смог решить проблему без особого смущения (во многом благодаря тому, что
движение на сельских дорогах в такое время практически отсутствует). Ни
один из этих двух позывов не был таким болезненным, как тот, что застал
меня по пути во двор, но оба раза мне пришлось держаться за ручку дверцы
моего маленького "форда"-купе, чтобы не упасть, и я чувствовал, как пот
течет по лицу. Я был болен, и еще как.
обычном месте и пошел прямо к начальнику. Было около шести часов.
Кабинет мисс Ханны оказался пуст: раньше цивилизованных семи она не
появлялась, но в кабинете Мурса горел свет, я видел его сквозь матовое
стекло.
ожидая увидеть никого в столь ранний час, да и я многое бы отдал, чтобы
не встретить его в таком состоянии, с таким беззащитным лицом. Его седые
волосы, обычно аккуратно причесанные, были взлохмачены и торчали во все
стороны, и, когда я вошел, он сидел, обхватив руками голову. Глаза были
красные, опухшие, с мешками. Самое ужасное - он дрожал, словно вошел в
дом после прогулки ужасно холодной ночью.
кем-нибудь поговорить, как никогда в жизни. Зайди и закрой дверь.
проснулся утром.
снимки. И этими снимками они очень довольны. Один из них сказал: это,
наверное, лучшие из всех, что есть. Собираются опубликовать их в
каком-то медицинском журнале в Новой Англии. Они сказали, что опухоль
размером с лимон и уходит вглубь, а там нельзя оперировать. Они
предполагают, что она умрет к Рождеству. Я ей не сообщил. Не
представляю, как это сделать. Я не знаю, как мне жить дальше.
своего рода страх: когда человек, умеющий владеть собой так, как Хэл
Муре, вдруг теряет самообладание, на это страшно смотреть. Я постоял, а
потом подошел к нему и положил руку на плечи. Он обнял меня обеими
руками, как утопающий, и стал рыдать у меня на животе. Позже, снова взяв
себя в руки, он извинился. Мурс старался глядеть мне в глаза, как
человек, чувствующий, что ему стыдно, и, может быть, так стыдно, что он
не в состоянии это пережить.
таком состоянии. Я думаю, что Мурсу было не настолько плохо, но мне и в
голову не пришло говорить о деле, ради которого я, собственно, и пришел.
Поэтому, выйдя из кабинета, я отправился в блок "Г", а не обратно к
машине. Аспирин уже начал действовать, и боль внизу живота уменьшилась
до тихой пульсации. Я подумал, что как-нибудь переживу этот день, устрою
Уортона, зайду к Хэлу Мурсу после обеда и получу больничный на завтра. Я
считал, что худшее позади, без малейшей мысли о том, что самое плохое в
этот день еще не началось.
Глава 11
обследования", - сказал Дин поздно вечером. Его голос звучал тихо,
хрипло и отрывисто, словно лай, а на шее все ярче проступал
темно-багровый синяк. Я видел, что ему больно говорить, и хотел уже
предложить бросить это дело, но иногда бывает больнее молчать. Я понял,
что сейчас как раз тот момент, и промолчал. "Мы все думали, что он
наколот наркотиками, правда?"
одиночестве, тоже кивнул.
думали одинаково о том, как это все произошло. Вот живет человек, все
делает по Святому Писанию, но вот одна ошибка и - хлоп! - на него
обрушивается небо. Они считали, что он наколот наркотиками, вполне
обоснованное предположение, но никто не спросил: а так ли это? По-моему,
я еще кое-что заметил в глазах Брута: Харри и Дин извлекут уроки из этой
ошибки. Особенно Дин, ведь он мог быть уже мертвецом. Перси не извлечет.
Перси скорее всего не сможет. Все, что остается Перси, - это сидеть в
уголке и дуться, потому что он опять оказался в дерьме.
Перси, два охранника сзади (я забыл их имена, хотя уверен, что когда-то
знал), и еще два впереди. Они поехали на том, что мы называли фургоном:
"форд"-грузовик с фургоном со стальными стенками и пуленепробиваемым
стеклом. Он походил на помесь молоковоза с танком.
графства (не Хомеру Крибусу, а другому такому же мужлану, как и тот),
который в свою очередь вручил им мистера Вильяма Уортона, просто
extraordinaire (выдающегося) возмутителя спокойствия, как выразился бы
Делакруа. Униформу заключенного Холодной Горы передали заранее, но ни
шериф, ни его ребята не побеспокоились одеть в нее Уортона, оставив эту
работу моим ребятам. Уортон оказался в хлопчатобумажной больничной
пижаме и дешевых шлепанцах, когда они впервые встретили его на втором
этаже больницы.
