вниманием. Остаться больному наедине с самим собой - удовольствие небольшое.
Сэнди ответил: тот пошел завтракать. Я промолчал, но, заподозрив неладное,
отправился в салон. Там его тоже не оказалось. Подозрения мои усилились, я
дважды обшарил судно с носа до кормы. Заглянул во все уголки. Холлидея нет
на судне, можете мне поверить.
что в соглашении, которое вы подписали, на этот счет ничего не говорится, и
тотчас повернул бы "Морнинг роуз" курсом на Гаммерфест. - Смит в упор
взглянул на меня. - Очень хочется узнать, что произойдет, когда доберемся до
Медвежьего.
вызвать хоть какую-то реакцию? Попробую это сделать. Помните, утром я
сказал, что в случае необходимости мы сумеем связаться по радио почти с
любой точкой, расположенной в северном полушарии?
нашего передатчика невозможно установить связь даже с камбузом. - Помрачнев,
Смит извлек из кармана отвертку и повернулся к приемопередатчику,
укрепленному на переборке.
радиостанция на севере острова Медвежий, а официально зарегистрированная
база норвежского правительства. - Смит принялся отвинчивать лицевую панель.
- Час назад я снимал эту хреновину. Через минуту поймете, почему я привинтил
ее вновь.
об относительной близости кораблей НАТО. Вспомнил, что я увидел на снегу
отпечатки ног. Сначала я решил, что кто-то подслушивал наш разговор, но
затем отверг это предположение, убедившись, что следы принадлежат мне.
Почему-то мне не пришло в голову, что тип, совершивший серию убийств,
догадается использовать мои следы. Действительно, следы были свежими, наш
вездесущий приятель снова принялся за свое.
внутрь, я произнес:
кувалдой поработал.
все, чтобы рацию было невозможно восстановить. Убедились?
проку не больше, чем от мегафона.
затягивая последний винт. - Именно тогда я и доложу капитану, что произошло.
Через сутки.
переживаем трудный период.
Глава 7
не пугало наблюдателя. Здесь, в краю вечных снегов и льдов, где зимой воды
Баренцева моря покрываются молочно-белым покровом, при виде черных как
смоль, высотой в четыреста с лишним метров утесов, подпирающих свинцовое
небо, вы испытываете то же, только во сто крат сильнее, впечатление, какое
производит на новичка зрелище черного северного склона горы Эйгер,
выделяющегося на фоне белоснежных Бернских Альп. Инстинкт заставлял поверить
увиденному, разум же отказывался признать реальность его существования.
ост, рассекая сравнительно спокойную гладь моря. Правда, чтобы не упасть,
все еще приходилось держаться за поручни или иные предметы. Волнение
уменьшилось лишь оттого, что ветер дул с севера и мы оказались в известной
мере защищены скалами Медвежьего. Мы подходили к острову с юга по настоянию
Отто Джеррана, желавшего получить натурные кадры, которыми съемочная группа
до сих пор еще не располагала. Мрачные утесы и ущелья действительно стоили
того, чтобы их запечатлеть, но вести съемку мешали снежные заряды.
около семидесяти пяти метров, они походили на крепостные башни. На
северо-востоке менее чем в миле от них громоздились столбы и арки Птичьих
скал, словно высеченные резцом безумного скульптора.
ходовой рубке: там напротив рулевой колонки (на руле стоял штурман) был
вмонтирован диск Кента - вращающееся смотровое стекло, а по бокам - большие
стеклоочистители, от которых было мало проку.
который на самом деле не был тем разбитным малым, образ которого он создал
на экране, похоже, подружился с Мэри Стюарт. Теперь ей было с кем
перемолвиться словом. Последние сутки она не то чтобы избегала моего
общества, а просто не очень-то стремилась попадаться мне на глаза. Возможно,
ее мучила совесть. Признаться, я и сам не жаждал с нею встречи, и на это
были причины.
благодарен Мэри за то, что она, хоть и невольно, спасла мне жизнь, помешав
выпить мою последнюю на этом свете порцию виски. С другой стороны, Мэри
лишила меня возможности побродить по судну и - как знать - наткнуться на
того негодяя, который разгуливал среди ночи с черными намерениями в душе и
молотком в руках. В том же, что она и тип, на кого она работала, знали, что
я могу некстати попасться им на глаза, сомнений у меня не было. И еще одно
лицо занимало мои мысли - это Хейсман. Врачи в силу особенностей их
профессии ошибаются чаще, чем иные люди. Вполне возможно, что, увидев его
больным, я напрасно решил, что Иоганн не в состоянии передвигаться по судну.
За исключением Гуэна, он один занимал одноместную каюту и мог никем не
замеченным совершать свои вылазки. Кроме того, очень подозрительной казалась
мне байка о его сибирской ссылке. Однако я не располагал ни одним
существенным фактом, включая и тайную встречу с Мэри Стюарт, который
позволил бы мне выдвинуть какое-то обвинение против Хейсмана.
я обернулся.
Думаете, они там существуют? На небесах, я имею в виду. Какие же это небеса,
если там нет кабаков? Разве это милосердно - старика вроде меня отправить в
рай, где действует сухой закон?
там есть вино, молоко и мед. - Увидев расстроенное лицо Лонни, я спросил: -
А почему вас так волнует эта проблема?
старик. - Отправлять меня туда было бы не по-христиански. Меня же всегда
мучит жажда. Вот именно не по-христиански. Ведь наивысшая из христианских
добродетелей - это милосердие. - Покачав головой, он прибавил: - Самое
немилосердное - это лишить меня эликсира доброты.
разбросанные менее чем в полумиле слева по борту. На лице Лонни застыло
выражение невозмутимой жертвенности. Он был вдрызг пьян.
себе представить, чтобы человек, проживший целую жизнь среди киношников,
способен был еще верить во что-то.
я его ударил.
мостика.
На его лице не было улыбки, но я не заметил и осуждения. - Вам удалось
нанести оскорбление Лонни Гилберту.
приличий. Лонни считает меня недобрым.
под глазами стали еще темнее, глаза покраснели. Замолчав, она посмотрела
через мое плечо. Я оглянулся.