остров. Точно определить пол змееныша теми средствами, какими мы располагали
на Маврикии, мы не могли, а идти на риск с такими редкими рептилиями было бы
непозволительно, даже преступно: привезешь их на Джерси, а там выяснится,
что обе змеи одного пола. Я изложил все это Вахабу. В ответ он сказал, что,
по долгосрочному прогнозу, циклон обойдет Маврикий стороной и наступит
длительное затишье.
отменить готовившееся семь лет путешествие в Ассам, куда думал отправиться
сразу после возвращения на Джерси. В итоге у меня появились свободные дни,
но все равно я чувствовал себя слишком паршиво, чтобы еще раз плыть на
Круглый и таскаться там с тяжелым снаряжением.
Это неизмеримо облегчило бы нам путь туда и обратно, и к тому же я давно
мечтаю полетать на вертолете.
но он попробует.
премьер-министр разрешил воспользоваться вертолетом. Можем вылетать, как
только позволит погода.
именем "Фифи", крутились над Индийским океаном, раздумывая, как поступить с
Маврикием. К нашему великому облегчению, они решили оставить его в покое,
синоптики пообещали хорошую погоду, и мы получили "добро" на вылет в
очередной понедельник. Как раз на это время пришлись местные праздники, и
Вахаб решил присоединиться к нам, захватив на подмогу мужественного
добровольца из числа сотрудников лесничества.
поле в северной части острова, куда должен был прибыть грузовик с нашим
снаряжением. Оттуда до Круглого было четверть часа лета. В назначенный час
мы явились к полицейским казармам; здесь из ангара с великой помпой выкатили
вертолет. Откинули фонарь маленькой кабины, и мы втиснулись внутрь: Вахаб и
Джон - сзади, я - впереди, вместе с добродушным пилотом-индийцем и вторым
летчиком. Чувствуя себя, словно золотая рыбка в круглом аквариуме, я с
тревогой ждал взлета, поскольку высота - не моя стихия.
Чертовски жарко.
лифте, на .миг остановились, потом понеслись вперед в двадцати метрах над
крышами Порт-Луи. Это было удивительное чувство; еще ярче, чем на малом
одномоторном самолете, я представлял себя в роли ястреба или стрекозы с их
способностью подниматься и спускаться по вертикали, парить и маневрировать в
воздухе. Поднявшись на высоту тридцати метров, мы помчались над
прямоугольниками сахарного тростника, посреди которых громоздились груды
вывороченных плугом огромных коричневых камней, - казалось, под нами
простирается огромная зеленая шахматная доска с горами слоновьего навоза.
Декоративные деревья на обочинах напоминали кучки раскаленных углей, а сами
дороги пестрели, словно полотно импрессиониста, цветными пятнышками - то
женщины в цветастых сари направлялись на базар.
сидишь в стеклянном шаре и тебе кажется, что ты сейчас пробьешь стекло и
вывалишься) и легко, как семя одуванчика, приземлились на футбольном поле.
Здесь нас ждал грузовик с полным кузовом снаряжения, - палатка, продукты,
шестнадцать здоровенных канистр с водой, - и возле машины стоял товарищ
Вахаба по лесничеству, стройный молодой человек азиатского происхождения по
имени Зозо, обладатель широкой располагающей улыбки и такого курносого носа,
что казалось - на вас нацелена двустволка. На нем была форма защитного
цвета, глаза скрыты огромными темными очками, на голове - большой
серо-зеленый тропический шлем со складов лесничества, того самого типа,
который носили Стенли и Ливингстон. Предстоящее приключение чрезвычайно
волновало этого обаятельного юношу. Он признался мне, что еще не бывал за
пределами Маврикия и никогда не летал, тем более, на вертолете. А тут сразу
три таких необычных события! Он не находил слов, чтобы выразить обуревающие
его чувства.
оторвался от земли и прошел над футбольными воротами, распугав кричащих и
смеющихся ребятишек, которые собрались посмотреть на нас. С ревом взмыв
вверх над косматыми пальмами, мы понеслись над изумрудной лагуной, над
пенистой клумбой рифа и над синим глубоководьем, держа курс на остров,
распластавшийся высохшей зеленовато-бурой черепахой на горизонте, в двадцати
двух километрах от Маврикия.
