семье. Кроме того, в Нухе, магометанском городе, была мечеть, где он более
удобно мог исполнять требуемые магометанским законом молитвы. Воронцов
написал об этом в Петербург, а между тем все-таки разрешил Хаджи-Мурату
переехать в Нуху.
русских людей, знавших историю Хаджи-Мурата, история эта представлялась или
счастливым оборотом в кавказской войне, или просто интересным случаем; для
Хаджи-Мурата же это был, особенно в последнее время, страшный поворот в его
жизни. Он бежал из гор, отчасти спасая себя, отчасти из ненависти к Шамилю,
и, как ни трудно было это бегство, он достиг своей цели, и в первое время
его радовал его успех и он действительно обдумывал планы нападения на
Шамиля. Но оказалось, что выход его семьи, который, он думал, легко
устроить, был труднее, чем он думал. Шамиль захватил его семью и, держа ее в
плену, обещал раздать женщин по аулам и убить или ослепить сына. Теперь
Хаджи-Мурат переезжал в Нуху с намерением попытаться через своих
приверженцев в Дагестане хитростью или силой вырвать семью от Шамиля.
Последний лазутчик, который был у него в Нухе, сообщил ему, что преданные
ему аварцы собираются похитить его семью и выйти вместе с семьею к русским,
но людей, готовых на это, слишком мало, и что они не решаются сделать этого
в месте заключения семьи, в Ведено, но сделают это только в том случае, если
семью переведут из Ведено в другое место. Тогда на пути они обещаются
сделать это. Хаджи-Мурат велел сказать своим друзьям, что он обещает три
тысячи рублей за выручку семьи.
от мечети и ханского дворца. В том же доме жили приставленные к нему офицеры
и переводчик и его нукеры. Жизнь Хаджи-Мурата проходила в ожидании и приеме
лазутчиков из гор и в разрешенных ему прогулках верхом по окрестностям Нухи.
приехал чиновник, из Тифлиса. Несмотря на все желание узнать, что привез ему
чиновник, Хаджи-Мурат, прежде чем идти в ту комнату, где его ожидали пристав
с чиновником, пошел к себе и совершил полуденную молитву. Окончив молитву,
он вышел в другую комнату, служившую гостиной и приемной. Приехавший из
Тифлиса чиновник, толстенький статский советник Кириллов, передал
Хаджи-Мурату желание Воронцова, чтоб он к двенадцатому числу приехал в
Тифлис для свидания с Аргутинским.
ему.
еще четыре. - Давай.
сумки. - И на что ему деньги? - сказал он по-русски приставу, полагая, что
Хаджи-Мурат не понимает, но Хаджи-Мурат понял и сердито взглянул на
Кириллова. Доставая деньги, Кириллов, желая разговориться с Хаджи-Муратом, с
тем чтобы иметь что передать по возвращении своем князю Воронцову, спросил у
него через переводчика, скучно ли ему здесь. Хаджи-Мурат сбоку взглянул
презрительно на маленького толстого человечка в штатском и без оружия и
ничего не ответил. Переводчик повторил вопрос.
золотых (Хаджи-Мурат получал по пять золотых в день), он подвинул их к
Хаджи-Мурату. Хаджи-Мурат ссыпал золотые в рукав черкески, поднялся и
совершенно неожиданно хлопнул статского советника по плеши и пошел из
комнаты. Статский советник привскочил и велел переводчику сказать, что он не
должен сметь этого делать, потому что он в чине полковника. То же подтвердил
и пристав. Но Хаджи-Мурат кивнул головой в знак того, что он знает, и вышел
из комнаты.
все. С этими чертями не сговоришь. Я вижу, он беситься начинает.
лазутчика. Пристав провел их в комнаты к Хаджи-Мурату. Один из лазутчиков
был мясистый черный тавлинец, другой - худой старик. Известия, принесенные
ими, были для Хаджи-Мурата нерадостные. Друзья его, взявшиеся выручить
семью, теперь прямо отказывались, боясь Шамиля, который угрожал самыми
страшными казнями тем, кто будут помогать Хаджи-Мурату. Отслушав рассказ
лазутчиков, Хаджи-Мурат облокотил руки на скрещенные ноги и, опустив голову
в папахе, долго молчал. Хаджи-Мурат думал, и думал решительно. Он знал, что
думает теперь в последний раз, и необходимо решение. Хаджи-Мурат поднял
голову и, достав два золотых, отдал лазутчикам по одному и сказал:
Хаджи-Мурат продолжал сидеть на ковре, опершись локтями на колени. Он долго
сидел так и думал.
