шутку.
все говорить--допустим. Встаю утром, смотрю в окно и говорю себе: допустим,
идет дождь... Или, допустим, я пью кофе...
вмешался с улыбкой Саша, стараясь убрать с лица Софьи остатки озабоченности,
и как ни в чем не бывало вернулся к прежне-му разговору:--А скажите, Софья,
вы упомянули, что в маске их не отличишь. Значит, вы видели двойника Никиты
без маски?
глубине зала. Конечно, я бросилась к нему. А мужчина снял маску и сказал:
"Милое дитя...о Рядом стоял Гольденберг. Он ска-зал что-то по-немецки этому
высокому, и они долго смеялись,
знаете... Такой насмешливый взгляд! Так смотрят люди, для которых все вокруг
дурочки и дураки, один он умный.-- Она по-молчала, подыскивая слова, потом
добавила:-- Лицо очень бледное, и еще у него очень заметные руки... их
помнишь...
что в голову пришла мысль, что он прятал под этой мушкой шрам или порез --
поранили, когда брили, помнила указательный па-лец с большим кольцом, этим
пальцем незнакомец фамильярно взял Софью за подбородок, а она ударила по
нему веером. Все эти подроб-ности не хотелось рассказывать гостям.
главному вопросу.-- Почему вы молчите?
излишней откровенностью, и вообще -- мало ли куда он мог отлучиться на три
дня, почему обязательно--пропал?!--как Саша пресек ее колебания неожиданным
вопросом:
на "ты", но потом возвращалась к прежним, несколько отстраненным отношениям.
Взгляд ее говорил -- не навреди! Если узнал чужую тайну да еще такую
деликатную -- молчи. И корила себя, что проболталась.
осторожно сказал Саша.-- Собственно, он и не знал то-гда, что она невеста.
Познакомились по дороге из Германии в Рос-сию.
Софья не знала, куда деть глаза; это ужасно, от-кровенничать с Тайной
канцелярией, даже если Василий Федорович, как утверждает Саша, "хороший
человек".
Саше.-- Во дворце ведь все все знают.
прочие отбыли в Петергоф, а молодой двор отбыл в Царское Село. Вот и все
новости.
кипятком и жаровню с углями. Вера Константиновна принялась сама готовить
чай. Просто удивительно было, как легко Лядащев переключился на простые,
обыденные вопросы. При этом он обращался в основном к Вере Константиновне:
ах, у нее двое внуков, как это приятно, а у него только пасынок... да, он
зна-вал ее сына Алексея, весьма приятный молодой человек. Незамет-но
разговор перешел на галерный и парусный флот. Вера Констан-тиновна в этом
мало понимала, Лядащеву тем более было глубоко наплевать на этот вопрос, но
говорили они с упоением.
начали прощаться. Софья ждала, что Саша улучит минутку, отзовет ее в сторону
и скажет что-нибудь такое, что не надо знать Лядащеву, или постарается ее
утешить, подбодрить. Ничего этого Саша не сделал, сказал только, что заедет
сра-зу же, как появятся новости. Его прощальная улыбка была скорее вежливой,
чем сердечной.
боится выглядеть мальчишкой..." Это было так похоже на Сашу, что она не
огорчилась, но позднее ее стала тревожить дру-гая мысль: Саша боялся
показать ей, что дело с пропажей Никиты куда серьезнее, чем ей
представлялось.
это заведение всей душой, Лядащев Василий Федоро-вич пять лет назад вышел в
отставку, женился и зажил барином. Вдова подполковника Рейгеля была не
только богата, но и краси-ва, добра, щедра, а если и глуповата, то где их
взять -- умных. Но уж что совсем непереносимо -- обожала давать советы и
неукос-нительно следила за их исполнением. Словом, брак не дал Василию
Федоровичу истинного вечного блаженства, но он на него и не рассчитывал.
запущенном имении. Оно могло давать доходы вдвое больше обыкновенных, но
управляющий был разгильдяй, староста -- плут, крестьяне нерадивы -- обычная
русская история. Лядащеву и в голову не пришло вмешаться каким-то образом в
эту систему, пы-таясь ее улучшить. Он уговорил жену не расстраиваться
попусту и поехать посмотреть свет.