"Малый вертодром". Столь громкие названия способны вызвать в вашем
представлении бетонные плиты, конусные ветроуказатели, даже контору таможни
и иммиграции и туристическое агентство. К счастью, все эти прелести здесь
отсутствуют. Вертодромы - всего-навсего две ровные площадки, одна несколько
шире другой; кстати, это вообще единственные сравнительно большие ровные
площадки на острове. Ветер и дождь точили, долбили и разглаживали туф, так
что получились пятачки, сравнимые если не с паркетным полом, то, во всяком
случае, с более или менее гладким участком лунного ландшафта. Мы
приземлились на меньшей площадке, при этом вращение винтов спугнуло
белохвостых и краснохвостых фаэтонов и одетых в не столь нарядное, темное
оперение буревестников, и нас окружила кричащая пернатая метелица.
Буревестникам присущи своеобразные, какие-то неземные звучания, которые
начинаются с карканья, а оканчиваются совершенно неожиданными для столь
невзрачных морских птиц необыкновенно красивыми буйными трелями. И кто бы
подумал, любуясь волшебной красотой фаэтонов, что эти птицы кряхтят
наподобие человека, воюющего с упрямой пробкой!
палатку и припасы через вертодром и вниз по соседствующей с ним лощине.
Фаэтоны пикировали на нас белыми сосульками, издавая свои удивительные
крики, а буревестники легко скользили рядом с нами в полуметре над землей,
словно вышколенные овчарки, охраняющие стадо бестолковых строптивых баранов.
дождями лощины, спускающейся к морю этаким миниатюрным Большим Каньоном.
Мощные серые пласты туфа чередовались здесь с участками, которые кролики и
морские птицы искрошили так, что образовалось подобие почвы, покрытой
зеленым ежиком растений с толстым стеблем, чем-то похожих на полевую
горчицу. К счастью, кролики его не трогали, и он служил защитным покровом
для драгоценных клочков почвы. На фоне сурового эродированного ландшафта эти
клочки казались непорочными зелеными лугами с редкой россыпью пальм,
лишенными всяких обитателей, если не считать насекомых да рыскающих тут и
там сцинков. Однако с приходом темноты картина сразу изменилась.
когда погасли зеленоватые сумерки и на черном бархате неба замерцали звезды,
из недр земли внезапно, как по сигналу, вырвались необыкновенные звуки.
Сначала мягкие, даже мелодичные, словно где-то в глуши на снегу под луной
печально выла стая волков. По мере того как к хору присоединялись все новые
и новые голоса, он стал подобен чудовищной неистовой мессе полоумных в
подземном соборе. К нам доносились фанатические призывы священнослужителей и
дикие вопли прихожан. Около получаса земля вибрировала от нарастающих и
убывающих звуковых волн, а затем будто разверзлись недра, выпуская
обреченные души из преисподней, созданной воображением Гюстава Доре, - то из
скрытых под зеленью нор, словно восставшие из могил мертвецы, мяукая,
курлыкая, завывая, высыпали птенцы буревестников.
это сопровождалось такой какофонией, что мы с трудом слышали друг друга. К
тому же эти придурковатые создания решили, что наша палатка - отменная
гнездовая нора, созданная специально для них. С писком и уханьем врываясь
внутрь и шныряя над нашими кроватями и под ними, они беззастенчиво рассыпали
свой помет и отрыгивали пахнущую рыбой кашицу на тех из нас, кто позволял
себе непочтительно обращаться с ними.
двадцатого птенца. - Знаю, меня считают другом животных, но всему есть
предел.
жарко.
Моя кровать и так похожа на перуанский остров, где добывают гуано, -
заключил я с горечью, вылавливая птенца из миски с супом.
градусов. В остальном же наш маневр привел лишь к тому, что неунывающие
птенцы принялись делать подкопы вдоль стенок. Всякий раз, как один из них
проникал к нам таким путем, приходилось развязывать вход, чтобы вы-бросить
его. В конце концов, обороняясь от настойчивой интервенции, мы придавили
края палатки канистрами. Тогда побежденные птенцы, окружив нашу обитель,
решили развлечь нас ночным концертом.
Уаа, уаааа, уууэ.
ооэээ, уаа, уаа.
родители прилетали с кормом, и дикие вопли птенцов сменялись своеобразными,
мало приятными звуками, будто из ванны, которую кто-то вздумал наполнить
жидким навозом, вытекало содержимое. Это родители отрыгивали в клювики
потомков полупереваренную рыбу. Скоро в палатке воцарился запах, как на