набросился на яблоко, которое я оставил ему в клетке. К этому времени песни
и вино привели Луну в блаженное состояние, и он сидел у стола, жужжа себе
что-то под нос, как сонная пчела. Мы выпили по последнему стакану и,
отчаянно зевая, поплелись спать.
разбудила громкая песня, доносившаяся из противоположного угла комнаты, где
была постель Луны. Для этого человека песни и музыка были таким же
непременным условием существования, как кровь, которая текла в его жилах.
Когда он не говорил, он непременно либо пел, либо мычал что-то под нос. Я
впервые в жизни видел человека, который мог лечь спать в три часа утра и,
проснувшись в пять, загорланить песню, не вылезая из постели. Но пел он так
хорошо и с таким явным удовольствием, что на него не хотелось сердиться даже
в такой ранний час, а пробыв с ним некоторое время, вы начинали обращать на
его привычку не больше внимания, чем на птичий хор, который заводит свою
песню на рассвете.
одеял,-- она ведет меня за горы Тукумана к моей любви с черными волосами и
волшебными глазами".
сказал я,-- то мне кажется, что в постели тебе приходится оставаться чаще
всего в одиночестве. Такие вещи выходят боком.
почти герметически. Аргентинец, засиживаясь допоздна на улице, дышит ночным
воздухом без всякого вреда для своего организма, но стоит ему лечь спать,
как тот же воздух становится для него смертоносным газом. Поэтому все ставни
должны быть наглухо закрыты, дабы оградить людей от опасности. Однако когда
мы оделись и вышли во внутренний дворик завтракать, я убедился, что Луна
оказался прав -- дворик был весь залит ярким солнцем.
По-видимому, они вышли в разведку с первыми лучами солнца и теперь
отчитывались перед Луной, а тот сидел, попивая кофе, и лишь изредка
удостаивал их величественным кивком головы. Потом одного из юных агентов
послали с деньгами за кормом для моих животных, а когда он вернулся, все
агенты столпились вокруг меня и широко раскрытыми глазами стали смотреть,
как я рублю мясо и овощи, наполняю чашки молоком и водой и ухаживаю за
животными.
начали вновь прочесывать город. На этот раз Луна использовал нашу свиту
немного по-другому. Пока мы вели в каком-нибудь доме переговоры, наши юные
помощники рассыпались и обследовали близлежащие улицы и переулки, хлопая
перед домами в ладоши и спрашивая совершенно незнакомых людей, нет ли у них
животных. Все относились к этому вмешательству в их частную жизнь очень
добродушно, и, если у них самих животных не было, они иногда посылали нас к
другому дому, где мы находили какого-нибудь представителя местной фауны.
Таким способом за это утро мы приобрели еще трех карликовых кроликов, одного
попугая, двух кариам и двух коати -- очень редких маленьких южноамериканских
хищников из семейства енотов. Мы отнесли животных в дом Луны, посадили их в
клетки, а сами с аппетитом съели второй завтрак и отправились обследовать
окраины Орана на дряхлом автомобиле, позаимствованном у какого-то друга
Луны.
районов города живет человек, у которого есть какая-то дикая кошка, но никто
не мог сказать точно, где его дом. Тогда мы ограничили свои поиски одной
беспорядочно застроенной улицей и, стуча во все двери подряд, нашли в конце
концов этого человека. Это был высокий, смуглый, потный и неряшливый мужчина
с нездоровым брюхом и с маленькими черными глазками. в которых появлялось то
заискивающее, то хитрое выражение. Да, признался он, у него есть дикая
кошка, оцелот. Потом с пламенным красноречием политикана, выступающего на
предвыборном митинге, он принялся взахлеб говорить о том, какое это дорогое,
красивое, грациозное, ручное животное, какие у него масть, рост, аппетит. В
конце концов мне показалось даже, что он хочет продать мне целый зоосад.
Чтобы прервать этот панегирик семейству кошачьих вообще и оцелоту в
особенности, мы попросили показать нам животное. Он повел нас вокруг дома в
ужасно грязный задний двор. Как бы ни был беден и мал дом в Оране и
Калилегуа, двор при нем всегда содержится в чистоте и полон цветов. Этот же
двор был похож на городскую свалку. Кругом валялись старые разломанные
бочки, ржавые жестянки, рулоны старых проволочных сеток, велосипедные колеса
и другой хлам. Haш хозяин неуклюже протопал к стоявшей в углу грубо
сколоченной деревянной клетке, которая была бы мала даже для кролика средних
размеров. Он открыл клетку и за цепь выволок наружу совершенно жалкое
существо. Оцелот был совсем молод, но как он умудрялся сидеть в такой
маленькой клетке, до сих пор остается для меня загадкой. Меня особенно
потрясло ужасное состояние животного. Шерсть его была так запачкана
испражнениями, что о естественном ее узоре можно было только догадываться.
