Кто же в таком случае был заказчиком и был ли заказчик вообще? Вряд ли
Караваев шлепнул водителя по собственной инициативе, из любви к искусству, а
в случайную смерть Смыка Вадим все-таки не верил. Но Караваев молчал, и
Школьников тоже вел себя как обычно, разыгрывая из себя строгого, но
любящего дядюшку; Вадим чувствовал себя как человек, который бродит в
потемках по минному полю. Теперь ему нужна особая осторожность, а как,
скажите на милость, осторожничать, когда дело раскрутилось на всю катушку и
остановить его уже невозможно? Здание центра росло на глазах, и иногда по
ночам Вадим просыпался в холодном поту, увидев кошмар, в котором очкастый
гражданин с неопределенными чертами лица ползал по новостройке с рулеткой в
руках, скрупулезно обмеряя каждую стену и находя все больше отклонений от
первоначального проекта...
свете дня, когда ночные страхи сами собой рассеивались в прозрачном
голубоватом воздухе. Днем ему переставали мерещиться затаившиеся в каждом
углу киллеры и милиционеры, и он почти забывал о своих подозрениях.., до
вечера, когда тревоги и страхи наваливались на него с новой силой.
радостно, как человек с кристально чистой совестью, запер машину и, с
усилием отворив тяжеленную дубовую дверь трехметровой высоты, окованную
понизу красной медью, вошел в просторный мраморный вестибюль.
в середине тридцатых годов с присущим тому времени размахом. Это был так
называемый ?сталинский ампир? в чистом виде - высоченные лепные потолки,
мраморные колонны и полы, роскошные двери, открывать которые было сущим
мучением, какие-то шахтеры с отбойными молотками и крестьянки с корзинами
фруктов и снопами на фронтоне и, разумеется, голуби, которые вили гнезда в
укромных уголках между этими каменными болванами и обильно гадили им на
плечи и макушки. В кабинетах, занятых фирмой, которую в данный момент
возглавлял Севрук, еще до его появления был проведен евроремонт, но никакие
импортные стройматериалы не смогли справиться с чванливым имперским духом,
навеки пропитавшим эти стены. Впрочем, Вадим Александрович ничего не имел
против. Здесь он чувствовал себя человеком с большой буквы, а такие
подробности собственной биографии, как торговля ворованными машинами на
автомобильных рынках Дальнего Востока, начинали казаться ему обыкновенной
выдумкой или дурным сном.
натуральными панелями красного дерева лифте с дверями, которые надо было
открывать вручную, и, придав лицу приличествующее случаю солидное выражение,
ступил в длинный коридор с высоким лепным потолком и уже начавшим
рассыхаться паркетным полом. Под ноги ему легла вытертая винно-красная
ковровая дорожка, вокруг забурлила знакомая суета. Севрук поправил галстук
и, придерживая у бедра кожаную папку на ?молнии?, двинулся к своему
кабинету. С ним здоровались, и он отвечал на приветствия в демократичной
манере, являвшейся, по сути дела, карикатурой на поведение Владислава
Андреевича Школьникова: не спеша кивал, улыбался, жал протянутые руки и
между делом осведомлялся, как дела, никогда, впрочем, не дожидаясь ответа.
была дрессированная;
очаровательной улыбки этой охотницы за женихами, а потом спокойно и
расчетливо поставив ее на место. Это было сделано немного грубовато, но
никто не мешал секретарше уволиться на следующий же день. Она этого не
сделала, приняв тем самым его правила игры, и теперь Вадим Александрович был
в своем кабинете полновластным хозяином, самолично задавая удобный ему в той
или иной ситуации тон общения.
осведомился он, - есть что-нибудь важное? Я имею в виду по почте. Звонил
кто-нибудь? Приходил?
трудового соглашения...
получаса. Кроме Владислава Андреевича, разумеется.
кабинета и прошествовал на свое рабочее место во главе Т-образного стола для
заседаний. Справа от него оказалось забранное вертикальными жалюзи большое
полуциркульное окно, начинавшееся от самого пола, а слева - гладкая, до
половины обшитая темными деревянными панелями кремовая стена, слегка
оживленная двумя-тремя абстрактными картинами под стеклом, обошедшимися
фирме в сумасшедшую сумму и до сих пор вызывавшими у Севрука легкое
недоумение: он никак не мог понять, что на этих картинах изображено. А если
ничего не изображено, то какого черта было переводить бумагу, краску, стекло
и что там еще было использовано при создании этих шедевров? А главное, зачем
было тратить такие деньги, покупая картины, на которых ничего не нарисовано
или, как выражаются люди культурные, не ?написано?? Да такую картину
совершенно бесплатно намалюет двухлетний ребенок! Он сам, Вадим Севрук,
нарисовал бы не хуже - по крайней мере, было бы понятно, где баба, где мужик
а где гора Монблан...
