галстука, Бандини настаивал, что мальчишки для него слишком молоды, а они
с Августом отвечали, что это он для галстука слишком стар. Тем не менее,
галстук всегда почему-то оставался "папиным": было в нем что-то
по-хорошему отцовское, на лицевой стороне слабо проступали винные пятна, и
пах он смутно, сигарами Тосканелли. Он любил этот галстук и постоянно
негодовал, если приходилось надевать его сразу после Августа: тогда
таинственные отцовские качества его куда-то исчезали. Носовые платки отца
ему тоже нравились. Они были гораздо больше его и обладали какой-то
мягкостью и спелостью от того, что мать стирала и гладила их столько раз;
в платках он неосознанно чувствовал присутствие и матери, и отца
одновременно. На галстук они не были похожи - галстук полностью
принадлежал отцу, но стоило ему взять один из отцовских платков, как на
него накатывало туманное ощущение отца и матери вместе, как часть общей
картины, как порядок вещей.
репетируя собственное признание ее благодарности. Теперь он уже был
уверен, что дар этот автоматически выдаст ей его любовь. Как он смотрел на
нее сегодня утром, как следил за нею на переменке - она вне всякого
сомнения поймет связь всей этой разминки с драгоценностью. Он был рад. Он
хотел, чтобы его чувства вышли наружу. Он воображал, как она говорит: я
все время знала, что это ты, Артуро. И стоя перед зеркалом, отвечал:
своей девушке подарки на Рождество.
костюма у него не было, но Мария всегда хранила его "новые" брюки и
"новый" пиджак аккуратно отглаженными. Они не сочетались друг с другом, но
были довольно похожи по цвету: брюки из синей саржи и темно-серый
фланелевый пиджак.
раздраженности и несчастья, и теперь он сидел в кресле-качалке, сложив на
животе руки.
и получалось это у него плохо, - это просто сидеть и выжидать до самого
горького конца. Теперь до начала банкета ждать оставалось четыре часа,
утешение, правда, тут было в том, что вечером, по крайней мере, яиц на
ужин есть не придется.
дворе, "новая" одежда показалась ему еще теснее. Вечер обещал быть теплым
и ясным, поэтому на серый пиджак он натянул один свитер вместо двух и
выскочил за дверь, радуясь, что сбежал из домашней смури.
спокойствие неизбежной победы: улыбку Розы сегодня вечером, его подарок у
нее на шее, пока она ждет Алтарных Служек в зале, ее улыбку для него, для
него одного.
пошатываясь от славы своих владений: Роза, девочка моя, Роза для меня и ни
для кого больше.
желудке растворялась в переполнявшей его радости. Эти Банкеты Алтарных
Служек, а он за всю жизнь побывал уже на семи таких, являлись высшими
достижениями кулинарии. Он уже видел все это перед собой: громадные блюда
жареной курицы и индюшки, горячие булочки, сладкая картошка, клюквенный
соус и столько шоколадного мороженого, сколько можно съесть, а превыше
всего остального - Роза с медальоном на шее, с его подарком, улыбается,
пока он уписывает все это за обе щеки, подает ему еду, яркие черные глаза
и зубки, такие белые, что и их недурно бы съесть.
растаять во рту, холодная водичка ручейком потекла в горло. Он делал так
много раз, сосал сладкий снежок и наслаждался холодком в горле.
слабым урчанием где-то посередине туловища, поднявшимся к области сердца.
Он как раз шел по мостику, на самой середине, когда все у него перед
глазами внезапно растаяло и стекло в черноту. Ноги перестали чувствовать
вообще что бы то ни было. Дыхание вырывалось изо рта неистовыми спазмами.
Он понял, что лежит на спине. Просто вяло свалился на спину. Где-то в
глубине груди сердце колотилось, стараясь хоть как-то двигаться. Он
схватился за него обеими руками, его сжимал ужас. Он умирает: ох, Господи,
он сейчас умрет! Казалось, сам мостик качался от яростного биения его
сердца.
Ужас того мгновения все еще жег его сердце. Что произошло? Почему он упал?
Он встал и поспешил по мостику дальше, дрожа от страха. Что он натворил?
Это сердце, он знал, что сердце его остановилось, а потом забилось снова
- - но почему?
громоздилась вокруг него, а он - один на железнодорожных путях, бежит к
той улице, по которой ходят мужчины и женщины, где не так одиноко, - и
пока он бежал, на него снизошло, словно кинжалами пронзило, что это -
Божье предупреждение, так Он хочет, чтобы Артуро понял: Ему известно его
преступление - он вор, похититель маминой брошки, грешник, нарушивший
десять заповедей. Вор, вор, изгой Божий, адское отродье с черной меткой в
книге своей души.
шел, но быстро, почти бежал, ужасаясь от того, что может перевозбудить
сердце. Прощай, Роза, прощайте все мысли о любви, прощай и прощайте, и
здравствуйте, тоска и раскаяние.
шанс, предупредил, однако не убил его.
Господь очистит мою душу. Он добр ко мне. Ноги мои касаются земли,
раз-два, раз-два.
боковой двери церкви вынырнул отец Эндрю. Высокий лысоватый священник
удивленно вскинул брови, увидев одну-единственую живую душу в пустой
церкви, украшенной к Рождеству, - и та душа всего лишь мальчик с
зажмуренными глазами, челюсти плотно стиснуты, губы шевелятся в молитве.
Священник улыбнулся, извлек изо рта зубочистку, перекрестился и пошел к
Исповедальне. Артуро открыл глаза и увидел, как тот подходит, будто
существо прекрасной черноты, его присутствие успокаивало, из его черной
сутаны струилось тепло.
приятно. Он положил ладонь на плечо мальчика. Как будто сам Господь Бог
коснулся. Под этим касанием вся его агония сломалась. Смутный первородный
покой зашевелился где-то в глубине, в десяти тысячах миль внутри.
ним, встал на колени в будке кающегося, отделенной от священника
деревянным экраном.
золотой цепочке, и я его подрезал, Отец. Я положил его в карман, а он был
не мой, он был мамин, ей подарил его папа, он наверное кучу денег стоит,
но я его все равно спер, а сегодня подарил девчонке из нашей школы. Я
ворованное подарил на Рождество.
никогда красть не буду, сколько буду жить на свете.
этот грех, если ты дашь слово пойти к своей матери и признаться, что украл
медальон.
его вернуть, то ты должен мне пообещать, что возьмешь его у этой девочки и
вернешь матери. Если же ты этого сделать не можешь, то должен дать мне
слово, что купишь своей маме другой. Ну что, справедливо, Артуро? Мне
кажется, Господь согласится с тем, что с тобой обошлись по-честному.
Вот и все. Проще некуда. Он вышел из Исповедальни и опустился на колени в
церкви, прижав руки к сердцу. Оно умиротворенно билось. Он спасен. Мир, в
конце концов, - роскошное место. Он простоял на коленях долго, купаясь в
сладости этого побега. Они кореша с Богом, Бог - классный парень. Но
рисковать не стоило. Два часа, пока не пробило восемь, он читал все
молитвы, что знал. Все выходило просто отлично. То, что посоветовал святой
отец, - верняк. Сегодня вечером после банкета он расскажет маме правду:
он украл медальон и подарил его Розе.
маму, знал, как от нее добиваться, чего хочется.
увидел, была Роза. Он подошла прямо к нему.
ужасное. В самом низу лестницы она подождала, пока он откроет перед нею
дверь: рот крепко сжат, верблюжье пальтишко плотно запахнуто.