый месяц, который я весь прострадала втихомолку.
Чувства мои обладают какою-то необъяснимою растяжимостью, если можно так
выразиться; моя натура терпелива до последней степени, так что взрыв,
внезапное проявление чувств бывает только уж в крайности. Нужно знать,
что во все это время мы сказали с Катей не более пяти слов; но я ма-
ло-помалу заметила, по некоторым неуловимым признакам,что все это проис-
ходило в ней не от забвения, не от равнодушия ко мне, а от какого-то на-
меренного уклонения, как будто она дала себе слово держать меня в из-
вестных пределах. Но я уже не спала по ночам, а днем не могла скрыть
своего смущения даже от мадам Леотар. Любовь моя к Кате доходила даже до
странностей. Один раз я украдкою взяла у ней платок, в другой раз лен-
точку, которую она вплетала в волосы, и по целым ночам целовала их, об-
ливаясь слезами. Сначала меня мучило до обиды равнодушие Кати; но теперь
все во мне помутилось,и я сама не могла дать себе отчета в своих ощуще-
ниях. Таким образом, новые впечатления мало-помалу вытесняли старые, и
воспоминания о моем грустном прошедшем потеряли свою болезненную силу и
сменились во мне новой жизнью.
подходила к княжне. Я заглядывалась по целым часам на спящую Катю при
слабом свете ночной нашей лампы; иногда садилась к ней на кровать, наги-
балась к лицу ее, и на меня веяло ее горячим дыханием. Тихонько, дрожа
от страха, целовала я ее ручки, плечики, волосы, ножку, если ножка выг-
лядывала из-под одеяла. Мало-помалу я заметила, - так как я уже не спус-
кала с нее глаз целый месяц, - что Катя становится со дня на день задум-
чивее; характер ее стал терять свою ровность: иногда целый день не слы-
шишь ее шума, другой раз подымается такой гам, какого еще никогда не бы-
ло. Она стала раздражительна, взыскательна, краснела и сердилась очень
часто и даже со мной доходила до маленьких жестокостей: то вдруг не за-
хочет обедать возле меня, близко сидеть от меня, как будто чувствует ко
мне отвращение; то вдруг уходит к матери и сидит там по целым дням, мо-
жет быть зная, что я иссыхаю без нее с тоски; то вдруг начнет смотреть
на меня по целым часам, так что я не знаю, куда деваться от убийственно-
го смущения, краснею, бледнею, а между тем не смею выйти из комнаты. Два
раза уже Катя жаловалась на лихорадку, тогда как прежде не помнили за
ней никакой болезни. Наконец вдруг в одно утро последовало особое распо-
ряжение: по непременному желанию княжны, она переселилась вниз, к ма-
меньке, которая чуть не умерла от страха, когда Катя пожаловалась на ли-
хорадку. Нужно сказать, что княгиня была очень недовольна мною и всю пе-
ремену в Кате, которую и она замечала, приписывала мне и влиянию моего
угрюмого характера, как она выражалась, на характер своей дочери. Она
уже давно разлучила бы нас, но откладывала до времени, зная, что придет-
ся выдержать серьезный спор с князем, который хотя и уступал ей во всем,
но иногда становился неуступчив и упрям до непоколебимости. Она же пони-
мала князя вполне.
болезненном напряжении духа. Я мучилась тоскою, ломая голову над причи-
нами отвращения Кати во мне. Грусть разрывала мою душу, и чувство спра-
ведливости и негодования начало восставать в моем оскорбленном сердце.
Какая-то гордость вдруг родилась во мне, и когда мы сходились с Катей в
тот час, когда нас уводили гулять, я смотрела на нее так независимо, так
серьезно, так непохоже на прежнее, что это даже поразило ее. Конечно,
такие перемены происходили во мне только порывами, и потом сердце опять
начинало болеть сильнее и сильнее, и я становилась еще слабее, еще мало-
душнее, чем прежде. Наконец в одно утро, к величайшему моему недоумению
и радостному смущению, княжна воротилась наверх. Сначала она с безумным
смехом бросилась на шею к мадам Леотар и объявила, что опять к нам пере-
езжает, потом кивнула и мне головой, выпросила позволение ничему не
учиться в это утро и все утро прорезвилась и пробегала. Я никогда не ви-
дала ее живее и радостнее. Но к вечеру она сделалась тиха, задумчива и
снова какая-то грусть отенила ее прелестное личико. Когда княгиня пришла
вечером посмотреть на нее, я видела, что Катя делает неестественные уси-
лия казаться веселою. Но, вслед за уходом матери, оставшись одна, она
вдруг ударилась в слезы. Я была поражена. Княжна заметила мое внимание и
вышла. Одним словом, в ней приготовлялся какой-то неожиданный кризис.
Княгиня советовалась с докторами, каждый день призывала к себе мадам Ле-
отар для самых мелких расспросов о Кате; велено было наблюдать за каждым
движением ее. Одна только я предчувствовала истину, и сильно забилось
мое сердце надеждою.
после возвращения Кати к нам наверх я заметила, что она все утро глядит
на меня такими чудными глазками, такими долгими взглядами... Несколько
раз я встречала эти взгляды, и каждый раз мы обе краснели и потуплялись,
как будто стыдились друг друга. Наконец княжна засмеялась и пошла от ме-
Лукин Евгений
Херберт Фрэнк
Посняков Андрей
Белов Вольф
Роллинс Джеймс
Панов Вадим