душного запаха, вскочил на ноги и, не позволяя себе ни секунды отдыха,
побежал дальше.
броды, река их почти не задержала.
никакой ненависти к этому жалкому существу, покрытому грязью, по которой
ползла кровь, - ветки жестоко исцарапали беглеца, когда он продирался
сквозь бурелом.
доброта старого дерева коснулась его, будто он стоял рядом с другом.
Погоня закончена. Он подумал о том, что увел их достаточно далеко от своих
спутников. А умереть в лесу от руки вражеского воина - не самая худшая
участь.
храброго человека, который знал, что отныне на Элизабетинские болота
пришло его время. Светлый волчий мех лежал на его загорелых плечах, как
будто зверь обнимал Гатала своими страшными лапами.
трудно дышал и, казалось, держался на ногах лишь потому, что береза не
давала ему упасть.
перестали отращивать волосы, как бабы?
так смотри. Вот наш враг. Трусливая, грязная, полуголая тварь, которая
где-то потеряла свой меч. Запоминай, Сорак. Смотри на него хорошенько и
запоминай. Тебе теперь часто придется убивать их.
показалось обожание. Мела подумал о том, что Фарзой, как и его отец,
старый вождь Фарсан, никогда не вызывал у своих воинов такого восхищения.
Никогда, даже в дни побед, они не были так великолепны, так дерзки, так
уверены в себе, как Гатал.
шелковистой бересте остались потеки крови и грязи. В тот же миг свистнули
две стрелы, и обе попали в цель: одна впилась Меле в грудь, на пол-ладони
правее сердца, вторая в ногу. Он захрипел, опрокидываясь на спину.
ходу вытаскивая из бронзовых ножен свой тесак.
отвел ее в сторону, приказывая воинам остановиться.
человек. Он не был похож на мораста. Он вообще ни на кого не был похож.
такой, чтобы приказывать мне?
настолько смутило вождя в первую минуту черное лицо. И еще Гатал увидел,
что бродяга безоружен. Вождь презрительно усмехнулся, выразительным
взглядом окинув своего собеседника с головы до ног.
угодно мне. Этот мораст, который валяется у тебя под ногами, как ненужный
хлам, - он мой, и мне угодно перерезать ему горло. Тебя я, так и быть, не
трону. Убирайся, пока я не передумал.
вождем, так или иначе. Но Аэйт, которого он оставил в стороне от поляны,
где происходила стычка, не выдержал. Мальчишка примчался, сопровождаемый
топочущим великаном, который отчаянно вопил:
щитов, расписанных красными спиралями. Свистнули первые стрелы. Аэйт с
размаху упал в траву, в последнюю секунду ухватив за ногу великана, чтобы
тот не изображал из себя мишени. Великан рухнул, как большое дерево,
подточенное острыми зубами бобра.
развеянной по ветру силы Алага - искра, которую он не изгнал из себя,
потому что торопился, а она была мала.
прятал от людей и самого себя, вырвался на свободу. Всемогущий и
безжалостный, он пришел в миры Элизабет как господин, и нет такой силы,
которая помешала бы ему раздавить ничтожную тварь, посмевшую путаться у
него под ногами. Вдохновение засияло в синих глазах, и они потемнели, как
штормовое море, и смотреть в них стало страшно. Он был Смерть, но, в
отличие от Черной Тиргатао, - Смерть умная, зрячая, расчетливая, и ему не
нужны были ни кровь жертвенных ягнят, ни золотые украшения. Он знал, за
кем пришел.
макушке вздрагивал. Аэйт, приподняв голову, смотрел на чародея широко
раскрытыми глазами.
которым всегда было так хорошо и спокойно. Конечно, Аэйт и раньше
чувствовал в нем силу, и она была намного больше, чем знакомая сила
Асантао. И все же юноша никогда не сомневался в том, что Синяка посвятил
себя добру и свету.
Его лицо было озарено нестерпимым сиянием гнева и величия. Страшная синева
его глаз была глубже синевы неба и обжигала ледяным холодом. Волосы
вспыхнули белым огнем и свились в локоны, растворяясь в добела раскаленном
воздухе. Смуглое лицо побледнело, посерело, превращаясь в серебряную
маску.
таким идеально прекрасным, застывшим, почти бесчеловечным в своем
совершенстве. Ничего ужаснее этой красоты видеть ему не приходилось.
она вставала прямо с земли и, точно в больном сновидении, стремительно
уносилась к небу, - огромная, как башня. Она и напоминала башню или, может
быть, замок, но чудовищный, подавляющий своими размерами и идеальной
формой, нематериальный, как призрак. И в нем застыла угроза. Казалось,
неведомая обитель Зла приблизилась к маленькой поляне среди Элизабетинских
болот и отбросила на нее свою жуткую тень.
серебряным пальцем.
цепляясь за свой меч, словно искал в оружии спасения. Колени его
подогнулись. Он хрипло пробормотал имя Фейнне и повалился набок. На горле
у него появилась большая черная рана, словно его проткнули раскаленным
шомполом.
обливаясь кровью, хлынувшей изо рта и ушей. За ним повалился еще один:
кровь стала сочиться у него сквозь поры, как пот, мгновенно пропитав собой
всю одежду.
подкошенные неведомой, неодолимой силой. Одни умирали сразу, не успев
вскрикнуть, другие бились, хрипели, корчились, хватались за горло, словно
их душило что-то. Но ни один не побежал от опасности. Все, кто преследовал
Мелу, - все остались лежать у черной речки, сжимая свое бесполезное
оружие. Их щиты, разбросанные по поляне, алели, точно шляпки гигантских
мухоморов.
осмелился поглядеть в ту сторону, где высилась чудовищная тень, там уже
никого не было. Возле стонавшего Мелы сидел Синяка, бездомный чародей. Он
положил голову раненого себе на колени и, склонившись над стрелой,
внимательно рассматривал рану.
кожаный шлем одного из убитых. Глядя, как плещет вода в шлеме, Аэйт понял,
что у него трясутся руки, но поделать с собой ничего не мог. Он протянул
шлем Синяке, вытянув руки как можно дальше, чтобы не приближаться к этому
человеку вплотную.
он умрет.
обтирать грязь вокруг стрелы, вонзившейся в грудь Мелы. Синяка разорвал
для этого свою рубаху. Было очень тихо. Хрипло дышал Мела и осторожно
плескала вода.
на руках. Слезы текли из зажмуренных глаз старшего брата, и Аэйт,