столько раз, сколько оказалось бы нужным, и только когда над ней
окончательно опустился бы занавес, я бы позволил себе позвать на
помощь. И когда, минут через двадцать, те два человека с другого
берега, равномерно увеличиваясь, приблизились бы в гребной лодке
с одним свеже-покрашенным боком, бедная г-жа Гумберт, жертва
мышечной судороги или сердечного приступа, или и того и другого
вместе, уже стояла бы на голове в чернильном иле, саженей на
пять под смеющейся гладью Очково-змеиного Озера.
было абсолютно невозможно заставить себя это совершить!
тюлень, и вся логика страсти кричала мне в уши: "Не жди!" А я,
судари мои, не мог и не мог! Молча, я повернул к берегу, и
степенно, добросовестно она повернула тоже, и охрипший от крика
дьявол все еще повторял свой совет, и все еще я не мог заставить
себя утопить это несчастное, скользкое, большетелое создание.
Крик становился все глуше по мере того, как я осознавал
печальную истину, что ни завтра, ни в пятницу, и ни в какой
другой день или ночь не удастся мне себя заставить ее убить. 0,
я мог вообразить, что ужасными шлепками нарушаю симметрию
Валечкиных грудей, или что как-нибудь иначе причиняю ей боль, -
и так же ясно мог увидеть себя всаживающим пулю в брюхо ее
любовника, так чтобы он охнул и сел. Но Шарлотту убить я не мог
- особенно когда, в общем, положение не было, может быть, столь
безнадежным, как оно казалось на первый вздрог в то ужасное
утро. Поймай я ее за сильную отбивающуюся ногу, увидь я ее
изумленный взгляд, услышь я ее страшный голос, пройди я всетаки
через это испытание, ее призрак преследовал бы меня всю жизнь.
Быть может, если бы мы жили в 1447-ом году, а не в 1947-ом, я
обманул бы свою кроткую природу, подсыпав ей классического яду
из полого агата на перстне, напоив ее роковым сладким зельем. Но
в нашу буржуазную эру, когда все суют нос в чужие дела, это не
сошло бы мне так, как сходило в обитых парчой глухих чертогах
прошлого. В наши дни убийца должен быть химиком. Нет, нет, я не
был ни тем ни другим. Господа присяжные, милостивые государи и
столь же милостивые государыни! Большинство обвиняемых в
проступках против нравственности, которые тоскливо жаждут хоть
каких-нибудь трепетных, сладко-стонущих, физических, но не
непременно соитием ограниченных отношений с девочкой-подростком
- это все безвредные, никчемные, пассивные, робкие чужаки, лишь
одного просящие у общества, а именно: чтобы оно им позволило
следовать совершенно в общем невинным, аберративным, как
говорится, склонностям и предаваться частным образом маленьким,
приятно жгучим и неприятно влажным актам полового извращения без
того, чтобы полиция или соседи грубо набрасывались на них. Мы не
половые изверги! Мы не насилуем, как это делают бравые солдаты.
Мы несчастные, смирные, хорошо воспитанные люди с собачьими
глазами, которые достаточно приспособились, чтобы сдерживать
свои порывы в присутствии взрослых, но готовы отдать много,
много лет жизни за одну возможность прикоснуться к нимфетке.
Подчеркиваю - мы ни в каком смысле не человекоубийцы. Поэты не
убивают. 0, моя бедная Шарлотта, не смотри на меня с ненавистью
из твоего вечного рая посреди вечной алхимической смеси
асфальта, резины, металла и камня - но, слава Богу, не воды, не
воды!
И теперь раскрывается суть моей притчи об идеальном убийстве.
солнцем. Она оглянулась кругом, освободила бридочки и легла
ничком, дабы дать лучам полакомиться ее спиной. Сказала, что
любит меня. Глубоко вздохнула, протянула руку к лежащему рядом
халату и нащупала в его кармане пачку папирос. Перешла в сидячее
положение, закурила. Изучила свое правое плечо. Наградила меня,
открыв дымный рот, основательным поцелуем. Вдруг позади нас
из-под кустов покатились по песчаному скату два-три камушка.
придерживая на груди объемистый черный лифчик и поворачиваясь
опять на живот. "Мне придется поговорить об этом с Петром
Крестовским".
Джоана Фарло с мольбертом и другими принадлежностями.
была там над скатом, в тайнике зелени, и оттуда "шпионила за
природой" (шпионов обычно расстреливают), стараясь дописать
пейзаж - но ничего, мол, не вышло, таланта не хватало (что было
совершенно верно).
спосила, придет ли Джон?
по дороге в Паркингтон и скоро теперь подберет. Какое прекрасное
утро! Она всегда чувствовала себя изменницей по отношению к Ме-
лампию и Кавалле, когда оставляла их привязанными дома в такие
дивные дни. Села на белый песочек между Шарлоттой и мной. Ее
длинные коричневые ноги в трусиках были для меня приблизительно
столько же соблазнительными, как ноги гнедой кобылы. Она показы-
вала десны, когда улыбалась.
прочим, я заметила кое-что, чего вы недосмотрели. Вы (обращаясь
к Гумберту) забыли снять наручные часики, да, сэр, забыли".
сложив губы по-рыбьи.
Шарлоттиным подарочком; затем положила руку Гумберта обратно на
песок, ладонью кверху.
не без кокетства.
двух детей, мужского и женского пола, которые вот на этом месте,
деятельно совокуплялись. Их тени были как гиганты. И я, кажется,
говорила вам о Лесли Томсоне, который купается нагишом на заре.
Я теперь все жду, что после черного атлета появится жирная
котлета, Айвор Куильти (наш дантист), без ничего. Он, между
прочим, невероятный оригинал - этот старик. Когда я у него была
последний раз, он мне рассказал совершенно неприличную историю
про племянника. Оказывается -"
холодная и как бы чешуйчатая сторона моего гневного молчания
наводила, бывало, на Валерию невероятный страх: "Я не знаю, о
чем ты думаешь, когда ты такой и это меня сводит с ума",
жаловалась она. Я старался наказать Шарлотту молчанием - но она
как ни в чем не бывало продолжала щебетать или брала молчальника
за подбородок. Поразительная женщина! Бормоча, что мне
приходится как никак писать ученый труд, я забирался в свою
бывшую комнату; Шарлотта же все жизнерадостнее наводила красоту
на нашу обитель, ворковала в телефон, писала письма. Из моего
окна, сквозь глянцевитый перелив тополевой листвы, я мог видеть
ее идущую через улицу и с довольным видом опускающую в ящик
письмо к сестре мисс Фален.
только что описанным посещением молчаливых песков Очкового
Озера, была одной из самых мрачных в моей жизни. Затем мелькнули
два-три неясных луча надежды - перед окончательной вспышкой
солнца.
великолепно и что следует этим воспользоваться. Пусть я не смел
вмешиваться в планы жены для Лолиты (становившейся с каждым днем
теплее и смуглее под ясным небом безнадежной дали), все же я мог
найти какой-то основной способ для утверждения общего своего
авторитета, который я бы мог впоследствии применить в частном
случае. Однажды вечером Шарлотта сама дала мне подходящий повод.
нежными глазами поверх ложки супа. "Осенью, мы с тобой едем в
Англию".
бумажкой (0, прохладное, тонкое полотно столового белья в моей
"Миране"!) и сказал:
едем в Англию".
удивлением чем я рассчитывал вызвать своим ответом - за моими
руками (я невольно складывал, рвал, мял и опять рвал ни в чем
неповинную розовую "салфетку"). Впрочем, моя улыбка несколько ее
успокоила.
гармоничном браке, как, например, наш, не все решения принимает
Доставалов Александр
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий
Рыбаков Вячеслав
Шилова Юлия