помощником, так дело пойдет подругому. Как получу расчет во Фриско - мо-
жет, набежит долларов пятьсот, - так наймусь на какое-нибудь парусное
судно, махну вокруг мыса Горн в Ливерпуль и зашибу еще. А оттуда уж пое-
ду домой на свои денежки. Вот тогда моей старушке не придется больше ра-
ботать!
работают с рождения и до самой смерти, поэтому мы и живем так долго. Я
дотяну до ста.
я от него слышал, и, быть может, вообще последние его слова.
спать. Ночь была тихая. Мы вышли из полосы пассатов, и "Призрак" еле
полз вперед, со скоростью не больше одного узла. Захватив под мышку по-
душку и одеяло, я поднялся на палубу.
рубки, и заметил, что на этот раз рулевой отклонился от курса на целых
три румба.
го-нибудь похуже, я заговорил с ним. Но он не спал, глаза его были широ-
ко раскрыты и устремлены в даль. Казалось, он был так чем-то взволнован,
что не мог ответить мне.
веро-западу и установилась там после нескольких отклонений.
бычное за бортом привлекло мое внимание. Чья-то жилистая мокрая рука ух-
ватилась за планшир. Потом из темноты появилась другая. Я смотрел, рази-
нув рот. Что это за гость из морской глубины? Кто бы это ни был, я знал,
что он взбирается на борт, держась за лаглинь. Появилась голова с мокры-
ми взъерошенными волосами, и я увидел лицо Волка Ларсена. Его правая ще-
ка была в крови, струившейся из раны на голове. Сильным рывком он пере-
кинул тело через фальшборт и, очутившись на палубе, метнул быстрый
взгляд на рулевого, словно проверяя, кто стоит у штурвала и не грозит ли
с этой стороны опасность. Вода ручьями стекала с его одежды, и я бессоз-
нательно прислушивался к ее журчанию. Когда он двинулся ко мне, я не-
вольно отступил: я отчетливо прочел слово "смерть" в его взгляде.
спросил он у Гаррисона.
положной стороны. Как это могло получиться, а?
выстоять четыре часа на вахте!
спину и заглянул им в лицо. Они несли вахту на палубе, а по корабельным
правилам все, за исключением старшего вахтенного, рулевого и сигнальщи-
ка, в хорошую погоду имели право спать.
матросов. - Я только на минуту задремал сэр. Простите, сэр! Больше этого
не будет.
матроса с раскрытым ртом, - кто мог думать, что он так дешево отделает-
ся!
трапу в кубрик.
как не знал и того, что уже произошло. Но я видел, что была пролита
кровь. И уж, конечно, не по своей воле Волк Ларсен очутился за бортом.
Странно было и отсутствие Иогансена.
которое предстало предо мной, когда я остановился внизу у трапа. Кубрик
занимал треугольное помещение на самом носу шхуны и был не больше обык-
новенной дешевой каморки на Грабстрит. Вдоль трех его стен в два яруса
тянулись койки. Их было двенадцать. Двенадцать человек ютились в этой
тесноте - и спали и ели здесь. Моя спальня дома была невелика, но все же
она могла вместить дюжину таких кубриков, а если принять во внимание вы-
соту потолка, то и все двадцать.
разглядел переборки, сплошь увешанные морскими сапогами, клеенчатой
одеждой и всевозможным тряпьем - чистым и грязным вперемешку. Все это
раскачивалось взад и вперед с шуршащим звуком, напоминавшим стук веток о
стену дома или о крышу. Время от времени какой-нибудь сапог глухо уда-
рялся о переборку. И хотя море было тихое, балки и доски скрипели неу-
молчным хором, а из-под настила неслись какие-то странные звуки.
бодные от вахты смены, - и спертый воздух был согрет их дыханием; слыша-
лись вздохи, храп, невнятное бормотание - звуки, сопровождавшие сон этих
людей, спящих в своей берлоге. Но в самом ли деле все они спали? И давно
ли? Вот что, по-видимому, интересовало Волка Ларсена. И, чтобы разрешить
свои сомнения, он прибег к приему, напомнившему мне одну из новелл Бок-
каччо.
начал с первой койки по правому борту. Наверху лежал канак [10], краса-
вец матрос, которого товарищи называли Уфти-Уфти. Он спал, лежа на спи-
не, и дышал тихо, как женщина. Одну руку он подложил под голову, другая
покоилась поверх одеяла. Волк Ларсен взял его за руку и начал считать
пульс. Это разбудило матроса. Он проснулся так же спокойно, как спал, и
даже не пошевельнулся при этом. Он только широко открыл свои огромные
черные глаза и, не мигая, уставился на нас. Волк Ларсен приложил палец к
губам, требуя молчания, и глаза снова закрылись.
ным, тяжелым сном. Когда Волк Ларсен взял его за руку, он беспокойно за-
ерзал и вдруг изогнулся так, что тело его какую-то секунду опиралось
только на плечи и пятки. Губы его зашевелились, и он изрек следующую за-
гадочную фразу:
бе трехпенсовую за твои шесть пенсов.
[11] - я не знаю.
сен перешел к следующим двум койкам, по правому борту, занятым - как мы
увидели, осветив их лампой, - Личем и Джонсоном.
сону, я, стоя с лампой в руках, заметил, что Лич на верхней койке при-
поднял голову и осторожно глянул вниз. Должно быть, он разгадал хитрость
капитана и понял, что сейчас будет уличен, так как лампа внезапно была
выбита у меня из рук, и кубрик погрузился в темноту. В тот же миг Лич
спрыгнул вниз, прямо на Волка Ларсена.
сен взревел, как разъяренный зверь, и Лич зарычал тоже. От этих звуков
кровь стыла в жилах. Джонсон, должно быть, тотчас вмешался в драку. Я
понял, что его униженное поведение все последние дни было лишь хорошо
обдуманным притворством.
прислонился к трапу, не в силах сдвинуться с места. Я снова испытал зна-
комое сосущее ощущение под ложечкой, всегда появлявшееся у меня при виде
физического насилия. Правда, в этот миг я ничего не мог видеть, но до
меня долетали звуки ударов и глухой стук сталкивающихся тел. Койки тре-
щали, слышно было тяжелое дыхание, короткие возгласы боли.
несколько человек, так как по возросшему шуму я догадался, что Лич и
Джонсон уже получили подкрепление со стороны своих товарищей.
за свою жизнь. Ему приходилось туго. Сразу же сбитый с ног, он не мог
подняться, и мне казалось, что, несмотря на его чудовищную силу, положе-
ние его безнадежно. О ярости этой борьбы я получил весьма наглядное
представление, так как сам был сбит с ног сцепившимися телами и, падая,
сильно ушибся. Однако среди общей свалки мне как-то удалось заползти на
одну из нижних коек и таким образом убраться с дороги.
ходит.