Чтение 22–й страницы книги ~Почетный консул~

- Я не буду соучастником убийства.

- Никакого убийства не будет. Убийство нам ни к чему. Акуино, расскажи,
как они с тобой обращались.

- Очень просто, - сказал Акуино. - Совсем несовременно. Без всяких
электрических штук. Как conquistadores [конкистадоры (исп.)] обходились
ножом...

Доктора Пларра мутило, когда он его слушал. Он был свидетелем многих
неприятных смертей, но почему-то переносил их спокойнее. Можно было что-то
сделать, чем-то помочь. Его тошнило от этого рассказа, как когда-то, когда
много лет назад он анатомировал мертвеца с учебной целью. Только когда
имеешь дело с живой плотью, не теряешь любопытства и надежды. Он спросил:

- И ты им ничего не сказал?

- Конечно, сказал, - ответил Акуино. - У них все это занесено в
картотеку. Сектор ЦРУ по борьбе с партизанами остался мною очень доволен.
Там были два их агента, и они дали мне три пачки "Лаки страйк". По пачке
за каждого человека, которого я выдал.

- Покажи ему руку, Акуино, - сказал Леон.

Акуино положил правую руку на стол, как пациент, пришедший к врачу за
советом. На ней не хватало трех пальцев; рука без них выглядела как нечто
вытащенное сетью из реки, где разбойничали угри. Акуино сказал:

- Вот почему я начал писать стихи. Когда у тебя только левая рука, от
стихов не так устаешь, как от прозы. К тому же их можно запомнить
наизусть. Мне разрешали свидание раз в три месяца (это еще одна награда,
которую я заслужил), и я читал ей свои стихи.

- Хорошие были стихи, - сказал Леон. - Для начинающего. Что-то вроде
"Чистилища" в стиле villancico [старинные испанские народные песни, нечто
вроде рождественских колядок (исп.)].

- Сколько тут вас? - спросил доктор Пларр.

- Границу перешло человек двенадцать, не считая Эль Тигре. Он уже
находился в Аргентине.

- А кто он такой, ваш Эль Тигре?

- Тот, кто отдает приказания. Мы его так прозвали, но это просто
ласковая кличка. Он любит носить полосатые рубашки.

- Безумная затея, Леон.

- Такие вещи уже проделывали.

- Зачем похищать здешнего американского посла, а не того, что у вас в
Асунсьоне?

- Сперва мы так и задумали. Но Генерал принимает большие
предосторожности. А здесь, сам знаешь, после провала в Сальте гораздо
меньше опасаются партизан.

- Но тут вы все же в чужой стране.

- Наша страна - Южная Америка, Эдуардо. Не Парагвай. И не Аргентина.
Знаешь, что сказал Че Гевара? "Моя родина - весь континент". А ты кто?
Англичанин или южноамериканец?

Доктор Пларр и сейчас помнил этот вопрос, но, проезжая мимо белой
тюрьмы в готическом стиле при въезде в город, которая всегда напоминала
ему сахарные украшения на свадебном торте, по-прежнему не смог бы на него
ответить. Он говорил себе, что Леон Ривас - священник, а не убийца. А кто
такой Акуино? Акуино - поэт. Ему было бы гораздо легче поверить, что Чарли
Фортнуму не грозит гибель, если бы он не видел, как тот в беспамятстве
лежит на ящике такой странной формы, что он мог оказаться и гробом.

3

Чарли Фортнум очнулся с такой жестокой головной болью, какой он у себя
еще не помнил. Глаза резало, и все вокруг он видел как в тумане. Он
прошептал: "Клара" - и протянул руку, чтобы до нее дотронуться, но
наткнулся на глинобитную стену. Тогда в его сознании возник доктор Пларр,
который ночью стоял над ним, светя электрическим фонариком. Доктор
рассказывал ему какую-то чушь о якобы происшедшем с ним несчастном случае.

Сейчас был уже день. В щель под дверью в соседнюю комнату, падая на
пол, пробивался солнечный свет, и, несмотря на резь в глазах, он видел,
что это не больница. Да и жесткий ящик, на котором он лежал, не был похож
на больничную койку. Он спустил ноги и попытался встать. Голова
закружилась, и он чуть не упал. Схватившись за край ящика, он обнаружил,
что всю ночь пролежал на перевернутом гробе. Это, как он любил выражаться,
просто его огорошило.

- Тед! - позвал он.

Доктора Пларра он не представлял себе способным на розыгрыши, но тут
требовались объяснениями ему хотелось поскорее назад, к Кларе. Клара
перепугается. Клара не будет знать, что делать. Господи, она ведь боится
даже позвонить по телефону.

- Тед! - прохрипел он снова.

