номера собачьи? (Тянет бригадир, хочет Буйновского хоть на ночь спасти, до
проверки дотянуть.)
бурное легче ему было эскадру миноносцев выводить, чем сейчас от дружеской
беседы в ледяной карцер.
бараке.
оставят. Выходит, как есть, так и иди. Понадеялся капитан, что Волковой
забудет (а Волковой никому ничего не забывает), и не приготовился, даже
табачку себе в телогрейку не спрятал. А в руку брать -- дело пустое, на
шмоне тотчас и отберут.
пошел за надзирателем.
теряйся, -- а что ему скажешь? Сами клали БУР, знает 104-я: стены там
каменные, пол цементный, окошка нет никакого, печку топят -- только чтоб лед
со стенки стаял и на полу лужей стоял. Спать -- на досках голых, если зубы
не растрясешь, хлеба в день -- триста грамм, а баланда -- только на третий,
шестой и девятый дни.
конца, -- это значит на всю жизнь здоровья лишиться. Туберкулез, и из
больничек уже не вылезешь.
не выйдет -- номера запишу и гражданину надзирателю передам!
вместе ж с нами в бараке на всю ночь, а держится начальством, не боится
никого. Наоборот, его' все боятся. Кого надзору продаст, кого сам в морду
стукнет. Инвалид считается, потому что палец у него один оторван в драке, а
мордой -- урка. Урка он и есть, статья уголовная, но меж других статей
навесили ему пятьдесят восемь -- четырнадцать, потому и в этот лагерь попал.
тебе и карцер на двое суток с выводом. То медленно тянулись к дверям, а тут
как загустили, загустили, да с верхних коек прыгают медведями и прут все в
двери узкие.
спрыгнул, сунул ноги в валенки и уж хотел идти, да пожалел Цезаря. Не
заработать еще от Цезаря хотел, а пожалел от души: небось много он об себе
думает. Цезарь, а не понимает в жизни ничуть: посылку получив, не гужеваться
надо было над ней, а до проверки тащить скорей в камеру хранения. Покушать
-- отложить можно. А теперь -- что вот Цезарю с посылкой делать? С собой
весь мешочище на проверку выносить -- смех! -- в пятьсот глоток смех будет.
Оставить здесь -- неровен час, тяпнут, кто с проверки первый в барак вбежит.
(В Усть-Ижме еще лютей законы были: там, с работы возвращаясь, блатные
опередят, и пока задние войдут, а уж тумбочки их обчищены.)
себе за пазуху -- хоть с ими-то на проверку выйти, хоть их спасти.
последнего сиди. Аж когда надзиратель с дневальными будет койки обходить, во
все дыры заглядать, тогда выходи. Больной, мол! А я выйду первый и вскочу
первый. Вот так...
кулаке). В коридоре же, общем для двух половин барака, и в сенях никто уже
вперед не перся, зверехитрое племя, а облепили стены в два ряда слева и в
два справа -- и только проход посрединке на одного человека оставили пустой:
проходи на мороз, кто дурней, а мы и тут побудем. И так целый день на
морозе, да сейчас лишних десять минут мерзнуть? Дураков, мол, нет. Подохни
ты сегодня, а я завтра!
широким да скалится еще:
волчье солнышко греться! Дай, дай прикурить, дядя!
краю ино месяц в шутку зовут.
с сузеленью, звезды яркие да редкие. Снег блестит, бараков стены тож белые
-- и фонари мало влияют.
вон. И от барака к бараку не так разговор гудёт, как снег скрипит.
трое. К тем трем во вторую пятерку и Шухов пристроился. Хлебца пожевав, да с
папироской в зубах стоять тут можно. Хорош табак, не обманул латыш -- и
дерунок, и духовит.
Теперь кто вышел, этих зло разбирает: чего [те] гады жмутся в коридоре, не
выходят. Мерзни за них.
Зэку только надо знать -- скоро ли подъем? До развода сколько? до обеда? до
отбоя?
она в девять никогда, шурудят проверку по второму да по третьему разу.
Раньше десяти не уснешь. А в пять часов, толкуют, подъем. Дива и нет, что
молдаван нынче перед съемом заснул. Где зэк угреется, там и спит сразу. За
неделю наберется этого сна недоспанного, так если в воскресенье не прокатят
-- спят вповалку бараками целыми.
надзирателем их в зады шугают! Так их, зверей!
сметану собираете? Давно бы вышли -- давно бы посчитали.
пятерок. Выстроились все в хвост, сперва по пять строго, а там -- шалманом.
двое с той половины барака, двое с этой и еще хромой один. В первую пятерку
они и стали, так что Шухов в третьей оказался. А Цезаря в хвост угнали.
начальничком рассчитались!
хуже любого пастуха считают: тот и неграмотен, а стадо гонит, на ходу знает,
все ли телята. А этих и натаскивают, да без толку.
бараке оставалась -- так вторую, и третью, и четвертую проверку на улицу
выгоняли. Уж не одевались, а так, в одеяла укутанные выходили. С этого года
сушилки построили, не на всех, но через два дня на третий каждой бригаде
выпадает валенки сушить. Так теперь вторые разы стали считать в бараках: из
одной половины в другую перегоняют.
Цезаревой койки, сел. Сорвал с себя валенки, взлез на вагонку близ печки и
оттуда валенки свои на печку уставил. Тут -- кто раньше займет. И -- назад,
к Цезаревой койке. Сидит, ноги поджав, одним глазом смотрит, чтобы Цезарев
мешок из-под изголовья не дернули, другим, -- чтоб валенки его не спихнули,
кто печку штурмует.
ставь, чужих не трог!
будут:
сводить, убежал ли кто или все на месте.
ныряет.
доедать, можно вторую папиросу курнуть, можно и спать.