Чтение 22–й страницы книги ~Тени в раю~

- Все в порядке. Приходите часов в семь.

- Очень вам благодарен.

Я вышел на раскаленную пыльную улицу.

Я свернул на Третью авеню. Лоу-старший украшал витрину. Я предстал перед
ним во всем великолепии своего нового костюма. Он вытаращил глаза, точно
филин ночью, и махнул канделябром, предлагая мне войти.

- Замечательно, - сказал он. - Это уже первый плод вашей деятельности в
качестве обер-мошенника?

- Нет, всего лишь аванс от человека, которому рекомендовали меня вы,
господин Лоу.

Лоу ухмыльнулся:

- Целый костюм. Tiens(1).

- И даже деньги еще остались. Силверс посоветовал мне магазин братьев
Брук. Я же выбрал более скромный.

- У вас вид авантюриста.

- Благодарю вас. Так оно и есть.

- Кажется, вы уже неплохо спелись, - пробурчал Лоу и принялся
устанавливать на фоне генуэзского бархата прелестного свежераскрашенного
ангела восемнадцатого века. - Удивительно, что вы вообще еще появляетесь
среди нас, мелких сошек.

Я молча глядел на него. Маленький толстяк, оказывается, ревновал, хотя
сам же направил меня к Силверсу.

- Вас больше устроило бы, если бы я ограбил Силверса? - спросил я.

- Между ограблением и лизанием зада есть определенная разница!

Лоу поставил на место французский стул, у которого лишь половина ножки
была действительно старинной. Меня охватило теплое чувство. Ко мне уже давно
никто не относился с такой бескорыстной симпатией. А задумался я над этим
лишь совсем недавно. Мир по-----------------------------------------(1)
Смотри-ка (франц.). [108] лон добрых людей, но замечаешь это, лишь когда
оказываешься в беде. И это является своего рода компенсацией за трудные
минуты жизни. Удивительный баланс, заставляющий в минуты отчаяния уверовать
даже в очень далекого, обезличенного, автоматического Бога, восседающего
перед пультом управления. Впрочем, только в минуты отчаяния - и никогда
больше.

- Что вы так на меня уставились? - спросил Лоу.

- Славный вы человек, - искренне воскликнул я. - Прямо отец родной!

- Что?

- Это я так... В неопределенно-трансцендентном смысле.

- Что? - переспросил Лоу. - У вас, надо понимать, все хорошо, раз вы
несете такой вздор. Вздор, да и только. Вам что, так уж нравится состоять
при этом паразите? - Он вытер пыль с ладоней. - Наверное, у него черную
работу делать не приходится, не так ли? - Он швырнул грязное полотенце за
штору на груду японских офортов в рамках. - Ну как, там лучше, чем здесь?

- Нет, - ответил я.

- Так я и поверил!

- Просто там все иначе, господин Лоу. Когда глядишь на прекрасные
картины, все остальное отступает на второй план. К тому же картины - не
паразиты!

- Они жертвы, - неожиданно спокойно произнес Лоу-старший. - Представьте
себе, каково бы им пришлось, будь у них разум! Ведь их продают, как рабов.
Продают торговцам оружием, военным, промышленникам, дельцам, сбывающим
бомбы! На обагренные человеческой кровью деньги эти типы приобретают
картины, излучающие мир и покой.

Я взглянул на Лоу.

- Ну, хорошо, - сказал он. - Пусть эта война иная. Но такая ли уж она
иная для этих паразитов! Их цель - заработать, нажиться, а где и как - им
все равно. Если понадобится, они готовы и дьяволу... - Лоу замолк. - Юлий
идет, - прошептал он. - Боже праведный, в смокинге! Все погибло! [109]

Лоу-младший не был в смокинге. Мы увидели его в ту секунду, когда он
входил с улицы, освещенный последним грязновато-медвяным лучом солнца, весь
пропахший бензином и выхлопными газами. На нем была узкая визитка цвета
маренго, полосатые брюки, котелок и, к моему удивлению, светло-серые
старомодные гетры.

Я с умилением рассматривал их, ибо ничего подобного не видел с
догитлеровских времен.

- Юлий! - воскликнул Лоу-старший. - Постой, подожди. В последний раз
говорю: вспомни хотя бы о своей благочестивой матери!

Юлий медленно переступил порог.

- О матери я помню, - сказал он. - А ты не сбивай меня с толку, еврейский
фашист!

- Юлий, побойся Бога. Разве я не желаю тебе добра? Разве я не заботился о
тебе, как только может заботиться старший брат, разве не ухаживал за тобой,
когда ты болел, ты...

- Мы близнецы, - заметил Юлий, обращаясь ко мне. - Я вам уже говорил, что
брат старше меня всего на три часа.

