пришел к вам пьяный и у вас не пил бы особенно? Когда он не пьет, он тихий.
хоть раз в жизни его трезвым, чтоб говорить, какой он тогда - тихий или
буйный?
неврастения, психопатия, истерия - все может быть в таких случаях. А ведь
незаурядная личность, очень духовный человек, говорят.
совсем по-иному. Это всем известно. А главное, читает свои вещи почти
трезвый.
Тоне Ларионовой и уехал к ней ночевать, чтобы на следующий день вместе с ней
отправиться к Омаровым...
неконформистских авторов. На этот раз предполагался подпольный писатель
Геннадий Семенов, пишущий про идиотов. Но внезапно Владимир Александрович
внес изменения:
вечер сразу двух именитых, прозаиков. "Покойники и идиоты - тема вполне для
эстетского вечера", - посмеивалась Алла Николаевна.
медленный сбор всех приглашенных; затем - к столу; а уже потом - чтение;
после чтения - дискуссии, чай и больше вина.
лет, высокий, худой, с приятным, немного уставшим лицом. Жена его Вика сразу
принялась помогать Алле Николаевне. Геннадий же сел в кресло рядом с
Омаровым в гостиной, протер очки, положил толстый портфель с рукописями на
пол и, вынув оттуда целую пачку листов, отдал их Омарову:
года.
кабинете и, радостный, вернулся.
Гости прибывали, одни за другими. Катя Корнилова заявилась с тремя персонами
из своей свиты: Верой Тимофеевой, Зоей Ступиной и Игорем Самохиным. Почти
все остальные приходили парами; редко кто в одиночку... Глеба не ждали, он
отлеживался у матери. Появились Светланочка Волгина с мужем, Боря Берков с
Ириной Томовой, студенткой физмата МГУ; Толя Демин со своей женой Любой,
затем пошли художники, поэты, профессора, ученые со своими женами или
подругами. Это были или лица известные своим творчеством в неконформистских
кругах, или люди, чаще всего из научного мира Москвы, которые их любили и
поддерживали.
живопись, время шло, но не появлялись ни загадочный Валя Муромцев, ни Олег
со своими приятелями.
Румянцева обосновались Вика Семенова, Борис Берков со своей Ирой, Люба с
Толей Деминым и Вера Тимофеева.
нет и что его душевное состояние совершенно жуткое.
Я была у него два раза. И все-таки это - позор, такой страх перед смертью.
Нет, нет, я ничего не говорю, я бы на его месте выла от ужаса еще больше, -
и она прижала руки к груди. - Но... так ли умирали наши предки, русские
крестьяне, например, да хотя бы наши прабабушки: вспомним Лукерью из "Живых
мощей" Тургенева...
воскликнула:
есть такая?! Мы - несчастные. Мы и близко не можем стоять рядом с Лукерьей.
не в ту сторону работает...
нацистами?
нацистами,
эту обычную смерть, как ее переносила Лукерья? И сейчас Максим мучается, и я
слышу его стоны...
кошмарный разговор! Сейчас же прекратите! Если не можете помочь, то молитесь
за него... И молчите, молчите!
обстановку. Действительно, воцарилось молчание. Вика Семенова мрачно вынула
из бархатной сумки пачку сигарет и закурила.
полным книг и рукописей. Его круглое лицо растерянно и застенчиво улыбалось.
обратилась она к Томовой, - давай-ка выпьем за него... именно за него, - и
она указала пальцем на Валю, - а потом за нас...
пуговицу куртки.
пропал. В пивной.
проговорила Алла Николаевна.
себе культурно так кружечки две-три, и портфель погладишь: там ведь лежит не
что-нибудь, а собственное бессмертие. Прямо рядом, у ног. И никакой алхимии.
Волгиной сразу сняло его игривое настроение.
открывать.
за Олегом: Саша Трепетов и чуть смущенный Леха Закаулов. Леха был на этот
раз вполне трезв и приличен: он принял всего полстакана водки, для души, а
такая доза никем не считалась серьезной, даже Аллой Николаевной.
добродушно-любознательный взгляд на Сашу. "Какой-то вроде обычный", -
подумала она.
и редкая холодная рыба, и салаты, и бесчисленные закуски, консервы, колбасы,
сыры, и над всем этим царила икра: красная, горящая, как кровь, она была
разбросана в судках по всему столу. И рядом с нею стояли бутылки
возбуждающих напитков.
потянулись остальные.
и все почему-то льнули друг к другу и слегка опьянели: от вина, от общения,
от предчувствия...
его струйки, журчащие по всем углам и сторонам, иногда соединялись в единый
и восторженный угол. Это был поток всего что угодно: веселья, грусти,
нежности, смеха, иронии и даже бредового сарказма. Но и "сарказм" выражался
таким образом, что становилось страшновато не от "сарказма", а от
обнаженности и искренности.
эх... и смерть будет слаще вместе и не страшней... Голубушка!
здесь было до такой степени выворочено наизнанку и раскалено, как на вечерах
у Олега или у Вали Муромцева.
но другого характера, чем омаровский, сидел вместе со своей женой Галей
недалеко от хозяина дома и рассказывал ему о сибирских шаманах и мамонтах, в
свете своего личного опыта. Был он художник неизмеримо талантливей Омарова и
просидел при Сталине несколько лет за свое искусство.
вмешавшись, заметила, что недавно видели Глеба Луканова - опять пьяненького
и побирающегося по арбатским магазинам.
художников!
Если б не пил так!
его детская непрактичность. К тому же Глеб окружен целой сворой спекулянтов.
Они пользуются его отключенностью и покупают у него гениальную картину за
ящик водки и потом перепродают ее за бешенные деньги иностранным дипломатам.
Шилова Юлия
Суворов Виктор
Круз Андрей
Грабб Джеф
Пехов Алексей
Свержин Владимир