Он лисица - обманет. Если же бы он и не обманул, то покориться ему, рыжему
обманщику, нельзя было. Нельзя было потому, что он теперь, после того как я
побыл у русских, уже не поверит мне", - думал Хаджи-Мурат.
людей и потом вернулся в свои горы к своим. Он вернулся, но в путах, и на
путах остались бубенцы. И соколы не приняли его. "Лети, - сказали они, -
туда, где надели на тебя серебряные бубенцы. У нас нет бубенцов, нет и пут".
Сокол не хотел покидать родину и остался. Но другие соколы не приняли и
заклевали его.
русскому царю Кавказ, заслужить славу, чины, богатство?"
лестные слова старого князя. "Но надо сейчас решить, а то он погубит семью".
Всю ночь Хаджи-Мурат не спал и думал.
в горы и с преданными аварцами ворваться в Ведено и или умереть, или
освободить семью. Выведет ли он семью назад к русским, или бежит с нею в
Хунзах и будет бороться с Шамилем, - Хаджи-Мурат не решал. Он знал только
то, что сейчас надо было бежать от русских в горы. И он сейчас стал
приводить это решение в исполнение. Он взял из-под подушки свой черный
ватный бешмет и пошел в помещение своих нукеров. Они жили через сени. Как
только он вышел в сени с отворенной дверью, его охватила росистая свежесть
лунной ночи и ударили в уши свисты и щелканье сразу нескольких соловьев из
сада, примыкавшего к дому.
этой не было света, только молодой месяц в первой четверти светил в окна.
Стол и два стула стояли в стороне, и все четыре нукера лежали на коврах и
бурках на полу. Ханефи спал на дворе с лошадьми. Гамзало, услыхав скрип
двери, поднялся, оглянулся на Хаджи-Мурата и, узнав его, опять лег. Элдар
же, лежавший подле, вскочил и стал надевать бешмет, ожидая приказаний.
Курбан и Хан-Магома спали. Хаджи-Мурат положил бешмет на стол, и бешмет
стукнул о доски стола чем-то крепким. Это были зашитые в нем золотые.
золотые.
кинжала ножичек и стал пороть подкладку бешмета. Гамзало приподнялся и
сидел, скрестив ноги.
заряды. Завтра поедем далеко, - сказал Хаджи-Мурат.
что-то непонятное.
начала, и что дальше, то сильнее и сильнее, желал одного: побить, порезать,
сколько можно, русских собак и бежать в горы. И теперь он видел, что этого
самого хочет и Хаджи-Мурат, и был доволен.
ночь пересматривали винтовки,. пистолеты, затравки, кремни, переменяли
плохие, подсыпали на полки свежего пороху, затыкали хозыри с отмеренными
зарядами пороха, пулями, обернутыми в масленые тряпки, точили шашки и
кинжалы и мазали клинки салом.
омовения. В сенях еще громче и чаще, чем с вечера, слышны были" заливавшиеся
перед светом соловьи. В комнате же нукеров слышно было равномерное шипение и
свистение железа по камню оттачиваемого кинжала. Хаджи-Мурат зачерпнул воды
из кадки и подошел уже к своей двери, когда услыхал в комнате мюридов, кроме
звука точения, еще и тонкий голос Ханефи, певшего знакомую Хаджи-Мурату
песню. Хаджи-Мурат остановился и стал слушать.
русской стороны табун белых коней. Как потом его настиг за Тереком русский
князь и как он окружил его своим, как лес, большим войском. Потом пелось о
том, как Гамзат порезал лошадей и с молодцами своими засел за кровавым
завалом убитых коней и бился с русскими до тех пор, пока были пули в ружьях
и кинжалы на поясах и кровь в жилах. Но прежде чем умереть, Гамзат увидал
птиц на небе и закричал им: "Вы, перелетные птицы, летите в наши дома и
скажите вы нашим сестрам, матерям и белым девушкам, что умерли мы все за
хазават. Скажите им, что не будут наши тела лежать в могилах, а растаскают и
оглодают наши кости жадные волки и выклюют глаза нам черные вороны".
Контровский Владимир
Ильин Андрей
Круз Андрей
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий