его безмятежное занятие, не говоря уже об улыбающемся лице, неприятно
поразили Гарда, разрушив в одно мгновение все его стройные и логические
концепции. Немного помедлив и увидев, что Барроу не обращает никакого
внимания на вошедших, комиссар сделал шаг к столу и произнес:
полиции. Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов, если позволите...
спокойствием раскладывать пасьянс, а старуха все так же молча стояла в
открытых дверях, не переступая порога комнаты.
может быть, этот бывший моряк стал туг на ухо?
на старуху, которая в ответ равнодушно пожала плечами, и совсем близко
подошел к письменному столу. Невольно взгляд комиссара упал на карты,
любовно раскладываемые хозяином дома, и Гард с внутренним содроганием
понял, что никакого пасьянса нет: карты лежали в совершеннейшем
беспорядке, как если бы были не картами, а кубиками, из которых не офицер
флота, взрослый мужчина, бывший гангстер, а младенец пытался сложить нечто
причудливое и бессмысленное. Впрочем, кое-какой порядок в разложенных
картах все же был. Комиссар еще не понял, что именно они изображали,
однако в его голове, как это часто бывало, что-то щелкнуло, словно в
киноаппарате, глаза навсегда запечатлели в памяти то, что увидели, и
теперь в любое время дня и ночи Гард мог поднять со дна своей памяти, как
матрицу, запечатленный глазами миг. Но что означало увиденное, чем было
то, что выкладывал из карт бессмысленными движениями Мэтьюз Барроу?
Таратура потянул комиссара за рукав, как бы предлагая зайти с другой
стороны, и Гард послушно повиновался. Зайдя слева от сидящего за столом
хозяина дома, комиссар увидел на левой стороне лица Барроу не улыбку, а
гримасу, судорогой искривленные губы, какие бывают у перенесших инсульт
людей. У бедняги было как бы две стороны одного лица: безмятежно
улыбающаяся и спокойная, а другая - испытавшая безумный страх или ужас.
- Иногда он чувствует.
уловил под ладонью едва заметное движение, словно легкую дрожь. Барроу
оторвался от мнимого пасьянса, медленно перевел глаза сначала на руку
Гарда, затем проследил руку до самого плеча комиссара, с плеча перевел
взгляд на шею, на подбородок, губы, нос, и когда натолкнулся на глаза,
вдруг безмятежная улыбка слетела с правой стороны его лица, зрачки резко
расширились, словно он попал в непроглядную тьму, рот медленно
приоткрылся, и трясущиеся от страха губы выдавили:
говорил с ребенком. - Я не сделаю вам ничего дурного. Только два
вопроса... ("Почему два? - подумал тут же Гард. - Я засыпал бы его сотней
вопросов, если бы он был способен ответить. А если не способен, то и двух
будет много!") Только два вопроса, - повторил тем не менее комиссар. -
Скажите, Барроу, - Гард наклонился к уху сумасшедшего и рукой слегка
погладил, успокаивая, его плечо, - вы покупали себе два года назад
приключение? ("Зачем я об этом спрашиваю, если и без того знаю, что
покупал?" - пронеслось в голове у комиссара.) Два года назад? На "Фирме
Приключений"? Вы покупали? Вы понимаете, о чем я говорю? Вы меня слышите?
напряглось, но губы вновь выдавили:
принялся складывать их в одну колоду. Гард молча смотрел на сумасшедшего,
а Таратура, переступая с ноги на ногу, все не решался в присутствии
комиссара, а потом все же шепнул старухе:
покупал приключение?
сразу ответить на все вопросы? Давайте хоть по одному.
мне за всю жизнь только один настоящий мужчина посватался, да и то так,
что отбил навсегда охоту выходить замуж. Представьте себе, он въехал ко
мне во двор на танке и чуть не разворотил весь дом! Так что вас
интересует, господа? С Мэтьюзом, как вы уже поняли, говорить не о чем.
Опоздали! Он на все будет говорить одно: не надо! Тоже как попугай... Но
я-то привыкла. Несу ему кофе, и если он говорит "Не-е-е надо", значит,
хочет с молоком, а если "Не на-а-адо" - со сливками...
года. Меня сестра его наняла... - (При этих словах Гард с Таратурой
переглянулись.) - Да померла вскоре, царство ей небесное, хорошая была
женщина. Но что мне? Деньги по ее завещанию выдают в банке исправно,
каждый месяц, нам хватает, вот и доживаем. Ни я к нему ничего не имею, он
спокойный, раскладывает себе карты, ну и пусть, ни он ко мне, слава Богу,
не сватается. У нас даже собаки добрые. Вот недавно...
имя Барроу?
банк мистера Серпино!
Флейшбот, за вторжение, но служба есть служба.
Флейшбот, прикрыв дверь, за которой Барроу с блаженной улыбкой на правой
стороне лица и судорогой ужаса на левой уже раскладывал новый
бессмысленный пасьянс, засеменила вслед за гостями. Собаки вновь подняли
радостный лай, и снова старуха проворчала, отгоняя их:
идти, так, кроме меня, некому!
минимум, надо попытаться выжать из Барроу сведения о пережитом им
приключении... Инспектор, если бы вам пришлось удирать от разъяренного
слона, вы потеряли бы рассудок?
Ох, Таратура, нечисто это дело, очень даже нечисто. Вы понимаете, почему
его оставили в живых, этого клиента фирмы? Потому что он нем не просто как
рыба, а как рыбная мука! Ладно, Мартенс, трогайте.
заметили, что именно выкладывал картами Барроу?
11. ПОЛЮС НЕДОСТУПНОСТИ
описания не меньшего, чем знаменитая Кааба - недоступная для гяуров
святыня мусульманского мира.
сказать, даже без намека на окна. Бестеневые лампы ровно освещали
лабиринты столов, кое-где рассеченные стеклянными перегородками. Вид
столов заставлял предполагать обильную канцелярскую деятельность,
поскольку всюду имелись ее признаки: груды бумаг, ленты скотча, неизменные
ножницы и баночки клея с аккуратными пробками-кисточками. Многое, однако,
противоречило этому впечатлению, ибо на столах, помимо утопленных в них
телефонов, встроенных пишущих машинок и диктофонов, имелись еще дисплеи,
обеспечивающие прямое подсоединение к ЭВМ, а в мусорных корзинках валялись
не только бумаги, но и перфоленты. Обилие аппаратуры придавало столам вид
диспетчерских пунктов, тем более что они имели форму не банальных
канцелярских прямоугольников, а полумесяцев, словно люди за ними были по
меньшей мере операторами атомных станций.
как-то терялись и нивелировались. Все сидели без пиджаков, все были в
рубашках с галстуками, у всех были деловые лица - имеются в виду мужчины,
разумеется. Но и женщины выглядели так, будто им надлежало заниматься
весьма серьезным делом, но как бы дома: вид их был по-домашнему скромен и
свободен. Правда, в отдельных клетушках находились люди несколько иного
типа: как правило, пожилые и, как правило, в пиджаках. Лица их были столь
же условными, только более многозначительными. Стоит добавить, что
количество женщин в этом помещении соотносилось с количеством мужчин
примерно как один к двадцати. А сам наполненный гулом воздух, казалось,
был пропитан ровной мощной энергией, носителями которой как бы являлись
присутствующие здесь люди.