Чтение 22–й страницы книги ~Микророманы~

ЛАРИСА. В одной школе -- непросто.

НИНА ГРИГОРЬЕВНА (смотря на Ларису в упор). А насчет отца? (После
паузы.) Когда же когда кончится твое детство? Вместе с Гришкиным?

ЛАРИСА. Глупо сдаваться, стоя на вершине, с которой, как сказал кто-то
из мудрых, уже виден конец пути.

НИНА ГРИГОРЬЕВНА. Конец? Что же тогда петь мне? Я в старухи не
собираюсь. Что касается нынешних детей, их нянчат до пенсии.

ЛАРИСА. До чьей?

НИНА ГРИГОРЬЕВНА. До их пенсии. (Набивает в огромный портфель вещи,
книги.)

ЛАРИСА. Собрания сочинений с собой носишь?

НИНА ГРИГОРЬЕВНА. Шутить, моя милая, будешь с завтрашнего дня в классе.
Сегодня еще каникулы, отдохни.

ЛАРИСА. Мне уже сегодня в школу надо. А ты когда вернешься?

НИНА ГРИГОРЬЕВНА. Как всегда, около полуночи. Если не улечу в
командировку по одному скандальному делу. Но вроде обойдется. Меня теперь
жалеть стали. Словом, не ждите, ложитесь спать... (Уходит.)

ЛАРИСА раздвигает шторы, и комнату заливает солнце. Только теперь
видно, как Лариса Яковлевна хороша собой. Она поворачивается -- в дверях
стоит ГРИША в одних трусах. В руках -- тяжелая гиря.

ЛАРИСА. Встал, наконец?

ГРИША. Пора привыкать к нагрузке. (Выжимает гирю.)

ЛАРИСА. Небо, как в первый день творенья!

ГРИША. А ты день творенья видела?

ЛАРИСА. Намек женщине на ее возраст?

ГРИША. Вы, Лариса Яковлевна, не женщина. Вы -- мать... Бабуля отчалила?

ЛАРИСА. Она тебе нужна?

ГРИША (не сразу). Разговорчик ваш я слышал. Правда, иногда приходилось
напрягать уши.

ЛАРИСА. Чепуха, не обращай внимания.

ГРИША. Почему же чепуха, ма? Ты железно права. До каких пор мне быть
маменькиным сыночком? Надоело! Я в старой школе устал называть тебя на "вы",
а дома на "ты". Вечно соображай, когда говорить "Лариса Яковлевна", когда
"мать"... Тут и робот бы перегрелся.

ЛАРИСА. Можешь и на уроке: "Мама, я не выучил!"

ГРИША. Тебе-то ведь тоже противно, когда кто-то думает, будто ты мне
пятерочки по блату ставишь? Поэтому и боишься прийти к своему директору с
дитятей! А с меня шкуру сдираешь. Повезло в жизни, нечего сказать! У всех
матери, как матери, а у меня -- училка. Учительница, учительница!.. Знаешь
что? Давай не будем говорить в новой школе, что я твой отпрыск!

ЛАРИСА. Обманывать? Кого?

ГРИША. Молчание -- не обман. Взаимовыгодные сделки и на международном
уровне проходят. Тебе ведь тоже без хвоста лучше! Меньше забот, свобода и
независимость. (С намеком.) Красота, кто понимает.

ЛАРИСА. Не унижай себя пошлостью.

ГРИША. Какая же это пошлость? Может, замуж выйдешь... Ну, ладно, ладно,
не буду. Но мне-то хватит, наконец, держаться за твою юбку. Факт!
Договорились? Слово? Тогда по рукам!

ЛАРИСА. Но и ты, в свою очередь, даешь мне слово: не подводить!
Натворишь что-нибудь -- сразу поставишь меня в нелепое положение.

ГРИША. Трусиха! Чего всегда боишься?

ЛАРИСА. Ты мужчина, а я слабая женщина...

ГРИША. Слабая? Шутишь!

ЛАРИСА. Имей в виду, раз уж ты сам международные отношения вспомнил.
Обязательства, нарушенные одной стороной, освобождают другую, -- таков
закон.

ГРИША. Законы святы! Значит, с завтрашнего дня ты для меня просто
Лариса Яковлевна, одна из многих мучительниц, а я... Зовите меня просто
Гришей.

ЛАРИСА. ...Одним из многих мучителей...

ГРИША. Не трусь! У нас, говорят, класс ничего подобрался... В общем,
установка ясна?

ЛАРИСА. Ясна, раз ты этого хочешь, но... В любом варианте, впрочем, я
делаю большую глупость.

ГРИША (со значением). Не в первый раз!

ЛАРИСА. Это, к сожалению, правда... Но предположим, завтра выяснится,
что ты мой сын. Тогда?

