Савелий очень пожалел, что его брат Андрюша сейчас занимается другим делом: отслеживает действия Тима Рота, представителя Ордена Масонов в Москве.
«Андрюша — вот кто по-настоящему обрадуется известию, что Рассказов объявился! Если, конечно, это действительно он, — подумал Савелий, — и он, и Дана много крови себе из-за этого гада попортили. Хотя… если бы не Рассказов, они бы тогда в Сингапуре так и не встретились… И не было бы у меня такой родной семейки, где всегда можно найти тепло, уют и покой».
Амиран-Мартали, увидев, что Савелий как-то ушел от общего разговора и углубился в себя, спросил:
— Ты как, Бешеный, что-то не так?
— Да нет, все в порядке, — очнулся Савелий. — Неожиданно вспомнилось кое-что… личное, извини. — Он вдруг смутился и вернулся к разговору о главном: — Давай вот о чем договоримся…
И в следующие полчаса они обсуждали, как им лучше взаимодействовать друг с другом. С учетом вероятного появления на горизонте Рассказова работы им прибавлялось. Савелий даже хотел идти к генералу Богомолову, чтобы попросить Андрея себе в помощь. Но Амирана его проблемы не касались, он должен был присматривать за Нугзаром Джанашвили из недр криминального мира и нелегального бизнеса, пытаясь настроить против него всех ведущих московских криминальных лидеров, авторитетов и законников.
Сойдясь на этом, мужчины расстались, оба удовлетворенные прошедшей встречей и тем, что вообще познакомились. Несмотря на сравнительно малое время, проведенное вместе, и Амиран-Мартали, и Савелий успели друг другу понравиться и сразу почувствовать взаимное доверие. А для дела, которое они задумали, это было важнее всего.
Как только Савелий добрался до дому, ему до боли захотелось позвонить Розочке, и он начал набирать телефон в Нью-Йорке. Почему передумал? Ему так захотелось услышать милый голосок своей любимой, что, пока в трубке раздавались длинные гудки соединения, сердце его забухало со страшной силой. Савелию стоило большого труда унять это волнение — тем более на том конце уже сняли трубку.
— Алло? — сказала Розочка, и внутри у Савелия сразу все успокоилось.
«Дома!» — обрадовался он и тут же положил трубку.
Нет, не может он в таком состоянии говорить с Розочкой: прошло слишком мало времени, и наверняка боль от услышанной правды о Савелии пока не прошла; требуется еще какое-то время не только для Розочки, но и для него самого…
XI. ПОМОЩЬ СЛЕДОВАТЕЛЮ
Как Сергею Петровичу Малютину ни хотелось уйти от возможного позора, связанного с его участием в «домашней» порнухе, он был вынужден остаться на своем посту: возникли новые обстоятельства, заставившие его изменить прежнее решение. Тут не обошлось без Джанашвили, который всерьез обложил Сергея Петровича, и не оставил ему почти никаких шансов на самостоятельные действия.
Вначале Нугзар организовал доставку в приемную Малютина обычной почтой еще одной видеокассеты.
Малютин, услышав об очередной видеопосылке, заперся у себя в кабинете и, велев никого к себе не впускать, с внутренним ужасом и содроганием, предчувствуя близость неприятных минут, включил телевизор. На новой кассете лично его не было, но от этого легче Сергею Петровичу не стало: он увидел на экране, как его уже взрослый сын Андрей со своим приятелем Геной гуляют по Тверскому бульвару. Вот к ним подошла красивая девушка лет восемнадцати, попросила прикурить. Остановилась, поболтала, кокетничая, с парнями… (Почему-то Малютин сразу же подумал — не подставленная ли это ребятам девчонка из профессионалок, которые попались и ему?) Потом на видео был небольшой фрагмент о том, как Андрей пляшет на дискотеке. Было еще несколько эпизодов. В одном, к примеру, камера следила за Андреем, как он выходит из дома и бежит к метро, опаздывая в свой институт.
Сергей Петрович возлагал на Андрея очень большие надежды. Парень делал успехи, радуя отца и мать. Не только родители, но и преподаватели прочили Андрею большое будущее. Малютин хотел пристроить сына на стажировку в какой-нибудь приличный английский университет, но посчитал, что, пока он находится на государственной должности, не имеет права отсылать сына за границу: всегда могли найтись люди, которым было бы интересно, на какие деньги Андрей учится.
