Чтение 22–й страницы книги ~Компромисс~

работы. Это задание - во многом решающее. Желаю удачи...

Таллиннский порт расположен в двадцати минутах езды от центра города.

Буш отправился на задание в такси. Зашел в редакцию портовой
многотиражки. Там как раз отмечали сорокалетие фотографа Левы Баранова. Бушу
протянули стакан ликера. Буш охотно выпил и сказал:

- Мне нельзя. Я на задании.

Он выпил еще немного и стал звонить диспетчеру. Диспетчер рекомендовал
Бушу западногерманское торговое судно "Эдельвейс".

Буш выпил еще один стакан и направился к четвертому пирсу.

Капитан встретил Буша на трапе. Это был типичный морской волк, худой,
краснолицый, с орлиным профилем. Звали его Пауль Руди.

Диспетчер предупредил капитана о визите советского журналиста. Тот
пригласил Буша в каюту.

Они разговорились. Капитан довольно сносно объяснялся по-русски. Коньяк
предпочитал - французский.

- Это "Кордон-бло", - говорил он, - рекомендую. Двести марок бутылка.

Сознавая, что пьянеет, Буш успел задать вопрос:

- Когда ты отчаливаешь?

- Завтра в одиннадцать тридцать.

Теперь о деле можно было и не заговаривать. Накануне отплытия капитан
мог произнести все, что угодно. Кто будет это проверять? Беседа велась
откровенно и просто.

- Ты любишь женщин? - спрашивал капитан.

- Люблю, - говорил Буш, - а ты?

- Еще бы! Только моя Луиза об этом не догадывается. Я люблю женщин,
выпивку и деньги. Ты любишь деньги?

- Я забыл, как они выглядят. Это такие разноцветные бумажки?

- Или металлические кружочки.

- Я люблю их больше, чем футбол! И даже больше, чем женщин. Но я люблю
их чисто платонически...

Буш пил, и капитан не отставал. В каюте плавал дым американских
сигарет. Из невидимой радиоточки долетала гавайская музыка. Разговор
становился все более откровенным.

- Если бы ты знал, - говорил журналист, - как мне все опротивело! Надо
бежать из этой проклятой страны!

- Я понимаю, - соглашался капитан.

- Ты не можешь этого понять! Для тебя, Пауль, свобода - как воздух! Ты
его не замечаешь. Ты им просто дышишь. Понять меня способна только рыба,
выброшенная на берег.

- Я понимаю, - говорил капитан, - есть выход. Ты же немец. Ты можешь
эмигрировать в свободную Германию.

- Теоретически это возможно. Практически - исключено. Да, мой папаша -
обрусевший курляндский немец. Мать - из Польши. Оба в партии с тридцать
шестого года. Оба - выдвиженцы, слуги режима. Они не подпишут
соответствующих бумаг.

- Я понимаю, - твердил капитан, - есть другой выход. Иди в торговый
флот, стань матросом. Добейся получения визы. И, оказавшись в западном
порту, беги. Проси убежища.

- И это фикция. Я ведь на плохом счету. Мне не откроют визы. Я уже
добивался, пробовал... Увы, я обречен на медленную смерть.

- Понимаю... Можно спрятать тебя на "Эдельвейсе". Но это рискованно.
Если что, тебя будут судить как предателя...

Капитан рассуждал очень здраво. Слишком здраво. Вообще для иностранца
он был на редкость компетентен. У трезвого человека это могло бы вызвать
подозрения. Но Буш к этому времени совершенно опьянел. Буш ораторствовал:

- Свободен не тот, кто борется против режима. И не тот, кто побеждает
страх. А тот, кто его не ведает. Свобода, Пауль, - функция организма! Тебе
этого не понять! Ведь ты родился свободным, как птица!

- Я понимаю, - отвечал капитан...

Около двенадцати ночи Буш спустился по трапу. Он то и дело замедлял
шаги, вскидывая кулак - "рот фронт!". Затем растопыривал пальцы, что
означало - "виктори!". Победа!..

Капитан с пониманием глядел ему вслед... На следующий день Буш появился
в редакции. Он был возбужден, но трезв. Его сигареты распространяли
благоухание. Авторучка "Паркер" выглядывала из бокового кармана.

Буш отдал статью машинисткам. Называлась она длинно и красиво: "Я
вернусь, чтобы снова отведать ржаного хлеба!" Статья начиналась так:

"Капитана Пауля Руди я застал в машинном отделении. Торговое судно
"Эдельвейс" готовится к отплытию. Изношенные механизмы требуют
дополнительной проверки.

