облегчения для хлопцев, вдалбливая нанимателям, что любая оплата за таких
соколов не будет слишком высокой, вы только взгляните на них, вот они пред
вами - все как на подбор!..
кашу в ступе истолочь, ну и, понятно, коноплю мять...
Ночь дается, чтобы отдохнуть парню, ему же расти, сил набираться...
Петрович Заболотный, брал первые уроки дипломатической премудрости? Не
тогда ли он ужо кое-что наматывал на ус, прислушиваясь, как неуступчивый,
со стальными нервами Ян Янович, все взвесив, все предусмотрев, в конечном
итоге добивался для хлопцев надлежащих гарантий и навязывал тому, в
чумарке, свои условия, сметливо, с неколебимой выдержкой обуславливал
каждый пункт крутых глинищанских соглашений. Ибо все там следовало
предусмотреть: где парень будет спать, чем будут кормить малого
тернопщанина, сколько аршин и какой именно материи наберут осенью этому
соколу на штаны, а сколько еще и зерном добавят, да чтобы не суржиком, не
отсевками... Отбывать же срок хлоицу до покрова и ни днем больше...
суд... Союз "Рабземлсс" начеку батрацких интересов.
головы, с кнутами, скользящими позмеииому им вослед, оставляют свои родные
глинища, покидают отца, который стоит опечаленный, с глубоко запавшими
щеками и сердитым усом, встопорщенным грозное, чем обычно, и мудрого
своего латыша покидают, и нас с Кириком, и сестренку свою Ялосоветку с
глазами, полными слез. Вернейшие наши друзья, шутники и выдумщики, надолго
они теперь отправятся по чужим стежкам, исчезнут для нас на все лето,
затеряются в безвестности хуторов, словно где-нибудь на других
континентах. Даже в большие праздники нам их не видеть, не отпустят
живоглоты хлопцев до седых заморозков, до покрова,- нужно ли удивляться,
что Ялосоветка, проводив братьев, не день и не два еще станет лить слезы о
них, и со временем, хотя слезы уже и высохнут, она все будет уноситься
мыслями братьям вдогонку, целое лето оставаясь в тревоге: как там они? Не
разбили ль кого жеребцы всполошенные? Не поднял ли Степана бык на рога?
прямо светится, поэтому не только отец, но и братья Ялосоветку жалеют,
помня материнский завет.
ухват, чтобы достать из печи чугун с картошкой, тут же кто-нибудь из
хлопцев отстранит сестренку, оберегая, чтобы не надорвалась, сам будет
тужиться у того чугуна, а если это Кирик, так он еще и пошутит:
Заболотных нс появился мальчишка или девчонка из слободы, придет, прижимая
к груди крынку, завязанную в платок: мама молока прислали. Или еще: вот
вам молозива передали... Пусть и не родственники, а не забывают люди
Заболотных, их осиротевшую без матери хату.
соловьев полно! В ту пору, когда птицы, ошалев от пения, заливаются, когда
они аж стонут вокруг хаты в зеленых ветвях верб, да если еще это будет
весенний воскресный день, а то и сама пасха, то есть когда наши слободские
хатки станут еще белее, так и засияют стонами против солнца, а где-то там,
на седьмом небе, неугомонный Клим будет вызвенькивать в колокола свое
вдохновенное "Клим - дома, Химы - нету", когда все над селом и над нашими
балками исполнится особенной чистоты, согласия и торжественности,-
Заболотный-вдовец в такой день, оставшись дома со своей дочкой, достанет
ей из сундука самое большое семейное богатство - цветистый кашемировый
платок, развернет и степенно в руки подаст:
перед отцом, который долго-долго будет на нее смотреть, всматриваться
пристально, и мы знаем - почему: в этом платке Ялосоветка вылитая мать.
любимой жены, оставленный его жизни, и слушает, как на колокольне во все
нарастающем темпе звонят, играют, вытенькипают Климовы колокола.
больше, весело-празднично выговаривая весенней Терповщине:
шибче, вызывая своим танцемсостязанием добрые улыбки во всех концах села.
маминым платком: "И ты в нем тоже на маму похож... Брови - - как у нее..."