Что, объяснять им западную систему поощрительных стипендий? Когда студент на лету схватывает знания и звезды с неба ловит, тогда любой, даже самый престижный в мире университет старается прикормить и приручить такой талант, чтобы впоследствии в своих рекламных брошюрах упомянуть: такой- то известный ученый, общественный деятель или спортсмен-чемпион окончил «наше славное заведение». Знаменитости-выпускники не только поднимали престиж университета, но и предоставляли возможность существенно повысить плату за обучение обычных, ничем не выдающихся, но обеспеченных студентов…
Теперь Малютин жалел, что в свое время не воспользовался служебным положением и не отправил Андрея по студенческому обмену изучать международное право в Оксфорд. По сравнению со скандалом, который мог его ожидать, глупые разговоры обывателей о том, что высокопоставленные шишки — вслед за любимым внуком Президента — ухитряются пристраивать своих чад в заграничные учебные заведения, были бы для Сергея Петровича не больше чем обычным шумом.
«По крайней мере, Андрей был бы там в большей безопасности, нежели здесь, в РОССИИ… — подумал Малютин, выключая телевизор. — Начали с отца, теперь вот на сына переключились… — Голова у следователя от лезущих в нее тяжелых дум просто распухла. — Что они могут сделать с мальчиком — страшно подумать… Выкрасть? Это еще полбеды. Эти садисты запросто могут его изнасиловать, сделать физическим уродом… А с такими психологическими травмами сыну будет не до высоких знаний. А не то подставят ему девку, зараженную СПИДом, — еще не лучше: медленная смерть — самая страшная вещь, которую можно придумать. Эх, быть бы мне бездетным, я бы тогда ничего не страшился и…» — с горечью подумал Сергей Петрович.
Но Малютину не пришлось закончить свою мысль: зазвучал вызов селекторной связи — к нему просился Юра, его помощник, весьма толковый малый. Видимо, было что-то срочное, раз Юра, несмотря на его распоряжение, осмелился побеспокоить шефа.
— Зайди, Юра! — сказал Малютин в микрофон селектора и вышел из-за стола, чтобы отпереть дверь.
— Сергей Петрович, пришел факс из Госдумы, — сказал помощник, войдя в кабинет, — они требуют отчетного доклада на своем закрытом заседании по делам, которые мы раскручиваем вместе со швейцарцами.
— Когда заседание, на котором надо докладывать?
— Послезавтра.
— Успеем. Ты вот что… подготовь для меня все бумаги, которые у нас есть, я сам отберу, о чем буду говорить. И еще… набросай, пожалуйста, черновик доклада. Ну, как бы ты сам стал его выстраивать. Я-то писать не мастак. Может быть, этот черновик потом пригодится для газетной публикации… Если мы с тобой на плаву удержимся.
— Удержимся, Сергей Петрович! — уверенно сказал Юра. — У нас столько материалов набралось, что виновных ни в одном суде не отмажут!
— Ну-ну… Молод ты еще, Юра, горяч да наивен, по-настоящему пороху не нюхал. — Малютин покачал головой. — Вот когда нас прижмут всерьез, тогда узнаешь, как оно бывает,..
— Да все будет в порядке! Я вам такой доклад напишу — пальчики оближешь! Я же знаю, чем этих коммунистов пронять, вот увидите!
— Твоими устами, Юра, только мед пить и ничего крепче… Иди работай. Посмотрим, как у тебя получится. А документы пусть мне сейчас же принесут!
Внезапно в кабинете раздался звонок по правительственной связи. Малютин даже вздрогнул, услышав его.
— Можешь идти, Юра! — сказал он, подошел к аппарату и снял трубку.
— Ну что, прокурор, киношку внимательно просмотрел? — спросили его.
И интонация, и голос с легким кавказским акцентом были уже знакомы Сергею Петровичу, но он все никак не мог узнать, кто этот человек.
Получив и просмотрев первую видеокассету, Малютин, естественно, попытался вычислить потенциального шантажиста. Но как реально он мог это сделать? Любые расспросы Артура отпадали; тот вел себя уважительно-отстраненно, как ни в чем не бывало, про «племянника» больше не упоминал, как-то между прочим заметив, что он уехал на родину.