Виски еще никогда на него так не действовало, даже местное пойло. С кем
же, дьявол его побери, он пил и где? Мейсон, сказал он себе, а ну-ка, не
распускайся. Он всегда сваливал на Мейсона худшие свои ошибки и
недостатки. В детстве, когда он еще ходил на исповедь, это Мейсон вставал
на колени в исповедальне и бормотал заученные фразы о плотских
прегрешениях, но из кабинки выходил уже не он, а Чарли Фортнум, после того
как Мейсону были отпущены его грехи, и лицо его сияло блаженством.

- Мейсон, Мейсон, - шептал он теперь, - ах ты, сопляк несчастный, что
же ты вчера вытворял?

Он знал, что, выпив лишнее, способен забыть, что с ним было, но до
такой степени все забыть ему еще не приходилось... Спотыкаясь, он шагнул к
двери и в третий раз окликнул доктора Пларра.

Дверь толчком распахнулась, и оттуда появился какой-то незнакомец,
помахивая автоматом. У него были узкие глаза, угольно-черные волосы, как у
индейца, и он закричал на Фортнума на гуарани. Фортнум, несмотря на
сердитые уговоры отца, удосужился выучить всего несколько слов на гуарани,
но тем не менее понял, что человек приказывает ему снова лечь на так
называемую кровать.

- Ладно, ладно, - сказал по-английски Фортнум - незнакомец так же не
мог его понять, как он гуарани. - Не кипятись, старик. - Он с облегчением
сел на гроб и сказал: - Ну-ка, мотай отсюда.

В комнату вошел другой незнакомец, голый до пояса, в синих джинсах, и
приказал индейцу выйти. Он внес чашку кофе. Кофе пах домом, и у Чарли
Фортнума стало полегче на душе. У человека торчали уши, и Чарли
припомнился соученик по школе, которого Мейсон за это безбожно дразнил,
хотя Фортнум потом раскаивался и отдавал жертве половину своей шоколадки.
Воспоминание вселило в него уверенность. Он спросил:

- Где я?

- Все в порядке, успокойтесь, - ответил тот и протянул ему кофе.

- Мне надо поскорей домой. Жена будет волноваться.

- Завтра. Надеюсь, завтра вы сможете уехать.

- А кто тот человек с автоматом?

- Мигель. Он человек хороший. Пожалуйста, выпейте кофе. Вы почувствуете
себя лучше.

- А как вас зовут? - спросил Чарли Фортнум.

- Леон.

- Я спрашиваю, как ваша фамилия?

- Тут у нас ни у кого нет фамилий, так что мы люди без роду, без
племени.

Чарли Фортнум попытался разжевать это сообщение, как непонятную фразу в
книге; но, и прочтя ее вторично, так ничего и не понял.

- Вчера вечером здесь был доктор Пларр, - сказал он.

- Пларр? Пларр? По-моему, я никого по имени Пларр не знаю.

- Он мне сказал, что я попал в аварию.

- Это сказал вам я.

- Нет, не вы. Я его видел. У него в руках был электрический фонарь.

- Он вам приснился. Вы пережили шок... Ваша машина серьезно повреждена.
Выпейте кофе, прошу вас... Может, тогда вы вспомните все, что было, яснее.

Чарли Фортнум послушался. Кофе был очень крепкий, и в голове у него
действительно прояснилось. Он спросил:

- А где посол?

- Я не знаю ни о каком после.

- Я оставил его в развалинах. Хотел повидать жену до обеда. Убедиться,
что она хорошо себя чувствует. Я не люблю ее надолго оставлять. Она ждет
ребенка.

- Да? Для вас это, наверное, большая радость. Хорошо быть отцом.

- Теперь вспоминаю. Поперек дороги стояла машина. Мне пришлось
остановиться. Никакой аварии не было. Я уверен, что никакой аварии не
было. А зачем автомат? - Рука его слегка дрожала, когда он подносил ко рту
кофе. - Я хочу домой.

- Пешком отсюда слишком далеко. Вы для этого еще недостаточно окрепли.
А потом вы же не знаете дорогу.

- Дорогу я найду. Могу остановить любую машину.

- Лучше вам сегодня отдохнуть. После перенесенного удара. Завтра мы,
может, найдем для вас какое-нибудь средство передвижения. Сегодня это
невозможно.

Фортнум плеснул остаток своего кофе ему в лицо и кинулся в другую
комнату. Там он остановился. В десятке шагов от него, у входной двери,
стоял индеец, направив автомат ему в живот. Темные глаза блестели от
удовольствия - он водил автоматом то туда, то сюда, словно выбирал место
между пупком и аппендиксом. Он сказал что-то забавное на гуарани.

Человек по имени Леон вышел из задней комнаты.

- Видите? - сказал он. - Я же вам говорил. Сегодня уехать вам не
удастся. - Одна щека у него была красная от горячего кофе, но говорил он
мягко, без малейшего гнева. У него было терпение человека, больше