говорил: такого верного мула поискать - ты запомни это". В последнюю минуту
Рандольф сообщил, что не сможет присутствовать на похоронах, и Эйми,
принесшая это известие, прочла заупокойную молитву, то есть пробормотала
фразу или около того и перекрестила покойника: по этому случаю она надела
черную перчатку. А оплакать Джизуса было некому: трое под лунным деревом
напоминали смущенную группу на вокзале, собравшуюся, чтобы проводить
знакомого; и как те ждут не дождутся паровозного свистка, чтобы разойтись,
так и эти хотели поскорей услышать стук первого земляного кома о крышку
сундука. Джоулу было странно, что в природе никак не отразилась
торжественность события: ватные цветы облаков в скандально-голубом, как
глаза котенка, небе оскорбляли своей воздушной невнимательностью; столетний
обитатель столь тесного мира заслуживал больших знаков уважения. Когда
сундук опускали в могилу, он перевернулся, но Зу сказала: "Пусть его,
деточка, нет у нас такой силы, как у великанов каких языческих". И покачала
аккордеон, широко расставила ноги, закинула голову и закричала: "Господи,
возьми его, прижми к Твоей груди, Господи, повсюду его с собой веди, пусть
он видит славу, пусть он видит свет..."
долго, просто не может умереть; где-то в глубине таилось такое чувство, что
старик притворяется; но когда последняя нота ее реквиема сменилась тишиной,
тогда все стало явью, тогда Джизус Фивер действительно умер.
и уходили на глубину, покуда свет, набиравший силу к восходу солнца, не
отворил ему глаза. На ходу застегивая штаны, он пробрался через весь
безмолвный дом и вышел в кухонную дверь. Высокая луна бледнела, как камень,
тонущий в воде, спутанные утренние краски взлетали в небо, дрожали там в
пастельной расплывчатости.
пошел к ней через двор. Пожитки, увязанные в одеяло, лежали у нее за
плечами; прицепленный к поясу аккордеон растянулся, как гусеница; кроме
этого, она держала внушительный ящик из-под консервов. - Пока до Вашингтона
доберусь, горб намну, - сказала она таким голосом, как будто выпила бутылку
вина, и веселье ее при тусклом свете взошедшего солнца показалось ему
отвратительным: как она смеет радоваться?
глядишь, и к вечеру в Вашингтоне.- Она приосанилась и приподняла подол
крахмальной юбки, словно собираясь сделать книксен: - Хороша?
каким-то красноватым маслом, надушилась ванилью, и волосы у нее блестели от
смазки. Шея была повязана шелковым лимонным платком.
демонстративно воздержавшись от оценки.
меня, коли другом называешься.
стрехе горшки; горшки забрякали так, будто где-то одна за другой
захлопывались двери.
вздернув бровь, как Рандольф. - Ты мне другом никогда не была. И вообще, с
чего это такой человек, как я, должен водиться с такой, как ты?
я тебе обещаю: как устроюсь там, сразу тебя вызову и ухаживать за тобой буду
до самого гроба. Накажи меня Бог, если зря обещаю.
этот столб любил и понимал его.
закидываться вздумал, как девчонка. Обижаешь меня, я скажу. Вот, красивую
дедушкину саблю хотела тебе подарить... да вижу, не мужчина ты еще, чтобы
иметь саблю.
оглянуться - вот будет ей наказание. Так он дошел до пня, но Зу выдержала
характер, не окликнула его, и он вынужден был остановиться: вернулся назад
и, серьезно глядя в африканские глаза, спросил:
от гордого холода ножен у ноги; он вдруг стал могущественным и неиспуганным.
Она шла кряхтя, и при каждом шаге пружинящий аккордеон прыскал дождиком
несогласных нот. Вдвоем они прошли сквозь одичалый сад к дороге. Солнце
гуляло над окаймленными зеленью далями: всюду, насколько хватал глаз,
рассветная синева поднялась с деревьев, и по земле раскатывались пласты
света.
одеяло захватила - в Вашингтоне много снега может быть.
точку, а потом исчезла, сгинула вместе с беззвучным аккордеоном.
и лаской, а она? Сбегает неизвестно куда, бросает на меня дом, полный
больных, ведь ни один до них не догадается помойное ведро вынести. Кроме
того, какая бы я ни была, я - дама, я была воспитана как дама, я отучилась
полных четыре года в педагогическом училище. И если Рандольф думает, что я
буду изображать сиделку при сиротах и идиотах... черт бы взял эту Миссури! -
Губы у нее некрасиво кривились от злости. - Черные! Сколько раз меня
предупреждала Анджела Ли: никогда не доверяй черному - у них мозги и волосы
закручены в равной мере. Тем не менее, могла бы задержаться и приготовить
завтрак. - Эйми вынула из духовки сковороду с булочками и вместе с миской
мамалыги и кофейником поставила на поднос. - Беги с этим к кузену Рандольфу
- и потом назад: бедного мистера Сансома тоже надо накормить... да поможет
нам Бог в своей...
розовая кожа его казалась прозрачной, а круглое гладкое лицо неестественно
моложавым. Маленький японский столик стоял над его ногами, а на нем банка
клея, горка перьев голубой сойки и лист картона.
присаживайся.
избытке.
эффект.
огорчился, но даже не выразил удивления.
не сможет вернуться - никто не может.
я думаю, ее теперь никакой силой не вернешь.
относительно, а Миссури Фивер, - он наложил перо на картон, - обнаружит, что
покинула всего-навсего надлежащее ей место в общей, так сказать,
головоломке. Вроде этой. - Он поднял картон и повернул к Джоулу: перья на
нем были размещены так, что получилась как бы живая птица, только застывшая.
- Каждому перу в соответствии с его размером и окраской положено
определенное место, и, промахнись хоть с одним, хоть чуть-чуть, - она станет
совсем не похожа на настоящую.
Джоула возникла сойка, бьющаяся о стену, и Эйми, по-дамски замахнувшаяся
кочергой.
быть похожей на живую.
Веки у него опустились; с закрытыми глазами он выглядел странно беспомощным.
затруднит, мой милый, принеси из шкафа бутылку хереса. Потом - только,
пожалуйста, на цыпочках - опусти все занавески, а потом, очень-очень тихо,
затвори дверь.
сказал:
с ложечки, Джоул сидел и читал ему вслух, быстро и монотонно. В рассказе -
неважно каком действовали дама-блондинка и мужчина-брюнет, жившие в доме
высотой в шестнадцать этажей; речи дамы произносить было чаще всего неловко:
"Дорогой, - читал он, - я люблю тебя, как ни одна женщина на свете не
любила, но, Ланс, дорогой мой, оставь меня, пока еще не потускнело сияние
Посняков Андрей
Володихин Дмитрий
Емилина Ника
Глуховский Дмитрий
Орлов Алекс
Шилова Юлия