На боку была большая мокрая болячка, а сам он был так тощ, что даже под
свалявшейся шкурой можно было на глаз сосчитать все его ребра и позвонки.
Когда его опустили на землю, он от слабости шатался, как пьяный. В конце
концов он отказался от попыток устоять на ногах и удрученно лег на грязное
брюхо.
заискивающей улыбке желтые щербатые зубы.-- Он никого не кусает. И никогда
не кусал.
отнюдь не любовь к человеку, а лишь полное безразличие мешает животному
броситься на него. Оцелот был в почти безнадежном состоянии -- он был так
слаб от голода, что ему было все равно.
пятьдесят песо за эту кошку. Не больше. Даже этого слишком много, потому что
она, видно, все равно подохнет. Торговаться я не буду, так что ты можешь
сказать этому ублюдку, этому сукину сыну, что это мое последнее слово.
непосредственно к личности продавца. Тот в ужасе сжал руки. Мы, конечно,
шутим? Он бессмысленно захихикал. За такое великолепное животное и трех
сотен песо будет нищенски мало. Конечно, сеньор видит, какое это
удивительное создание... и так далее. Но с сеньора было довольно. Я звучно
сплюнул, точно попав на остатки какой-то бочки, которая нежно сплелась с
ржавым велосипедным колесом, бросил на этого человека самый презрительный
взгляд, на какой только был способен, резко повернулся и зашагал на улицу. Я
сел в дряхлую машину и захлопнул дверцу с такой неистовой злостью, что наш
экипаж чуть не распался на куски тут же на дороге. Мне было слышно, как
торговались Луна и хозяин оцелота, и, различив в упрямом голосе последнего
новую нотку слабости, я высунулся из окна и крикнул Луне, чтобы он
возвращался и не терял даром времени. Луна появился через тридцать секунд.
ящиком, который положил на заднее сиденье. Мы ехали молча. Кончив
придумывать, что я сделал бы с бывшим хозяином оцелота (ему было бы не
просто больно, ему стало бы предельно трудно исполнять супружеские
обязанности, если у него таковые были), я вздохнул и закурил сигарету.
клетка и немного пищи, а то он подохнет,-- сказал я.-- И, кроме того, мне
понадобятся опилки.
обращались с животными. Оно полумертвое.
уверен в этом.
робко спросил он.-- Это по дороге. Я слышал, что кто-то еще может продать
дикую кошку.
в лучшем состоянии, чем наша.
углу стоял ветхий шатер, а возле него маленькая, тоже потрепанная карусель и
несколько небольших балаганов, крытых когда-то полосатым, а теперь
выцветшим, почти белым холстом. Три толстые лоснящиеся лошади паслись
поблизости, а вокруг шатра и балаганов, держась с достоинством знающих себе
цену специалистов, бегали откормленные собаки.
маленький.
маленький, оправдать свое существование в таком отдаленном и маленьком
городе, как Оран. Но цирк, по-видимому, процветал, потому что хоть реквизит
и обветшал, животные выглядели хорошо. Когда мы вылезли из машины, из-под
шатра вынырнул высокий рыжеволосый человек. У него была развитая
мускулатура, живые зеленые глаза и сильные холеные руки. Он, по-видимому,
был способен с одинаковой сноровкой работать и на трапеции и со львами. Мы
поздоровались, и Луна объяснил цель нашего визита. Хозяин цирка осклабился.
деньги... Она красавица. Только ест слишком много, и я не могу позволить
себе держать ее. Заходите, посмотрите, она там. Настоящий черт, скажу я вам.
Мы с ней ничего не можем поделать.
пума ростом с большую собаку. Она была упитанна и вся лоснилась. Лапы ее,
как и у всех молодых кошек, казались несоразмерно большими. Шерсть была
янтарного цвета, а внимательные печальные глаза -- красивого зеленого. Когда
мы приблизились к клетке, пума приподняла верхнюю губу, показала хорошо