себя за знатоков для пущей важности) картины хвалили, и Севрук не спешил
расставаться с так раздражавшими его произведениями современного искусства.
Да какая ему была разница? Он ведь все равно не собирался здесь
засиживаться, так что на картины ему было плевать.
который, казалось, был ровесником здания. Прибор подарил Вадиму лично
Владислав Андреевич, так что эту неудобную и тяжеленную хреновину
приходилось терпеть, хотя иногда Вадиму хотелось схватить ее и запустить в
окошко, а еще лучше - огреть ею кого-нибудь прямо по кумполу, да так, чтобы
уши отклеились. В этом смысле письменный прибор был, конечно, незаменим: при
желании им можно было укокошить бешеного слона.
экран компьютерного монитора и небрежным жестом придвинул к себе почту.
Ворох служебной переписки и газет, которые он имел обыкновение бегло
просматривать перед началом рабочего дня, на сей раз поехал по гладкой
поверхности стола как-то не так - криво, тяжело, разваливаясь на ходу.
Бумаги рассыпались по столу перед Севруком, обнажив прятавшуюся под ними
увесистую бандероль размером с туго набитую редакторскую папку, по старинке
обернутую коричневой вощеной бумагой, перехваченную бечевкой и украшенную
темными лепешками сургучных печатей.
мог прислать ему эту штуковину, зачем и, главное, что там, внутри? А вдруг
бомба? Дерни, деточка, за веревочку, дверь и откроется... Еще бы ей не
открыться! В таком вот пакетике может лежать до черта пластита - килограммов
пять.., ну, минимум, три. Да пусть даже два, все равно взрывная волна
получится такая, что дверь кабинета не откроется, а просто вылетит вон
сквозь противоположную стену приемной... Да что дверь! Такой хреновиной
половину здания можно снести!
засмеялся. Что это со мной, подумал он с легким смущением. Какие еще, к
дьяволу, бомбы? С какой стати? Не было ни угроз, ни наездов, ни
подозрительных телефонных звонков... Да будь там, внутри, взрывчатка, на ней
ведь мог подорваться кто угодно! Та же секретарша, к примеру. Стала бы
вскрывать бандероль и - тю-тю! - вознеслась... А кстати, почему не вскрыла?
Что за свинство, в самом деле - заставлять своего шефа возиться в рабочее
время с сургучными печатями и оберточной бумагой, как будто у меня других
дел нету?! А может, ее того.., купили? Я тут сижу, пялюсь на готовую
шандарахнуть бомбу и жду своего кофе, а эта сучка уже спустилась на лифте в
вестибюль и сейчас семенит себе на каблучках от греха подальше...
стоял прозрачный кофейник, тонкостенная фарфоровая чашечка и сахарница.
Севрук незаметно перевел дыхание. Что ж, если в бандероли и была бомба, то
секретарша ничего про это не знала.
была на его имя, и кто-то для надежности написал на оберточной бумаге
кривыми печатными буквами: ?ЛИЧНО!?. Обратного адреса не было, но выглядела
бандероль именно так, как должно выглядеть упакованное почтовыми служащими
отправление: хрустящая бумага, аккуратно подогнутые со всех сторон уголки,
бечевка, сургучные блямбы с печатями, черные штемпели...
нужно дрессировать, и безотчетным жестом подвинул разбросанные по столу
бумаги, расчищая место для подноса. Секретарша, не двинув ни единым мускулом
лица, поставила поднос на край стола, разгрузила его, налила в чашку кофе,
выпрямилась и лишь после этого улыбнулась заученной улыбкой белозубого
манекена. Севрук кивнул ей в ответ и спросил, указав подбородком на
бандероль:
он подозревал, что у него заметно дрожат руки.
сегодняшней почтой. Здесь написано: ?Лично?, но вас не было, и я
расписалась...
запретили, поэтому я...
кофейку выпью... Да нет, у себя, в приемной. Не хватало мне этого мусора в
кабинете. Распечатай, и сразу неси сюда. Действуй!
Никитин Юрий
Лукьяненко Сергей
Смоленский Вадим
Березин Федор
Андреев Николай