read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



борот, влезал в себя поглубже, чтобы поменьше слышать реальные звуки, а
побольше - воспоминание о них! Тем не менее, вся культурная часть роди-
тельских знакомых наперебой восторгалась мною и требовала учить меня
всерьез.
Наконец папа Яков Абрамович, обожающий всяческую духовность, захватил
меня с собой в Акмолинск на экспертизу. Настораживающе вежливая женщина,
чем-то (не внешностью) напоминающая Едвигу Францевну, заставляла меня
повторять какие-то распевы и вычурные, похожие на чечетку, прихлопы ла-
дошками. Пока она разговаривала с папой, в котором вдруг тоже ощутилось
что-то чуждое, соучастническое - только лет через двадцать до меня дош-
ло, что она тоже была еврейка: у нас же в Эдеме, не считая нас с папой и
заоблачного Гольдина, ихнего брата не водилось, я подобрался к раскрыто-
му роялю и начал потихоньку потрогивать рояльные хрустальные звуки.
Я быстро нащупал сходство (до-ре-ми-фа-соль-ля-си, хлеба нету - ...
соси, как учили меня мои наставники) между американскими, в ниточку вы-
равненными сверкающими зубами рояля и негритянскими, уже в белесых лиша-
ях, макушечками моей гармошечки - и уже через две-три минуты практически
без ошибок выбренькивал одним пальцем "Горят костры далекие", "Ой, див-
чина, шумить гай", "Вихри враждебные веют над нами", а потом, впадая в
транс, - "Танец маленьких лебедей", "Марш Черномора", "Песню Сольвейг" -
от хрустальных звуков гусиная кожа прокатывалась по мне морским прибоем.
Экзаменаторша принялась наигрывать мне невероятно прекрасные куски
чего-то (может, это и есть полонесс, каждый раз замирало мое сердце), -
я, как сомнамбула, безошибочно повторял. Настораживающие (не наши) сло-
ва: "удивительно", "обязательно" и даже "было бы непростительно" - до
меня доходили плохо: я не мог оторваться от рояля, как уже упоминавшийся
кот от озера с валерьянкой. Ты хочешь учиться музыке, спрашивали меня, и
я кивал, понимая одно: полонесс будет мой.
И однажды - мы жили уже возле Столовой, в доме для чистой публики
(евреи рано или поздно в нее пролезут), спровадив русских деда-бабу
вслед за Троцким в Алмату, - к нашему дому подъехал газон, в кузове ко-
торого, как на возу, рядом с ящиком величиной с поваленный ларек сидела
мама, от холодного ветра умотанная в шаль, словно в скафандр. Как этот
ящичище сгрузили, не помню скорее всего именно потому, что впоследствии
это казалось невозможным. Комната отражалась в "Красном Октябре" (над-
пись пыльным золотом) глянцево-черной и таинственной (одновременно лаки-
ровка и очернительство), но задняя непарадная стенка еще хранила искон-
ный красный цвет Октября: сочетание наружного черного глянца и алой из-
нанки, присущее галоше, было выдержано и здесь.
Что-то меня тянуло время от времени заглядывать за заднюю стенку,
каждый раз вспоминая загадку, которую у нас на пионерском часе задал
Петров - по легкомысленному предложению самой же пионервожатой: "Сверху
черно, внутри красно - как засунешь, так прекрасно". "Так галоша же это,
галоша!" - упорствовал он в грехе, когда его стыдили.
Впрочем, основной жар обрушился на Буселку (Буслову) - "Ведь ты же
девочка!" - задавшую еще более простодушную загадку: "Кругом волоса, а
посередке колбаса" - ответ: "Кукуруза".
Загадке солидного, хозяйственного Соколова на этом фоне вообще не
уделили внимания: он как истый эдемчанин не видел ничего неприличного в
своем иносказательном изображении самовара: "Стоит дед на мосту - кри-
чит: всех обо..." - последние буквы я опускаю в качестве неисправимого
(непоправимого) чужака.
Так вот, на задней стенке были закреплены две огромные руки, то бишь
рукоятки (сгодились бы для великанского напильника) - странные, как если
бы крепились к паровозу либо дому - предметам явно неподъемным: помню
ощущение каменной неподатливости, когда я пытался двинуть пианино то за
одну, то за другую рукоятку.
Я уже вовсю разыгрывал, теперь без искажений, весь свой репертуар,
приладив к нему и левую руку с ее "тум-ба-па, тум-ба-па" и "ту-ба,
ту-ба, ту-ба", - когда появилась Луиза Карловна, робкая немка, не до
конца разделившая участь своего народа: ее придержали в столице нашего
Енбекшильдерского (она никак не могла выговорить) р-на обучать детей на-
чальства музыкальным азам. По недоразвитой завивке, плечистому женскому
пиджаку вместо ватника, ботам вместо сапог она относилась тоже к
культурной публике, и даже кое в чем нездешней, отдаленно веяло Едвигой
Францевной - даже имена перекликались; слова "окончила консерваторию"
тоже звучали не по-нашенски.
Луиза Карловна, как и все, начала с привычных (но не приевшихся) вос-
торгов насчет моих дарований, однако очень скоро ремесло поставила под-
ножием искусству. Причем, укладывая этот фундамент, запрещалось подни-
мать голову, воображая будущий храм и уклоняясь, таким образом, от теку-
щих обязанностей.
Все мои попытки хоть чем-нибудь дотянуться до настоящей музыки Луиза
Карловна воспринимала как претензии рядового скакнуть прямо в полковни-
ки. А когда я перестал скрывать, что отношусь без благоговения к ис-
кусству скрючивать пальцы, как ведьмины когти, приговаривая "и
раз-два-три", - мои мечты о полонессах начали представляться ей прямо
каким-то развратом, словно я в пятом классе пытался начать регулярную
половую жизнь.
