спотыкаясь и набивая себе шишки, под большой дуб на берегу реки. Теперь
гроза была в полном разгаре. В беспрерывном сверкании молний, загорав-
шихся в небе, все на земле становилось видно отчетливо, резко и без те-
ней: гнущиеся деревья, волны на реке и белые гребни на них, летящие хло-
пья пены, смутные очертания высоких утесов на том берегу, едва видные
сквозь бегущие тучи и пелену косого дождя. Чуть не каждую минуту ка-
кое-нибудь гигантское дерево, не выдержав напора бури, с треском руши-
лось, ломая молодую поросль, а непрерывные раскаты грома грохотали, как
взрывы, сильно, оглушительно и так страшно, что сказать нельзя. Гроза
разыгралась и грянула с такой силой, что, казалось, вот-вот разнесет
остров вдребезги, сожжет его, зальет до верхушек деревьев, снесет ветром
и оглушит каждое живое существо на нем, - и все это в одно и то же мгно-
вение. Страшно было в такую ночь оставаться под открытым небом.
и громыхая в отдалении, и на земле снова воцарился мир. Мальчики верну-
лись в лагерь, сильно напуганные; оказалось, что большой платан, под ко-
торым они устроили себе постели, лежал вдребезги разбитый молнией, и
мальчики радовались, что их не было под деревом, когда оно рухнуло.
свойственной их возрасту беспечности, мальчики и не подумали чем-нибудь
прикрыть огонь от дождя. Было от чего прийти в отчаяние, так они промок-
ли и озябли. Они красноречиво выражали свое горе; но скоро обнаружилось,
что огонь ушел далеко под большое бревно, в том месте, где оно приподни-
малось, отделившись от земли, и от дождя укрылась тлеющая полоска в ла-
донь шириной. Мальчики терпеливо раздували огонь и подкладывали щепки и
кору, доставая их из-под сухих снизу бревен, пока костер не разгорелся
снова. Тогда они навалили сверху толстых сучьев, пламя заревело, как в
горне, и мальчики опять повеселели. Они высушили вареный окорок и нае-
лись досыта, а потом до самого рассвета сидели у костра, хвастаясь и
приукрашивая ночное происшествие, потому что спать все равно было негде
- ни одного сухого местечка кругом.
ло клонить ко сну, они отправились на отмель и улеглись там. Мало-помалу
начало припекать солнце, и они нехотя поднялись и стали готовить завт-
рак. После еды они раскисли, едва двигались, и им опять захотелось до-
мой.
не прельщали ни шарики, ни цирк, ни купанье, ничто на свете. Он напомнил
им про важный секрет, и это вызвало проблеск радости. Пока этот проблеск
не угас, Том успел заинтересовать их новой выдумкой. Он решил бросить
пока игру в пиратов и для разнообразия сделаться индейцами: Им эта мысль
понравилась - и вот, не долго думая, все они разделись догола, вымаза-
лись с ног до головы полосами грязи, точно зебры, и помчались по лесу,
собираясь напасть на английских поселенцев. Все они, конечно, были вож-
ди.
друга из засады со страшными криками, убивая врагов и снимая скальпы ты-
сячами. День выдался кровопролитный и, значит, очень удачный.
затруднение: враждебные племена не могли оказывать друг другу гостепри-
имство, не заключив между собой перемирия, а заключать его было просто
невозможно, не выкурив трубки мира. Никакого другого пути они просто не
знали. Двое индейцев пожалели даже, что не остались пиратами. Однако де-
лать было нечего, и потому, прикинувшись, будто им это очень нравится,
они потребовали трубку и стали затягиваться по очереди, как полагается,
передавая ее друг другу.
это их кое-чему научило: оказалось, что теперь они могут курить понем-
ножку, не уходя искать потерянный ножик, - их тошнило гораздо меньше и
до больших неприятностей дело не доходило. Как же было упустить такую
великолепную возможность, не приложив никаких стараний. Нет, после ужина
они опять попробовали курить, и с большим успехом, так что вечер прошел
очень хорошо. Они так гордились и радовались своему новому достижению,
будто сняли скальпы и содрали кожу с шести племен. А теперь мы их оста-
вим курить, болтать и хвастаться, так как можем пока обойтись и без них.
Семейство тети Полли и все Гарперы облачились в траур, заливаясь слезами
неутешного горя. В городе стояла необычайная тишина, хотя, сказать по
правде, в нем и всегда было довольно тихо. Горожане занимались своими
делами с каким-то рассеянным видом и почти не разговаривали между собой,
зато очень часто вздыхали. Для детей субботний отдых оказался тяжким
бременем. Им совсем не хотелось играть и веселиться, и мало-помалу вся-
кие игры были брошены.