понравилось ему и расточительствовать, тратя деньги на "безделки", как
называла их супруга Вера Дмитриевна.
неуемные торопыги, либо вовсе не шли, являя собой как бы скульптуры,
украшенные зачем-то циферблатами. Василий Федорович приступил к их осмотру и
к своему величайшему удив-лению починил, затикали. Красота механизма, вот
что его порази-ло! Как все ловко придумано, а пружина не иначе как
спрессован-ное время. Ослабляясь, она дарит нам секунды жизни, высочайший
божественный дар!
Руан, где творил свои часы мастер Легран, посмотрел круглые карманные часы
-- "нюрнбергские яйца", и всюду покупал, торговался, выменивал, а потом
упаковывал замечательные творения механики и, не доверяя оказиям в Россию, а
тем более почте, возил часы с собой в специальных, самим сконструированных
ящи-ках. Любимая супруга никак не мешала увлечению мужа, и уже за одно это
Василий Федорович с радостью прощал ей любые издержки характера.
библиотеке, заведены, и зазвучал вселенский перестук -- симфо-ния времени.
Лядащев и в России не оставил собирательства, по-тому что часов из Европы
было завезено много, а людей, готовых расстаться со своими механизмами --
настольными, напольными и карманными, было тоже достаточно. Он брался теперь
за починку са-мых сложных часов, и поэтому с гордостью говорил жене, что он
не только граф и барин, но еще и часовщик.
человеческий не может постичь, что есть бесконечность, но, вот, пожалуйста,
время... Оно всегда было и не может кончиться. Но, простите, время может
кончиться в нашем сознании. Вот я уже труп, и нет времени, потому что время
-- это движение. Но ведь и труп не пребывает в покое, его гложут черви, он
станет по-том почвой, зато душа бессмертна. Есть здесь о чем подумать и
вкусить философического чтива, можно развлечься еще книгами по истории часов
от древних, библией помянутых, гномов до маятников.
были и мудрецы, и праведники, простаки с шепелявым боем, а про розовые часы
с ангелочками и розочками он говорил:
супруги: она хотела быть близкой ко двору. Это толь-ко называлось постно --
советом, а на самом деле было капризом, неумеренным желанием настоять на
своем. Да черт с тобой, женщи-на! Поехали, часы вот только упакую. В конце
концов не так уж это плохо, переехать в столицу. Опять же по настоятельному
сове-ту Веры Дмитриевны он возобновил отношения с Беловым.
Голово-кружительная карьера молодого человека, который всего пять лет назад
был у нее в доме репетитором, не давала ей покоя. "Дружи с ним, я тебя
умоляю! Анастасия Ягужинская, говорят, теперь первейший человек при
государынею.
Встретились, поговорили, словно и не было этих пяти лет. Саша всегда был
симпатичен Василию Федоровичу, кроме того, не считая себя мистиком, Лядащев
тем не менее полагал, что они связаны с Беловым самой судьбой -- ведь не кто
иной как Саша устроил когда-то его женитьбу. При десятилетней разнице трудно
дружить, но Василий Федорович говорил себе с иронической усмеш-кой, что
испытывает к Саше отцовские чувства. Это так естественно при Сашином
уважении, хотя порой трудно разобраться, к чему Белов испытывал больше
почтения -- к Тайной канцелярии или к самому Лядащеву.
прежнее ведомство. Пусть его, зачем разубеждать, оправ-дываться, тем более,
что представился случай помочь -- если не де-лом, то хотя бы советом.
милой девочке Софье, Просто удивительно, что она мать двоих детей. Разговор
против ожидания получился интересным. Здесь было о чем подумать. По
возвращении домой Лядащев на цыпочках, дабы избежать забот супруги, прошел в
библиотеку и за-перся там на ключ. Успокаивающе тикали часы. Он сел к столу,
положил перед собой чистый лист бумаги, запалил свечу и надолго задумался,