Но я не сделался ремесленник, перстам придав послушную сухую бег-
лость, - они и так бегали будь здоров, перепрыгивая через соседей, что
было запрещено до нервных вскрикиваний. А я ведь еще норовил нажимать
подушечками, как на гармошке, хотя Луиза Карловна, едва сдерживая свое
немецкое "пфуй!", не велела даже прикасаться к этому вульгарному инстру-
менту. Но я только на нем и отводил душу - часа по два после каждого за-
нятия. Сама-то она!... Как ни крючила по-ведьмински пальцы с торчащими
костлявыми косточками - постылые этюды и гаммы съедобней не становились.
До-ре-ми-фа-соль-ля-си, хлеба нет - этюд соси...
В школе тоже тлела какая-то специально школьная музыкальная культура
(как изолированная культура бактерий): кроме уроков пения и смотров,
этих песен нельзя было услышать нигде и никогда.
Я уже намертво усвоил, что искусство должно принадлежать народу - или
уж, на худой конец, доставлять одинокие восторги. Однако народ мои заня-
тия презирал: почвенник Катков, когда я от самой клевой игры плелся дол-
бить клавиши, всегда с недоумением сплевывал: фашистке платить - что
значит, деньги хоть ж... ешь. Богатство у нас в Эдеме было позором из
позоров. Правда, шахтеры замолачивали побольше моих папы-мамы вместе
взятых, но если пропиваешь, это можно.
А ведь Катков-то, хранитель заветов, впоследствии, когда появились
новые деньги, первый совершил отступничество - сказал как ни в чем не
бывало: сорок копеек - в то время как речь шла о четырех рублях! Это
всех покоробило, я почувствовал. И поныне, когда говорят "Петербург"
вместо "Ленинград", мне это кажется маскарадом, хотя в качестве еврея к
Ленину я питаю отнюдь не больше любви, чем к Петру, который, хоть и тоже
был чудовищем, но, по крайней мере, не еврейским.
Я наотрез возненавидел бы пианино гораздо раньше, если бы Луиза Кар-
ловна не совершила одной педагогической ошибки: еще не предвидя всей
глубины моей развращенности, она сыграла несколько фраз из полонесса
Огинского, оборвав на самом лакомом месте - всему, мол, свое время. Алч-
ность охотника (а может, и непомерные ожидания) притупили мою чувстви-
тельность и память. Гусиная кожа дотронулась лишь до самых нежных моих
эрогенных зон, и запомнил я лишь самый общий абрис проглянувшего Бога.
Однако теперь сквозь хрип репродуктора и завывания вьюги я безошибочно
распознавал полонесс и кидался на него, как кот на мышь, выхватывая из
раструба звукомясорубки то один, то другой почти незадетый кусочек прек-
расного принца Полонесса. Недостающие члены я заменял протезами, шлифуя
и подкрашивая их до, как мне казалось, почти полной неотличимости. Хотя,
конечно, этот киборг был только слабым, искаженным эхом тех по-настояще-
му божественных мелодий, которые вскипали во мне, но никак не могли хлы-
нуть через край.
Тем не менее, общаясь с Богом, я играл все более и более жалкую роль
среди людей. Слава гармониста от меня уплыла, а Луиза Карловна, уже не
сдерживаясь, вскрикивала, когда у меня проскакивали ухватки гармониста.
Я тоже тайно ненавидел ее, только вскрикивать не решался. Но расстаться
с гармошкой - где ж мне тогда и душу отвести?
И тут вошла мама. Приятным светским тоном спросила, как идут мои де-
ла, - и вдруг Луиза Карловна с жалкой (приятной) улыбкой начала меня
расхваливать. Правда, о моей приверженности к гармошке все же не смогла
умолчать, но чуть ли не с умильностью. И я съежился до почти полного ис-
чезновения. Испепеляемый стыдом, я не сумел не вспомнить, что мы ей пла-
тим (хотя сам этот мерзостный акт всегда был скрываем от моих глаз). И
когда Луиза Карловна в вымученно-шутливой манере попросила одолжить ей
слой гриба-медузы, источавшего полезную для печени кислотность в трех-
литровую банку со сладкой водой, я развил бешеную активность и уже через
полчаса на крыльях искупления летел к Луизе Карловне над каменистой соп-
кой, держа на отлете бидончик с плещущимся там отслоившимся медузным
отпрыском.
В палисадничке Луизы Карловны вольный ветер надувал сдвоенные розовые
баллоны-панталоны. Я молниеносно отвел глаза, но они - нет органа бесс-
тыднее! - успели засечь, что самое высветленное местечко снова оказалось
именно там. Загаженная память немедленно извергла эдемский анекдот. Учи-
тельница: "Иванов, ты почему три дня не был в школе?!" - "В первый день
мамка трусы стирала", - угрюмо бубнит Иванов. "А во второй?!" - "Во вто-
рой шел мимо вашего дома, а у вас тоже трусы висели, я думал, вы тоже не
придете." - "Ну, а в третий, в третий?!" - "Корову к бугаю водил." -
"Что, отец не мог, что ли?!" - "Отец-то мог, да бугай лучше".
Домик Луизы Карловны был не хуже нашего, но ей там принадлежали
только сенцы. Или, если хотите, кухня - плита с копчеными кастрюльками,
кадушка со скользящим по воде невесомым ковшиком - все как полагается.
Однако можете назвать этот объем шести пианин и спальней - кровать тоже



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 [ 22 ] 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.