зная, куда деваться от тоски. Но там не нашлось ничего такого, что могло
бы ее утешить. Она стала разговаривать сама с собой:
чего не осталось на память о нем! - И она проглотила подступившие слезы.
этого не сказала, ни за что на свете не сказала бы. Но его уже нет; я
никогда, никогда, никогда больше его не увижу.
ясь горючими слезами. Потом подошла кучка мальчиков и девочек - товари-
щей Тома и Джо; они остановились у забора и стали глядеть во двор, раз-
говаривая благоговейным шепотом насчет того, где они в последний раз ви-
дели Тома, и как он тогда сделал то-то и то-то, и как Джо сказал та-
кие-то и такие-то слова (по-видимому, ничего не значившие, но предвещав-
шие беду, как все теперь понимали), - и каждый из говоривших показывал
то самое место, где стояли тогда погибшие, прибавляя что-нибудь вроде: а
я стоял вот тут, как раз где сейчас стою, а он совсем рядом - где ты
стоишь, а он улыбнулся вот так - и у меня мурашки по спине вдруг побежа-
ли, до того страшно стало, - а я тогда, конечно, не понял, к чему бы
это, зато теперь понимаю.
многие претендовали на это печальное отличие и давали показания, более
или менее опровергаемые свидетелями; и когда было окончательно установ-
лено, кто последним видел погибших и говорил с ними, то эти счастливчики
сразу почувствовали себя возведенными в высокий сан, а все остальные
глазели на них и завидовали. Один бедняга, который не мог похвастаться
ничем другим, сказал, явно гордясь таким воспоминанием:
из мальчиков мог сказать про себя то же самое, так что это отличие ниче-
го не стоило. Дети пошли дальше, благоговейно обмениваясь воспоминаниями
о погибших героях.
вонил колокол, но не так весело, как обычно, а мерно и уныло. Воскре-
сенье выдалось очень тихое, и печальный звук колокола очень подходил к
настроению тихой грусти, разлитой в природе. Горожане начали собираться
в церкви, задерживаясь на минутку на паперти, чтобы побеседовать шепотом
о печальном событии. Но в самой церкви никто не шептался; тишину наруша-
ло только шуршанье траурных платьев, когда женщины пробирались к своим
местам. Никто не мог припомнить, чтобы маленькая церковь была когда-ни-
будь так полна. Наступила наконец полная ожидания, напряженная тишина, и
тут вошли тетя Полли с Сидом и Мэри, а за ними семейство Гарперов в глу-
боком трауре; и все прихожане, даже сам старенький проповедник, почти-
тельно поднялись им навстречу и стояли все время, пока родственники по-
гибших не заняли места на передней скамье. Снова наступила проникновен-
ная тишина, прерываемая время от времени глухими рыданиями, а потом пас-
тор начал читать молитву, простирая вперед руки. Пропели трогательный
гимн, за которым последовал текст: "Я есмь Воскресение и Жизнь".
инства, привлекательные манеры и редкие дарования погибших, что каждый
из прихожан, созерцая их портреты, ощутил угрызения совести при воспоми-
нании о том, что всегда был несправедлив к бедным мальчикам и всегда ви-
дел в них одни только пороки и недостатки. Проповедник рассказал, кроме
того, несколько трогательных случаев из жизни покойных, которые рисовали
их кроткие, благородные характеры с самой лучшей стороны, и тут все уви-
дели, какие это были замечательные, достойные восхищения поступки, и с
прискорбием душевным припомнили, что в то время эти поступки всем каза-
лись просто возмутительным озорством, заслуживающим хорошего ремня. При-
хожане проявляли все больше и больше волнения, по мере того как длился
трогательный рассказ, и наконец вся паства не выдержала и присоединилась
горько рыдающим хором к плачущим родственникам, и даже сам проповедник
был не в силах сдержать своих чувств и прослезился на кафедре.
ния; минутой позже скрипнула входная дверь; проповедник отнял платок от
мокрых глаз и словно окаменел. Сначала одна пара глаз, потом другая пос-
ледовала за взглядом проповедника, и вдруг чуть не все прихожане разом
поднялись со своих мест, глядя в остолбенении на трех утопленников,
шествовавших по проходу: Том шел впереди, за ним Джо, а сзади всех, ви-
димо робея, плелся оборванец Гек, весь в лохмотьях. Они прятались на
пустых хорах, слушая надгробную проповедь о самих себе.
чуть не задушили их поцелуями, воссылая благодарение богу, а бедный Гек
Корнев Павел
Андреев Николай
Роллинс Джеймс
Посняков Андрей
Афанасьев Роман
Перумов Ник