Малютин часами изучал список депутатов Госдумы и ставил галочки, отмечая «кавказские» фамилии. Кому из них потребовался на него компромат? Представителям осетинских «водочных королей»? Или ингушских нелегальных торговцев золотом? Или азербайджанских наркобаронов? А может, самому пресловутому Джанашвили?
Но, в конце концов, кавказский акцент мог быть просто ложным следом, должным ввести его в заблуждение, а шантажировать его собирались чисто русские люди, занятые темными махинациями с нефтью, алюминием или какими-нибудь финансовыми аферами.
— Посмотрел, — сухо ответил он, ожидая, что будет дальше.
— Надеюсь, тебе ясно, что если мы захотим, то достанем твоего сына из-под земли и разрежем на мелкие кусочки. Их мы скормим собакам, а тебе отправим на память о сыне его скальп и уши…
— Что вы хотите? — перебил неизвестного Малютин.
— Послезавтра ты будешь читать свой доклад в Думе. Мы примерно знаем, о чем ты хочешь говорить. Так вот, перед выступлением ты покажешь свой доклад нам и будешь читать его только в нашей редакции.
— Это невозможно… — тихо сказал Малютин и вытер выступивший на лбу пот.
— Что? Попробуй только не сделать так, как тебе говорят! Сначала мы долго-долго будем насиловать твою дочь-школьницу, потом наступит черед твоего любимца сына. А если судьба твоих детей тебя ничему не научит, тогда кассета с твоей голой жопой облетит весь мир, и тебе не останется ничего другого, как повеситься от стыда…
Даже сидя в кресле, Сергей Петрович почувствовал нервную дрожь в ногах. Его горло пересохло, и поэтому, когда он сказал свою следующую фразу, его голос звучал очень хрипло и тихо:
— Хорошо… Я вас понял. Как вы себе представляете техническую сторону вашего редактирования?
— Вот это совсем другой базар! — похвалил Малютина невидимый собеседник.
— Да не волнуйся ты, в самом деле! Никто ничего и не поймет, у нас ребята ушлые работают. Расставим кое-какие акценты, а тебе за это…
— Мне лично ничего не надо, оставьте только мою семью в покое…
— Ладно, договоримся! А насчет доклада сделаем так: завтра вечером к тебе в прокуратуру приедет мой человек. Доклад отдашь ему. А утром, когда появишься в Думе, мы его тебе лично в руки вернем. О'кей?
— Да, я все понял.
— А ты мне нравишься таким понятливым! — хохотнул неизвестный и положил трубку.
Малютин откинулся в кресле: этот разговор напрочь выбил его из рабочего состояния. Сергея Петровича охватила нервная дрожь, хотелось немедленно сбежать куда глаза глядят, забиться в какую- нибудь глубокую щель, только не участвовать во всем этом гадком шоу, которое для непосвященных именуется «российская политика»… Господи, за что ему такое наказание?!
Он едва не взвыл от бессилия. Потом все-таки собрался, сжал волю в кулак: он не имеет права хныкать! Не имеет права! Он должен думать о своих близких. Ради них Сергей Петрович был готов на все. Он вызвал помощника, приказал ему отложить все текущие дела и подготовить доклад к завтрашнему вечеру. Причем отпечатать его в двух экземплярах: как опытный чиновник, Сергей Петрович знал, что второй экземпляр первоначальной версии документа еще может пригодиться…
Когда вечером следующего дня в его кабинете появился референт Джанашвили Виктор Мирский, представившийся ему как «посланец звонившего», первый экземпляр доклада Малютин отдал ему, а копию оставил у себя: все же веря в то, что авось он когда-нибудь всенародно прозвучит в полном объеме…
Закрытое заседание в Думе, посвященное расследованию злоупотреблений, допущенных во властных структурах, происходило бурно и очень нервно. Журналистов — во избежание обнародования скандальных фактов на думские слушания не допустили: депутаты, боясь запятнать честь мундиров, старались не выносить сор из избы и решить эти проблемы в собственном узком кругу.
Когда пришел черед Малютина, в зале оживились: депутаты ожидали, что знаменитый своей принципиальностью следователь Генпрокуратуры все и всех назовет подлинными именами.