- Босса интересует только прибыль, -- жалуется капитан. - Двадцать раз
я советовал ему заменить цилиндры. Того и гляди лопнут прямо в открытом
море. Сам-то босс путешествует на яхте. А мы тут загораем, как черти в
преисподней..." Конец был такой:

"Капитан вытер мозолистые руки паклей. Борода его лоснилась от мазута.
Глиняная трубка оттягивала квадратную челюсть. Он подмигнул мне и сказал:

- Запомни, парень! Свобода - как воздух. Ты дышишь свободой и не
замечаешь ее... Советским людям этого не понять. Ведь они родились
свободными, как птицы. А меня поймет только рыба, выброшенная на берег... И
потому - я вернусь! Я вернусь, чтобы снова отведать ржаного хлеба! Душистого
хлеба свободы, равенства и братства!.."

- Неплохо, - сказал редактор, - живо, убедительно. Единственное, что
меня смущает... Он действительно говорил нечто подобное?

Буш удивился:

- А что еще он мог сказать?

- Впрочем, да, конечно, - отступил редактор...

Статья была опубликована. На следующий день Буша вызвали к редактору. В
кабинете сидел незнакомый мужчина лет пятидесяти. Его лицо выражало полное
равнодушие и одновременно крайнюю сосредоточенность.

Редактор как бы отодвинулся в тень. Мужчина же при всей его
невыразительности распространился широко и основательно. Он заполнил собой
все пространство номенклатурного кабинета. Даже гипсовый бюст Ленина на
обтянутом кумачом постаменте уменьшился в размерах.

Мужчина поглядел на Буша и еле слышно выговорил:

- Рассказывайте.

Буш раздраженно переспросил:

- О чем? Кому? Вообще, простите, с кем имею честь?

Ответ был короткий, словно вычерченный пунктиром:

- О встрече... Мне... Сорокин... Полковник Сорокин...

Назвав свой чин, полковник замолчал, как будто вконец обессилев.

Что-то заставило Буша повиноваться. Буш начал пересказывать статью о
капитане Руди.

Полковник слушал невнимательно. Вернее, он почти дремал. Он напоминал
профессора, задавшего вопрос ленивому студенту. Вопрос, ответ на который ему
заранее известен.

Буш говорил, придерживаясь фактов, изложенных в статье. Закончил речь
патетически:

- Где ты, Пауль? Куда несет тебя ветер дальних странствий? Где ты
сейчас, мой иностранный друг?

- В тюрьме, - неожиданно ответил полковник. Он хлопнул газетой по
столу, как будто убивая муху, и четко выговорил:

- Пауль Руди находится в тюрьме. Мы арестовали его как изменника
родины. Настоящая его фамилия - Рютти. Он - беглый эстонец. В семидесятом
году рванул на байдарке через Швецию. Обосновался в Гамбурге. Женился на
Луизе Рейшвиц. Четвертый год плавает на судах западногерманского торгового
флота. Наконец совершил первый рейс в Эстонию. Мы его давно поджидали...

Полковник повернулся к редактору:

- Оставьте нас вдвоем.

Редактору было неловко, что его выгоняют из собственного кабинета. Он
пробормотал:

- Да, я как раз собирался посмотреть иллюстрации. И вышел.

Полковник обратился к Бушу:

- Что вы на это скажете?

- Я поражен. У меня нет слов! - Как говорится, неувязка получилась. Но
Буш держался прежней версии: - Я описал все, как было. О прошлом капитана
Руди не догадывался. Воспринял его как прогрессивно мыслящего иностранца.

- Хорошо, - сказал полковник, - допустим. И все-таки случай для вас
неприятный. Крайне неприятный. Пятно на вашей журналистской репутации. Я бы
даже сказал - идеологический просчет. Потеря бдительности. Надо что-то
делать...

- Что именно?

- Есть одна идея. Хотите нам помочь? А мы соответственно будем
рекомендовать вас на штатную должность.

- В КГБ? - спросил Буш.

- Почему в КГБ? В газету "Советская Эстония". Вы же давно мечтаете о
штатной работе. В наших силах ускорить это решение. Сроки зависят от вас.

Буш насторожился. Полковник Сорокин продолжал:

- Вы могли бы дать интересующие нас показания.

- То есть?

- Насчет капитана Руди... Дайте показания, что он хотел вас это
самое... Употребить... Ну, в смысле полового извращения...

- Что?! - приподнялся Буш.

- Спокойно!

- Да за кого вы меня принимаете?! Вот уж не думал, что КГБ использует
подобные методы!

Глаза полковника сверкнули бритвенными лезвиями. Он побагровел и
выпрямился:

- Пожалуйста, без громких слов. Я вам советую подумать. На карту
поставлено ваше будущее.

Но тут и Буш расправил плечи. Он медленно вынул пачку американских