спутанных белокурых волос. Из спущенных пижамных штанов торчал его тоже
узкий и тоже прыщавый зад. Эту его часть Гарри и остальные увидели
раньше всего, потому что, когда пришли, Уортон стоял у окна и смотрел на
стоянку машин. Он не повернулся, а так и стоял, держа одной рукой шторы,
молчаливый, как кукла, пока Харри ругал шерифа за то, что поленились
напялить на Уортона тюремную робу, а шериф графства вещал - как и все
графское начальство, - о том что входит в его обязанности, а что нет.
Уортону повернуться. Тот повиновался. Парень был похож, по словам Дина,
говорящего хриплым, лающим сдавленным голосом, на одного из тысячи
сельских жителей, прошедших через Холодную Гору за годы нашей работы.
Иногда вы обнаруживаете у них склонность к трусости, особенно если они
стоят спиной к стенке, но чаще всего в них нет ничего, кроме злобы и
тупости, потом еще большей злобы и еще большей тупости. Некоторые
усматривают благородство в людях типа Билли Уортона, но я не отношусь к
таким. Крыса тоже будет драться, если ее загнать в угол. В лице этого
человека, казалось, не больше индивидуальности, чем в его прыщеватой
заднице, так сказал нам Дин. Его подбородок был безвольным, глаза
отсутствующие, плечи опущены, руки дрожали. Похоже, что ему вкололи
морфий, типичный наркоман и шизик, они таких видели не раз.
кровати. Ее уже достали из коричневой бумаги, но больше не трогали, она
была сложена так, словно только из прачечной: белые хлопчатобумажные
трусы торчали из одного рукава, а пара белых носков - из другого.
помощи не очень получалось. Он надел трусы, но когда взялся за брюки, то
все время попадал двумя ногами в одну штанину. В конце концов Дин помог
ему сунуть ноги туда, куда надо, натянул брюки, застегнул ширинку и
пояс. Уортон стоял и даже не пытался помогать, видя, что Дин делает все
за него. Он тупо смотрел через комнату, опустив руки, и никому в голову
не пришло, что парень притворяется. Не для того, чтобы попытаться
убежать (по крайней мере я не верю в это), а только для того, чтобы
доставить максимум неприят ностей в подходящий момент.
после ареста, перешел в собственность штата. Его провели по черной
лестнице через кухню в окружении охранников в синей форме. Он шел,
опустив голову, и его руки с длинными пальцами дрожали. Первый раз,
когда упала его кепка, Дин надел ее на него. Во второй раз он просто
сунул кепку к себе в задний карман. Уортон имел еще один шанс устроить
неприятность в задней части фургона, когда его заковывали, но он им не
воспользовался. Если он и хотел (я даже сейчас не уверен хотел ли он, а
если хотел, то насколько сильно), то, наверное, думал, что там слишком
мало места и чересчур много народа, чтобы вызвать соответствующий шум.
Поэтому дальше он ехал в цепях: одна между лодыжек, а другая, как
оказалось, слишком длинная, - между кистями. Дорога в Холодную Гору
заняла час. Все это время Уортон сидел на левой скамейке, опустив
голову, руки болтались между колен. Время от времени он постанывал, по
словам Харри, а Перси, слегка отошедший от испуга, сказал, что у этого
тюфяка слюна капала с отвисшей нижней губы, как у собаки с языка в
жаркий летний день, и под ногами образовалась лужица.
машины. Охранник на южном посту открыл большую дверь между стоянкой и
прогулочным двориком, и фургон проехал внутрь. Во дворе почти никого не
было, несколько человек гуляли, но большинство копалось в саду. Было
время урожая. Они подъехали прямо к блоку "Г" и остановились. Водитель
открыл дверь и сказал, что ему нужно отогнать фургон в гараж, чтобы
поменять масло, и что с ними было хорошо работать. Дополнительная охрана
поехала вместе с фургоном, двое сзади ели яблоки, двери фургона стояли
распахнутыми.
достаточно, вполне хватило бы, если бы их не убаюкал вид тощего
сельского парня с опущенной головой, стоящего в пыли, с цепями на руках
и ногах. Они провели его шагов двенадцать к двери, ведущей в блок "Г", в
то же самое помещение, которым мы пользовались, когда вели заключенных
по Зеленой Миле. Харри - слева, Дин - справа, а Перси шел сзади с
дубинкой в руке. Мне никто не сказал, но я уверен, что она была не в
Контровский Владимир
Корнев Павел
Контровский Владимир
Самойлова Елена
Андреев Николай
Круз Андрей