Хоть маму она вряд ли и помнит.
Заболотный приладит в повети станок, но не ткацкий, который всю зиму бухал
в хате, а столярный, и неспешно изо дня в день будет мастерить окна да
двери людям, а мы с Кнриком, как и в прошлом году, опять окажемся в роли
пастушков в стопи. У всех дела, и даже для Ялосоветки найдется работа, с
нею сговариваются слобожанские женщины стеречь на левадах полотна,
разостланные для отбеливания, присматривать, чтобы по ним гуси нс ходили,
н& оставляли лапчатых своих следов. День по дню будет скучать в
одиночестве Ялосоветка возле тех полотен, а в жарынь девчонка укроется в
тони вербы, сядет и, склонив голову в позе маленькой мадонны с подаренной
латышом глиняной куклой па руках, будет ее укачивать да чуть слышно
напевать писклявым голоском:
мыслями где-то там, в наших балках соловьиных. Может, и ему напомнило это
гудроновое полотно те далекие терновщанские полотна, которые что ни лето
белели, выстланные по нашим левадам,- даже и сейчас белеют они оттуда
сквозь вьюгу времени... Натканные за зиму, сошли со станка суровые, грубые
и" невзрачные, еще их надо золить, а побывав в кадке с пеплом, вызолев,
день за днем выбеливаются на солнце, пока из серых станут белыми как снег,
а Ялосоветка их сторожит да писклявонько над ними поет уже о том, кто с
нею "на рушничок встанет"... Светятся полосы полотен, днем прямо
ослепительные, и если бы в то время кто с самолета взглянул па них, вряд
ли и догадался бы, что это за таинственные знаки белеют пасмами на зеленой
земле. А то все белели педоспапньк1 ночи наших матерей, то набиралось
чистоты от солнца чье-то приданое, будущие рушники, цветами расшитые знаки
чьей-то доли.
что-то там за рулем гудит себе под нос...
молодые!.. Сумела же чья-то душа так вот выразить себя...
венках вокруг головы - на ниточке нанизаны у каждой крупнолепсстковые
цветы мальвы, украшающей многие хаты. Да и меньшие девчата-подростки
шмыгают здесь, во.чбужденные, запыхавшиеся, они тоже в венках, глаза
блестят, эти козы боятся, что мы будем гоняться за ними да обрывать с них
венки, боятся и в то же время ждут наших мальчишеских шутливых налетов, но
покамест мы их не трогаем, пусть прыгают и Катруси, и Одарочки через
костер, где и мы наперебой демонстрируем отвагу и ловкость, а потом,
распаленные, с обгоревшими бровями, будем гоняться в сверкающей темноте за
юными подругами, жарко обжигать им крапивой поджилки, а они, ныряя в
гущину левад, будут взвизгивать пугливо и весело, даже зазывно. Способен
ли кто-нибудь из современных ощутить вес чары нашей летней терновщанской
ночи, все эти игры-шалости по балкам среди свисающих до земли вербовых кос
и звездных котловин, среди зарослей, где было так жарко от сверкающей
глазенками темноты, от благоухания любистков-мят да учащенного дыхания
убегающей, еще не названной любви? Нечто было тропическое в той смятенной
расплывшейся тьме с ее духом по-ночпому странного зелья хмельного, где
юные упругие и знойные уста лепетали навстречу обрывки невнятных
признаний, отчаянных, йемыслимо-счастливых, как первая влюбленность...
томящих переживаний - так прочно сохраняет душа? Пламень купальских
костров, острый визг девчонок, выскальзывающих из-под крапивы, ночи
первых, жарких до беспамятства признаний - все это, выходит, для чего-то
нужно тебе? Колоды ', гулянки, где одни хмелеют в песнях любви, в танцах с
пылищей, а младшие в это время, вконец распаленные, носятся по чащам,
летают во мраке, как молнии...
себя, но почему и сегодня слышишь, какой пахучий был тот новенький
букварь, который тебе выдали в школе? И книга для чтения, под названием
"Венок". она тоже так несравненно пахла. А первый "Кобзарь", который