Сергей Петрович получил текст за пять минут до своего выступления. Он сидел в гостевой ложе и слушал предварительные прения, когда рядом с ним возник все тот же «посланец звонившего» и подсунул ему под локоток папочку с докладом. Сергей Петрович заглянул в папку, но сразу разобраться, что, где и как было отредактировано в докладе, не успел: к нему уже подошел сотрудник думского секретариата и попросил приготовиться к выступлению.
— Сергей Петрович, вам пора, — сказал он, — и, пожалуйста, не забудьте о регламенте: на ваш доклад выделено двадцать минут. Еще десять минут вам отведено для ответов на вопросы из зала.
— Хорошо, я уложусь, — кивнул Малютин и направился к лестнице, ведущей к служебному входу в зал заседаний.
Через пару минут он уже стоял на трибуне. Малютин начал читать доклад. Его текст был заново отпечатан, поэтому следов правки не было видно. Дойдя до фактов злоупотреблений членов Семьи Президента, Малютин понял, в какую сторону был смещен акцент в его докладе: всю вину за злоупотребления «редакторы» ловко переложили на недавно уволенного из президентской администрации чиновника.
Малютин доподлинно знал, что этого человека уволили как раз за то, что он стремился прекратить разбазаривание народных денег и постоянно обращал внимание прокуратуры на необоснованные траты государственных средств. И вот сейчас по иронии судьбы именно за то, чему он пытался противостоять, его и предложено бить ему, Малютину. Какое коварство!
Огласив фамилию чиновника, Сергей Петрович почувствовал себя очень гадко, но в данной ситуации по-другому он поступить уже никак не мог.
Где-то на середине его доклада в зале постепенно началось брожение. Некоторые наиболее активные депутаты принялись выкрикивать с места свои вопросы, остальные лишь недоуменно переглядывались.
— Малютин, а куда ты дел Джанашвили? — услышал следователь выкрик из зала.
— А как насчет швейцарских дел Велихова? Забыл, что ли?
— Господа депутаты! Просьба сохранять порядок, вы не на базаре. Все вопросы — после доклада! — вмешался председатель. — У Сергея Петровича будет время ответить на все ваши вопросы…
Самое неприятное для Малютина началось после его доклада. От града прямых и каверзных вопросов, посыпавшихся на него, Сергей Петрович натурально взмок. Он то и дело вытирал выступавшую на лбу испарину и, стараясь не сболтнуть того, чего не было в докладе, с трудом отбивался от наседавших на него депутатов-коммунистов. Именно их фракцию больше всего возмутило отсутствие упоминания президентской администрации — все факты изъяты из доклада Малютина.
Наконец прозвучало и то, чего Малютин больше всего боялся:
— Пусть уважаемый следователь по особо важным делам обнародует сумму вознаграждения, за которую он согласился покровительствовать тем, кто, как всем нам известно, давно считает государственную казну своим собственным карманом! — Депутат-аграрник, выкрикнув это обвинение, ткнул указательным пальцем в сторону президентской ложи, в которой находился только представитель Президента в Думе.
На обвинение о взятке надо было обязательно ответить: умолчание все могли расценить как признание вины…
— Если я вам скажу, что никому не покровительствую и тем более не беру денег, вы мне все равно не поверите, — сказал Малютин, — я могу оперировать только проверенными фактами, и они в моем докладе уже прозвучали. Кроме этого могу добавить только одно: следствие по упомянутым сегодня делам все еще не закончено и о некоторых фактах говорить пока преждевременно…
— Ложь! — раздался чей-то возмущенный крик.
— Нам известно, что следователи уже подготовили некоторые материалы для суда и у вас на руках есть все материалы! — крикнул, не вставая со своего места, еще кто-то.
— Как профессиональный юрист, я обязан руководствоваться принципом презумпции невиновности и потому не могу назвать виновным человека, пока соответствующий приговор не вынесет суд. В то же время широкое обсуждение предварительных материалов следствия имеет…
— Мы избраны народом и потому должны знать правду, — перебил его объяснение очередной крик из зала.
Шилова Юлия
Майер Стефани
Суворов Виктор
Верещагин Олег
Афанасьев Роман
Мацумото Сэйте