- Иной раз три часа значат больше, чем целая жизнь. Ты всегда был
мечтателем, не от мира сего, мне вечно приходилось смотреть за тобой, Юлий.
Ты же знаешь, я всегда думал о твоем благе, а ты вдруг стал относиться ко
мне, как к своему заклятому врагу.

- Потому что я хочу жениться.

- Потому что ты хочешь жениться Бог знает на ком. Господин Росс, вы
только взгляните на него, прямо жалость берет, он стоит здесь с таким видом,
будто собирается взять барьер. Юлий! Юлий! Опомнись! Не спеши! Он, видите
ли, хочет сделать предложение по всем правилам, как какой-нибудь коммерции
советник. Тебя опоили любовным зельем, вспомни о Тристане и Изольде и
несчастье, которое их постигло. Своего родного брата ты называешь фашистом
за то, что он хочет предостеречь тебя от неверного шага. Юлий, найди себе
добропорядочную еврейку.

- Не нужна мне добропорядочная еврейка. Я хочу жениться на женщине,
которую люблю! [110]

- Нет, вы только подумайте, он ее любит! Посмотри, на кого ты похож! Он
собирается сделать ей предложение. Вы только поглядите на него, господин
Росс!

- Ничем не могу вам помочь, - сказал я. - На мне тоже новый костюм.
Костюм для обер-мошенника. Не так ли, господин Лоу?

- Это я пошутил.

Вскоре разговор вошел в более спокойное русло. Юлий взял назад свои слова
о "еврейском фашисте" и обозвал брата "сионистом", а затем - "семейным
фанатиком" . В пылу спора Лоу-старший допустил одну тактическую ошибку. Он
сказал, что мне, к примеру, вовсе не обязательно жениться на еврейке.

- Это почему? - спросил я. - Когда мне было шестнадцать лет, мой отец
советовал мне взять в жены еврейку. Иначе, полагал он, ничего путного из
меня не выйдет.

- Вот видишь! - воскликнул Юлий.

Спор разгорелся с новой силой. Однако Лоу-старший благодаря своей
напористости взял верх над лириком и мечтателем Юлием. Ничего другого я и не
ожидал. Если бы Юлий твердо решил жениться, он не появился бы здесь в
визитке, а просто пошел бы к своей богине с рыжими космами - крашеными, как
полагал Лоу-старший. Убедить его не спешить с предложением оказалось не так
уж трудно.

- Ты ничего не потеряешь, - увещевал его Лоу-старший. - Еще раз
хорошенько все обдумай.

- А если она заведет себе другого!

- Не заведет, Юлий. Ты ведь не зря вот уже тридцать лет в деле! Разве мы
не уверяли тысячу раз своих покупателей, что у нас уже есть претенденты на
облюбованную ими вещь, но это всегда было только ловким трюком. Ну, Юлий,
поди и сними эту дурацкую визитку!

- Нет, - неожиданно резко возразил Юлий. - Я ее надел и не сниму.

Лоу-старший испугался, что опять возникнут осложнения.

- Хорошо, будь по-твоему, - сказал он с готовностью. - Куда пойдем? Может
быть, в кино? На фильм с Полетт Годар. [111]

- В кино? - Юлий с сожалением оглядел свою визитку цвета маренго. В кино
ее никто не увидит, из-за темноты.

- Хорошо, Юлий. Тогда пойдем в ресторан, самый первоклассный. Закажем
хорошую закуску. Рубленую куриную печенку, а на десерт пломбир с персиками.
Куда хочешь, туда и пойдем.

- К "Соседу", - решительно заявил Юлий.

Лоу-старший на какое-то мгновение задумался, как бы переваривая
услышанное.

- Ну хорошо, к "Соседу" так к "Соседу". - Он обернулся ко мне. - Господин
Росс, пойдемте с нами. Вы сегодня так элегантны. А что это у вас за сверток?

- Мой старый костюм.

- Оставьте его здесь. Зайдете за ним после.

В гостиницу я вернулся около десяти вечера.

- Тут для тебя есть пакет, - объявил Меликов. - Если не ошибаюсь, это
бутылка.

Я развернул бумагу.

- Боже мой! - воскликнул Меликов. - Настоящая русская водка!

Я осмотрел упаковку. Никакой записки не было. Только водка.

- Ты заметил, что бутылка не совсем полная? - спросил Меликов. - Я не
повинен в этом. Так и было.

- Знаю, - сказал я. - Кто-то выпил две довольно большие рюмки. Нальем,
что ли? Ну и денек!

Я зашел за Каном. Мы были приглашены на торжество к Фрислендерам.

- У них большой праздник, - пояснил Кан. - Фрислендеры позавчера стали