Чтение 22–й страницы книги ~Юбилей ковчега~

могу задерживаться, надеюсь, еще увидимся. Отлично. Превосходно.

Он еще раз сжал в тисках нежную руку дамы и скрылся. Откинувшись на
спинку дивана, она слушала удаляющийся грохот, подобный шуму отступающей
армии.

-- Как, ты сказал, его зовут? -- спросила гостья.

-- Саймон, Саймон Хикс.

-- Ему больше подходит имя Ураган Хикс,-- твердо произнесла она.

С тех пор мы его так и зовем.

Нет слов описать, с каким энтузиазмом Саймон взялся за свою новую
работу. Вибрируя точно арфа, он в два счета реорганизовал нашу систему опеки
животных, и если раньше она приносила желанные, но очень скромные
пожертвования, то теперь суммы заметно возросли, и наши животные, как
говорится, выстроились в очередь на "усыновление". Вот как действует эта
система: вы "усыновляете" какого-то зверя, вносите деньги на его пропитание,
и на клетке или ограде загона появляется табличка с вашим именем. Весьма
удобно для озабоченных родителей или крестных, кои накануне дней рождения
или Рождества носятся по магазинам в поисках оригинальных подарков: нужно
всего лишь "усыновить" какого-нибудь обитателя нашего зоопарка от имени
дитяти или крестника. Разумеется, у нас действует скользящая шкала, взнос на
лягушку намного меньше взноса на гориллу, и хотя эти деньги ни в коей мере
не покрывают наши расходы на годовое содержание животных, польза от них
немалая. Заодно родители и дети проникаются сознанием, что помогают нам в
нашей работе, и не без гордости заходят навестить "своего" зверя.

Когда я учредил в Америке родственную организацию, мы назвали ее SAFE
(Save Animals From Extinction -- Спасите Животных От Вымирания), но
американцам показалось, что эта аббревиатура слишком похожа на название
какого-то лекарства, и пришлось избрать более пышное наименование --
Международный трест охраны диких животных. Однако Саймона ничуть не смущало
название SAFE, он тотчас запатентовал его и придумал новый способ для людей,
желающих вносить пожертвования в нашу копилку. Заказал в типографии карточки
с названием каждого вида и снабдил ими ящики с надписями: "Ветеринарное
обслуживание", "Содержание", "Возвращение в природную среду" и тому
подобное. Посетители зоопарка могли положить в ящик монету или ассигнацию,
выбирая ту сторону нашей деятельности, которая их больше интересовала, зная,
что деньги будут истрачены именно на эти цели.

Наряду со всеми этими делами Саймон решил, что должен пройти курс
обучения вместе с нашими заморскими студентами, и стал прилежно ухаживать за
обитателями всех секций зоопарка. По мере того как Саймон расширял круг
своих познаний, он начал исполнять роль экскурсовода, рассказывая
посетителям о нашей работе и о биологических особенностях каждого животного.
Предельно простодушный человек, он, что называется, клюет на голый крючок.
Послушав однажды (без его ведома), как он просвещает группу членов Треста, я
зазвал его в свой кабинет и сказал:

-- Саймон, мне нужно с тобой серьезно поговорить.

-- Да, а что? -- тревожно осведомился он.

-- Я по поводу лекций, которые ты читаешь членам Треста. На днях мне
случилось тебя послушать.

-- Нет, правда, неужели слушал, Господи?

-- Правда,-- серьезно продолжал я.-- И хотя в целом лекция была на
должном уровне, мне кажется, тебе не стоило преподносить этим беднягам
заведомую "липу".

-- "Липу"? -- через силу вымолвил он.

-- Ну, может, не заведомую "липу",-- уступил я.-- Может быть, ты и
впрямь считаешь, что ирбис обитает в Сахаре.

Он уставился на меня, потом вдруг сообразил, что я его разыгрываю.

-- Умоляю,-- сказал он,-- ради Бога, не делай больше таких вещей. У
меня чуть сердце не оборвалось.

Как раз в это время у Саймона возникли осложнения с нашими
орангутанами. Огромный самец Гамбар с острова Суматра чрезвычайно ревниво
охранял свою территорию и свою супругу Гину. И надо же было ему вбить себе в
голову, что Саймон (чья шевелюра цветом весьма похожа на шерсть орангутана)
-- соперник, домогающийся расположения Гины. Завидев Саймона, Гамбар
хватался за перекладину и раскачивался на ней, колотя висящую на цепи шину
от грузовика, а завершал грозную демонстрацию силы тем, что сгребал в охапку
Гину и яростно совокуплялся с ней, чем приводил Саймона в великое смущение.
Дошло до того, что Саймон, когда водил по зоопарку членов Треста,
отказывался подходить близко к клетке орангутанов.

-- Ой, глядите -- орангутан! -- кричали гости, издали приметив Гамбара.

-- Да-да, отлично,-- лихорадочно выпаливал Саймон.-- Но сперва я должен
показать вам наших лемуров.

Саймон сообщил мне, что во время совокупления с Гамбаром Гина смотрела
на него с такой укоризной, что у него сердце сжималось.

-- Это ужасно,-- говорил он.-- Как будто она обвиняет меня.

