копыта способен при нужде убить льва, а потому обращался с ним осторожно.
Главное - не испугать его. Конечно, это правило относится к любому
животному, находящемуся у вас на попечении, но жирафы особенно нервны, они
способны от испуга сорваться в панический, неудержимый галоп, грозящий им
переломом ноги, а то и разрывом сердца от изнеможения. Правда, это крайний
случай, обычно же испуганный жираф автоматически брыкает задними ногами или
ударяет противника головой - буквально косит его, как траву.
благодаря своему огромному росту и великолепной окраске, напоминающей яркий
гобелен, но в естественном состоянии его пестрая окраска служит превосходной
маскировкой. Гордон Камминг сообщает:
обветренных стволов и поваленных деревьев, то много раз только подзорная
труба позволяла мне с уверенностью различить стадо этих животных; даже
опытный глаз местных проводников ошибался - то примут гнилой ствол за
камелеопарда, то настоящего камелеопарда спутают с почтенным ветераном
лесов".
занятого поисками пищи, негромко блеять себе под нос. А еще, как мне
кажется, молчаливость Питера была так заметна потому, что он не только
помалкивал, но и вообще не шумел. Его широкие подковы мягко гладили паркет;
взмахнет хвостом, рассекая воздух со свистом,- от неожиданности даже
вздрогнешь. Но чаще всего он стоял недвижимо и глядел сквозь тебя,
погруженный в какие-то свои увлекательные воспоминания. Вот осторожно, даже
как-то рассеянно изо рта высунулся голубой язык, изящно обвился вокруг клока
сена, возвратился с ним в рот, и Питер принимается машинально жевать все с
тем же отсутствующим выражением в глазах. Высокий, стройный, длинная чуткая
морда, мягкий взгляд, широкая, плавная поступь... Если бы меня попросили
охарактеризовать его одним словом, я сказал бы - интеллигент.
когда он жевал жвачку. Стоит, задумчиво наблюдая, как я подметаю пол в его
доме, и ритмично работает нижней челюстью. Но вот прожевал, челюсть
останавливается, Питер делает глоток, и глаза его стекленеют. Поглядеть на
него можно подумать, что он весь ушел в мир прекрасной поэзии. Стоит, будто
чего-то ждет. И вот наконец дождался - совсем не того, что вы воображали,
глядя на его вдохновенную морду. До смешного: в желудке у поэта раздавалось
странное урчание, потом хлопок, в основании длинной шеи вздувался ком и
поднимался вверх с величавостью грузового лифта. Ком жвачки размером с
кокосовый орех заканчивал свой путь во рту жирафа. Задумчивость гения
сменялась выражением самого ординарного удовлетворения, и нижняя челюсть
Питера возобновляла свое монотонное движение.
в рот. Представьте себе смущение дикого жирафа, если, скажем, его объяснение
в любви внезапно прерывается великолепной громкой отрыжкой!
сравнивать, я обратил внимание на своеобразие походки жирафа. В первый же
день, глядя, как Билли в поисках съестного трусит по паркету, сопровождаемый
Питером, я уловил какую-то странную несогласованность их движений.
Присмотрелся и понял, в чем дело. Билли шел, как ходят все млекопитающие,
одновременно перенося вперед правую переднюю и заднюю левую ногу, а Питер
одновременно переносил обе правые ноги. Получался своеобразный, очень
широкий и развалистый маховый шаг. Недаром жираф так причудливо
раскачивается на бегу. Когда обе правые ноги одновременно оторваны от земли,
весь вес приходится на левые ноги, поэтому шея и голова для противовеса
наклоняются вправо. И наоборот: левые ноги отрываются от земли - шея и
голова наклоняются влево. Так и бегут жирафы враскачку по степи, размахивая
шеей, словно огромным пятнистым маятником.
благородную английскую публику. После первого взгляда на них посетители
спешили сделать неверный вывод.
очарователен! - кричали зрители, на что Билли чаще всего отзывался
проникновенным блеянием, подчеркивая, что не имеет ничего общего с жирафами.
друг друга.
ожиданиям, проявлять материнский инстинкт. А Билли был слишком занят
вымогательством, чтобы прислушиваться, за кого люди его принимают.
увесистыми репами, он через пять минут спешил к ограде встречать посетителя,
причем шатался и закатывал глаза так убедительно, словно постоянно жил
впроголодь.
выразительно глядя на вас.
сожрать. На-ка, Билли, угощайся.
