него искоса -- и снова написала "Драйер", крупными буквами.
Прищурилась и стала тщательно, крепко вымарывать. Кончик
карандаша хрустнул и сломался. Она кинула ему книжку и встала.
смотрела, смотрела, словно внушала ему что-то. И вдруг в
нестерпимой тишине хлопнула входная дверь, и грянул ликующий
голос Тома.
странно исказилось.
так бодро поздоровался с Францем. Франц сразу ошалел от ужаса.
звонил?
улыбнуться, но ничего не вышло. -- Ну-с, мне пора,-- поспешно и
хрипло закричал Франц.
оказался на улице.
это не совсем так. Скажи мне, в чем дело? -- Скучное дело, моя
душа. Человек убит. -- Опять шутки, шутки...-- застонала Марта.
-- К сожалению, нет,--тихо сказал Драйер.--Мы, видишь ли, на
всем ходу бухнулись в трамвай. Номер семьдесят третий. Я только
потерял шляпу, да здорово стукнулся обо что-то. В таких случаях
хуже всего приходится шоферу. Отвезли в больницу, был еще жив,
там умер. Лучше не проси подробностей.
потупясь, ел холодного цыпленка. Марта, с бледным лоснящимся
лицом, с мельчайшими капельками пота над губой, где чернели
тонкие волоски, глядела, прижав пальцы к вискам, на белую,
белую, нестерпимо белую скатерть.
синещеким мадьяром (или евреем, или баском) о том, можно ли
хирургическим путем (то есть выливая на него ведра крови!) так
обработать хвост тюленя, чтобы тюлень мог ходить стоймя, Драйер
резко проснулся и с отчаянной поспешностью, словно имел дело с
адской машиной, остановил разошедшийся будильник. Постель
Марты, охочей до холодка раннего часа, была уже пуста. Он
привстал и почувствовал боль в плече: электрический звонок из
вчерашнего дня в нынешний. По коридору, в голос плача,
прошумела сердобольная Фрида. Он осмотрел, вздыхая, большущее
фиолетовое пятно на толстой плечевине.
дышит и похрустывает, делая модную гимнастику. Потом закурил
сигару, улыбнулся от 'боли, надевая пальто, и вышел.
Драйер подумал, что хорошо бы хоть теперь, путем прямого
вопроса, разрешить тайну, занимавшую его так давно.
Драйер подошел.-- А ведь в деревне -- отец и четыре сестрички.
Шарахнуло, стало быть, на гололедице,--вот и капут.
клетку,-- все.
чувством.-- И помер. У него от гаража ключ, должно быть,
остался. Заперто.
заметили...-- дело в том, что я сильно подозреваю...
того, чтобы спросить "он пьет?", надобно было спросить "он
пил?". Благодаря этой перестановке времени получалась какая-то
логическая неловкость. Труп не может быть пьяницей; а что было
раньше -- много ли, мало ли пролилось того-сего в
несуществующую теперь глотку,-- нет, это перестало быть
забавным...
можно тут поскользнуться. Вы бы ее песком посыпали...
Икар продам без ремонта. Ну его... Марта не хочет новой машины.
Права, пожалуй. Надо переждать".
причине. Как-то странно, подозрительно выходит, если не
пользуешься собственной машиной, отправляясь (три-четыре раза в
неделю, ровно к семи часам вечера) на урок ритмических
поклонений и всплескиваиий ("Флора, прими эти розы..." или: "О,
Солнце..."). А не могла она пользоваться ею потому, что от
шофера до анонимного письмеца один только шаг. Нужно, значит,
обратиться к другим,-- и самым разнообразным,-- способам
передвижения, вплоть до подземной железной дороги, привозившей
очень удобно из любой части города (а окружной путь был
необходим,-- хотя пешком можно было дойти в четверть часа) на
ту улицу, которая выходила на площадь, где по вторникам и
пятницам продавалась рыба, шерстяные носки, всякая всячина.
Драйер, кстати сказать, никогда в подземных вагонах не ездил,
утверждая, что там всегда попахивает сыром. Вообще,-- если
соблюсти вот эти небольшие, но скучнейшие предосторожности, он
вряд ли мог догадаться, что она не четыре раза в неделю, а
только раз,-- да и то не всегда,--склоняется, рассыпая
невидимые цветы, босоногая, в тунике, среди семи-восьми таких
же плавных, полуголых, богатых дам,
мелькнули коммерсант Драйер (владелец магазина "Дэнди") и его
почему-то безымянный -- и, значит, уже навеки безымянный --
шофер, в тот день Марта пришла немного раньше обыкновенного.
Франц еще не возвращался со службы. Она села на сизую кушетку,
принявшую ее с недовольным кряком, и стала ждать. Лицо у нее
было нынче особенно бледное, с едва подкрашенными губами; она
надела закрытое платье, бежевое, с пуговками. Когда, знакомыми
шагами простучав по коридору, вошел Франц (с той резкой
бесцеремонностью, с которой мы входим в собственную, заведомо
пустую, комнату), она не улыбнулась. Увидев ее, Франц радостно
ахнул и, не снимая шляпы, принялся кропить Марту мелкими
поцелуями.
странное выражение, которое он надеялся сегодня не увидеть.
с шеи разноцветное кашне.-- В магазине узнал. Меня даже
расспрашивали, как и что. Я, по правде сказать, вчера немного
испугался, когда он так мрачно вошел. Ужас. -- Что ужас, Франц?
тяжелая артиллерия -- металл, удар металла... взрывается
готова. Я такие вещи так ясно себе представляю. Прямо тошнит.
и, стараясь не замечать, что сегодня все как-то по-новому, что
она поглощена какими-то чуждыми мыслями, тихо спросил:
условное иносказание. Но Марта как будто и не расслышала.
удерживая,-- я ведь вчера предчувствовала... Подумай, он чудом
выскочил...
заскулило; он отвернулся и хотел засвистеть, но звука не
получилось,-- и он так и остался с мрачно выпяченными губами.
давался,-- но вдруг ее острый, бриллиантовый взгляд полоснул
его, и он весь как-то осел, как оседает с жалобным писком
детский воздушный шар. Слезы обиды затуманили очки. Он прижался
щекой к ее плечу.
вчера вечером... Нет, я не могу так. Уже вчера я почувствовал,
что ты меня как-то не по-настоящему, не всецело... Я не могу...
Ты так его ждала, так волновалась! И вот теперь -- продолжаешь
об этом. Ах, это очень тяжело...
что,-- протянула она, усмехнувшись.-- Вот оно что... Прелестно!
строго, и затем медленно, с полуоткрытым ртом, словно хотела
мягко укусить, приблизилась к его лицу, завладела его губами.
ты...-- повторила она, кивая и усмехаясь в нос.-- Я хочу, чтобы
ты понял, какой ты глупый... Постой же...
Конан-Дойль Артур
Никитин Юрий
Ильин Андрей
Роллинс Джеймс
Свержин Владимир
Шилова Юлия