ГРИША. Ерунда! Скажешь, что случайно забыла об этом обстоятельстве.

ЛАРИСА. Стало быть, с завтрашнего дня на мои похвалы особенно не
рассчитывай.

ГРИША. Вот видишь, Лариса Як... то есть мать! Даже ты меня блатырем
считаешь!

ЛАРИСА. Сам в себе разберись. Не маленький. (Начинает собираться.) Ну,
я бегу пред светлые очи директора. Купи колбасы, десяток яиц, хлеба.

ГРИША. Стандарт!

ЛАРИСА. Вешалку новую прибей -- обещал.

ГРИША (о другом). А ты что обещала -- помнишь?

ЛАРИСА. Сравнил тоже!

ГРИША. Слово дала! Осталось три месяца... А может, не будем тянуть?

ЛАРИСА. Нет, Гриша, нет! Подожди... (Поспешно выходит.)

Затемнение.

Кабинет директора школы. На шкафу чучела птиц, рулоны плакатов. За
окном парк, новый кинотеатр. Последний день каникул, тишина перед сражением.
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ слегка прихрамывает, носит красивую палку, но на нее
почти не опирается. Сейчас он на стремянке, вешает на окно гардины. Звонит
телефон.

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ (снимает трубку). Привет! Сколько раз говорил себе:
пора относиться к явлениям действительности спокойнее. Спо-кой-нее. Особенно
учитывая гипертонию. Да, начинаем год. А чего волноваться? Ремонт кое-как
закончили, все успели. Осталось натереть полы. И нечего прикидываться
стариком. Лучше, когда у директора настроение, как у пятиклассника.
Начинаются каникулы -- ура! Кончаются... Прощай! (Изображая духовой оркестр,
напевает похоронный марш.)

Входит ЛАРИСА.

ЛАРИСА. Извините! Я, кажется, помешала. У вас репетиция?

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ (слезая с лестницы и натягивая пиджак, кладет
трубку). Угадали. Духового оркестра в школе нет, заменяю в торжественных
случаях, Лариса...

ЛАРИСА (поспешно). Яковлевна. Буравская.

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Фамилию, представьте, помню... А без отчества
нельзя?

ЛАРИСА. Наверное, уже поздно -- без отчества...

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ (разглядывая Ларису). И на "ты" уже нельзя?

ЛАРИСА. Надо ли?

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Ладно, так и запомним теперь на всю жизнь.

ЛАРИСА. На всю? Может, и не потребуется... Еще пожалеете, Станислав
Петрович.

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Почему?

ЛАРИСА. Ох, Стас, Стас! Зови меня на "ты" и вообще как хочешь. Все не
верится... Будто не было этих шестнадцати лет разлуки, и мы снова в одной
школе, как на педпрактике. Только я рядовая учительница, а ты -- мой
директор!

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Да, крашу стены, подтягиваю радиаторы. Что такое в
наше время директор? Правая рука завхоза.

ЛАРИСА. А в кино с уроков, как с лекций, не срываешься?

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Помнишь?.. Теперь нет, положение обязывает.

ЛАРИСА. Тяжелый у тебя состав...

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Да уж не легкий: восемьсот двадцать три
пассажира... Впрочем, теперь и у тебя...

ЛАРИСА. Мне легче. (Пауза.) Что ты так смотришь?

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Ты совсем не изменилась. Как была первой красавицей
в институте...

ЛАРИСА. Изменилась, Стас, очень изменилась... И морщин хватает, и
рубцов... на сердце.

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Когда же мы виделись в последний раз?

ЛАРИСА. Забыл? И слава богу...

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Помню... На перроне Казанского вокзала, когда я
уезжал на Алтай.

ЛАРИСА. Чего ж ты замолчал? Договаривай... А я должна была приехать
следом, через месяц. Взяла вот и не приехала в твою Белокуриху. Струсила
забираться в глухомань.

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Нет, ты не струсила!

ЛАРИСА. Сейчас скажешь, что причиной была твоя хромота? Чушь!

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Согласен. Тоже мне несчастье: одна нога чуть короче
другой от рождения. У других, вон, уши разные, и то ничего!

ЛАРИСА. Думаешь, считала тебя неудачником, да?

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Может быть и это, но не главное. Конечно, директор
школы -- это ведь величина только с точки зрения учительницы. Но... не
поехала ты по другой причине... Сказать? Дело-то прошлое...

ЛАРИСА. Говори!

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Ты не поехала, Лора, просто потому, что не очень
меня любила... Только не возражай! Теперь ведь это проверить невозможно. Да
и не нужно... У тебя был целый грузовик поклонников. Да, грузовик! Я помню,
как ездили на картошку... Ради тебя выигрывали на соревнованиях, сдавали