лакомство. В другое время... Теперь же, бросив на шишку беглый взгляд, он
отворачивается.
рацион, такой же, как у жирафа.
рту, которую он ритмично жует с видом последнего мученика. И вы убеждаетесь,
что состязаться с козлом бесполезно.
секции, африканских буйволах, я бы этого не сказал. На вид они являли собой
прямую противоположность Питеру. Черные, как нечистая сила, они производили
довольно-таки жуткое впечатление, когда угрюмой, темной чередой пересекали
зелень своего загона. Вереницу из пяти коров возглавлял могучий старый бык,
великолепный и грозный зверь. Толстенные бугристые рога свисали над
маленькими воспаленными глазками, и рваные уши с зловещим вниманием
обращались в вашу сторону, когда вы проходили мимо загона. Из-за привычки
кататься по земле в неубранном сарае его бока покрывала корка засохшего
навоза, и сетка трещин придавала этой корке сходство с какой-то бурой
мозаикой. Стадо распространяло вокруг себя характерный густой, сладковатый
запах домашнего скота - настолько сильный, что он ощущался издалека даже на
открытом воздухе.
ибо они соблюдали почти военную дисциплину. Другие стада в нашем парке вели
себя как беспорядочный сброд, животные толкались и сбивались в некое подобие
клина, в котором каждый стремился занять наиболее удобную позицию. Буйволы
вели себя совсем иначе; когда они шли через загон на водопой, это был
образец упорядоченного движения. Идут к воде колонной по одному, впереди -
старый бык, за ним - остальные по старшинству. Ни суеты, ни грубой толкотни,
ничего похожего на манеры бизонов, которые можно было выразить формулой
"уйди-с-дороги-не-то-как-бодну". Подойдя к пруду, развертываются шеренгой и
пьют, пьют со вкусом, не спеша, потом входят по колено в воду и размышляют,
напоминая причудливое резное изделие из черного янтаря.
шкура; на него периодически накатывало, и тогда он стремился во что бы то ни
стало кого-нибудь убить, все равно кого. Обычно он вел себя довольно смирно:
чешешь ему голову и уши - стоит себе с прищуренными глазами. Широкая морда,
обтянутая лакированной кожей, всегда влажно поблескивала, и у него была
скверная привычка брызгать пеной изо рта и ноздрей. Зазеваешься, почесывая
ему голову,- вдруг раздается глубокий, удовлетворенный вздох, и твоя куртка
спереди становится белой от лопающихся пузырьков слюны. Но временами, как я
уже говорил, в него вселялся дьявол, и тогда лучше было держаться подальше
от ограды, потому что буйвол был быстр и опасен.
ней я каждый вечер катил на велосипеде домой. Когда бык пребывал в
благодушном настроении, я мог спокойно покрывать эту сотню метров, и он даже
ухом не поводил. Если же бык был не в духе, он отделялся от стада и с
грохотом мчался тяжелым галопом вдоль ограды, мотая огромными рогами и
издавая низкий рев, который нисколько не ласкал мой слух. Издали этот
тяжеловесный галоп не казался таким уж быстрым, но какую бы скорость я ни
развивал на велосипеде, буйвол шутя поспевал за мной: рога колотят по
ограде, из открытой пасти вырывается грозный рев, толстые ноги-обрубки с
силой ударяют по земле, и копыта растопыриваются, оставляя черные шрамы на
яркой зелени травы. Старый бык числился безымянным, и я окрестил его
Чингизом, не сомневаясь, что при желании он мог бы причинить столько же
опустошений, сколько любая татарская орда.
исполнял крайне своеобразный ритуал. Наклонит свою массивную башку и с
немалым напряжением закидывает ногу в изгиб рога, после чего принимается
кивать с риском опрокинуться. Или исполняет странный вальс, кружится и
кружится на трех ногах, делая вид, будто копыто застряло, и его никак не
выдернуть. Обычно такие представления длились около получаса. Я так и не
понял их смысла; во всяком случае, ни одна из коров не пыталась ему
подражать. Больше того, похоже было, что их смущает такое ребячество вожака
и они норовят на это время уйти от него подальше. Остается предположить, что
бык устраивал это представление по той же причине, какая побуждает льва
ходить взад-вперед по клетке или белого медведя и слона покачиваться из
стороны в сторону: просто чтобы дать себе разрядку и чем-то заполнить время
в ожидании очередной трапезы. Казалось, Чингиз каждый раз с глубоким