-- Не бери в голову,-- утешал я его.-- Только подумай, как ты
прославишься, когда Гамбар сделает последний ход. Еженедельник "Ньюс оф зе
уорлд" заплатит тебе кругленькую сумму за историю твоей жизни.

-- Что? -- воскликнул Саймон.-- Какой еще последний ход? О чем ты
толкуешь?

-- Ты будешь единственным в истории человеком, на кого подаст в суд за
попытку отбить возлюбленную суматранский орангутан,-- объяснил я.

Популярность моих книг открывала передо мной многие двери, особенно в
среде так называемых "знаменитостей". Чрезвычайно полезно знать, что большой
босс такой-то организации -- ваш преданный поклонник: вы можете без
стеснения обращаться прямо к нему с просьбой оказать услугу, вместо того
чтобы медленно карабкаться вверх по липкой и непокорной бюрократической
лестнице. К тому же один почитатель сведет вас с десятком своих знакомых,
которые могут вам чем-то помочь, и образуется нечто вроде гирлянды из
маргариток. Типичный случай -- поиски подходящего патрона для нашего
новорожденного американского филиала.

Примерно в это время Том Лавджой, собрав в американском Совете
благожелательных и щедрых деятелей, задумался над тем, что теперь нужно
подыскать, так сказать, "носовое украшение", человека, хорошо известного
американцам и способного придать особый блеск организации. И Том позвонил
мне, чтобы обсудить этот вопрос.

-- Как насчет князя Ренье? -- предложил я.-- Он любит животных, у него
в Монако даже есть свой зоопарк.

-- Тогда уж лучше его жена,-- отозвался практичный Том.-- В Америке
никто не слышал про князя Ренье, зато все знают Грэйс Келли.

-- Что верно, то верно,-- сказал я.-- Но я незнаком с ней.

-- Зато я уверен, что Дэвид Нивен знаком,-- ответил Том.-- А с ним ты
знаком. Это ведь он был шафером твоей гориллы?

-- Он, да только я не люблю просить друзей, чтобы они, так сказать,
извлекали из своих знакомств выгоду для меня.

-- Не захочет -- откажется, только и всего,-- философически заметил
Том.

И я позвонил Дэвиду. Что он посоветует?

-- Ненавижу впутывать друзей в такие дела, Джерри,-- сказал Дэвид.-- Но
вот что я сделаю -- помогу тебе получить приглашение, а там уж ты сам
изложишь свое дело, я только предупрежу ее.

-- Отлично, Дэвид,-- отозвался я.-- То, что надо. Главное, чтобы нам с
Томом открыли дверь, дальше мы сами управимся. Уверен, все будет о'кей. Том
обаянием не многим уступит тебе.

-- Не пытайтесь мне льстить, мистер Даррелл,-- серьезно произнес Дэвид.

-- Беда с вами, второразрядными актеришками,-- не признаете правды,
когда ее говорят вам прямо в глаза,-- сказал я и поспешил положить трубку,
не давая ему ответить.

Спустя некоторое время княгиня Грэйс выразила согласие принять нас и
был назначен день. Том ликовал.

-- Милая голубушка Мисс Америка,-- говорил он.

-- Она еще ничего нам не обещала,-- заметил я,-- и умоляю тебя -- не
вздумай называть ее милой голубушкой Мисс Америка. Она княгиня, черт возьми.

-- Только жена князя,-- поправил меня Том.

-- Заруби себе на носу, мой дорогой Томас: особы, ставшие княгинями
благодаря замужеству, порой носятся со своим званием и положением больше,
чем урожденные.

-- Я должен делать реверансы перед ней? -- спросил Том.

-- Нет. Хотя такое зрелище доставило бы мне подлинное удовольствие,
лучше избавь княгиню Грэйс от подобных церемоний. Однако учитывая твою
неотесанность, чувствую, что не помешает преподать тебе несколько уроков --
как следует вести себя в таких случаях. Займусь твоим образованием, как
только встретимся во Франции.

Поскольку вас не каждый день приглашают в княжеский дворец в Монако, я
посчитал, что сему мероприятию надлежит придать соответствующий блеск. А
потому разместился вместе со своим женским эскортом (жена, секретарша и одна
давняя приятельница) в роскошном отеле, откуда было слышно шуршание бумажек
в казино. Вздыбив свои вкусовые сосочки изысканным аперитивом, мы вступили в
зал ресторана, встреченные подобострастным метрдотелем и шеренгами учтивых
официантов. Только мы отведали нежнейший овощной суп, холодный, будто нос
белого медведя, и официанты в торжественной тишине поставили на стол
варенного в шампанском и сливках лосося, как появился Томас Лавджой, всем
обликом похожий на единственную выжившую жертву страшного месопотамского
землетрясения. При виде его у метрдотеля вырвался вибрирующий писк, какой
издает морская свинка, на которую вдруг наступил битюг. Честно говоря, я
вполне разделял его чувства.

Одна рука Тома сжимала содержащий, видимо, все его земное имущество
портфель, изготовленный из кожи престарелого крокодила, страдавшего
проказой. Костюм его выглядел так, будто в нем поочередно спали семнадцать
бомжей, а восемнадцатый выбросил на свалку. Рубашка была сероватого цвета,
только участок, окружающий шею,-- черный. Галстук (некогда, вне сомнения,
смотревшийся великолепно) выглядел так, будто его задумчиво пожевал и потом