строго по вычерченному им узору...
еще раз на допрос к следователю. Барон подумал, что не Илья Борисович
Задульский его дергает, а Колбасов...
допросный коридор. - Сейчас мы с тобой поговорим..."
формирование ОРБ в Питере, - как запаниковали тогда бандиты и рэкетиры!
Какие ужасные страшилки рассказывали они друг другу об этой новой и потому
еще очень маленькой милицейской структуре... Смешно, но когда ОРБ было
маленькое, бандюки его боялись до судорог, а теперь оно вон какое большое
стало, чуть ли не весь третий этаж в Большом доме заняло, а никто уже особо
и не пугается. Ну ОРБ и ОРБ... Чего там, менты везде одинаковые, всегда и
везде найдутся такие, с которыми вопросы порешать можно... Старик за свою
долгую и весьма беспокойную жизнь перевидал много мусоров - умных и тупых,
жестоких и добрых. Для вора большинство из них были просто пустым местом, за
исключением одной только категории - правильных ментов. Те всегда
выделялись, они в своей собственной среде стояли как-то наособицу. Не
сказать, что у них манеры, воспитание и образование были намного лучше, чем
у остальных, нет, отличало их другое - уважительное отношение к себе самим и
своему труду, профессионализм и как следствие его - независимость во
взглядах и поступках... Правильные менты очень редко опускались до
рукоприкладства и всегда держали свое слово, даже если давали его
преступнику. Они знали себе цену и никогда не опускались до уровня ширинок
своих начальников и за водкой для них не бегали... Вот только почему-то до
больших званий, как правило, не дослуживались, и висюлек мен-товских на
мундирах у них было немного. Зато было много морщин, тоски в глазах и ранних
болячек...
государство у нас такое дебильное? Больше всего ведь обижает именно тех, кто
честно и преданно ему служит... Не страна, а мама сумасшедшая: чем лучше
дитя, тем больше его бьет..."
руки за спиной и огляделся. На этот раз следователь Задульский действительно
не стал утруждать себя приходом - в кабинете за столом сидел Колбасов и
курил, листая какой-то иллюстрированный автомобильный журнал.
навстречу. При всем показном радушии руку, однако, протягивать не стал,
наверное, предполагал (и не без оснований), что старик может и не пожать ее.
А зачем обострять обстановку в самом начале разговора? Как любит говорить
Геннадий Петрович Ващанов: "Каждый опер должен быть еще и дипломатом, .."
сидится? Курить будешь?.. Ах да, я и забыл совсем, ты же у нас здоровье
бережешь, до ста лет дожить хочешь, не иначе... Я слышал, прихватило тебя
тут чуток? Как, оклемался уже?
кто сколько прожить хочет, это не нам решать. Судьбу не переспоришь. Давайте
ближе к делу, начальник. Что вам от меня нужно? Поздно уже, я устал.
виды жестяной банке окурок и подался вперед. - Устал он! А я что - не
устал?! У меня, может, дома дети некормленые, жена неебаная, а я тут с тобой
кувыркаюсь... Устал он, понимаешь...
лица. - Плохо это, когда при живой жене - и дети некормленые...
порядок! Ладно, к делу так к делу... Только прежде чем к основному вопросу
перейдем, скажи-ка мне, старче, чего это тебе спокойно-то не сидится? Не
наигрался еще в свои игрушки?
Загадками изъясняетесь...
загадка ходячая... Не успел в хату прийти, а там уже и покойник
образовался... Здоровый такой парнишка был - и вдруг упал с койки и умер...
Скажешь, что ты ни при чем, в святом неведении находишься? Воры бандитов по
всей России мочат... Или и это для тебя новость?! Ну, что молчишь, Михеев?
Язык проглотил?
не ко мне... Он еще жив-здоров был, когда у меня приступ начался... А потом
я сознание потерял, очнулся, когда уже в лазарет несли... В камере говорили,
что парнишка сам со шконки свалился...
в чем разубедить Кол-басова не сможет. Как можно разубедить человека в том,
во что он и сам не верит... Просто у опера, как ему кажется, козыришко
лишний на руках завелся, вот он и пытается его разыграть... Оэрбэшник,
словно подслушав мысли вора, саркастически усмехнулся:
я тебе поверю? Не смеши меня, Михеев!
я уделал, - Бог вам в помощь, раскручивайте... Если у вас там на ОРБ еще
чего-нибудь нераскрытое числится - вешайте все на меня...
тебя в тюрьме проще, чем в канаву поссать... Но все ведь может измениться...
Ть хорошо подумал над тем, что я тебе в прошлый раз предлагал?
примитивно... Хоть бы из простого профессионального любопытства попробовал
что-нибудь поэлегантнее закрутить... Ваша беда дорогой товарищ Колбасов, в
том, что вы мало читали книжек, вот и с фантазией бедновато..." Вслух он
однако, сказал совсем другое:
голове мысли путаются...
отдал инициативу в игре Барону - теперь уже старик управлял беседой, а опер
лишь послушно двигался по вешкам, расставленным вором. Колбасов хотел
напугать и эмоционально подавить Михеева, а вышло все наоборот - оэрбэшник
сам утратил психологическое равновесие... Потерял равновесие - стал
уязвимым. Это правило справедливо для любого поединка, в том числе и для
словесного. - Ты мне - картину! Я тебе - свободу! - нервничая, Владимир
Николаевич облизывал верхнюю губу, оставляя на усах капельки слюны. - Это
очень много, особенно для тебя... Хоть помрешь не на нарах...
- Воля, конечно, дороже картины... А про какую живопись у нас речь шла?
нарочито валяя ваньку.
окурками подскочила и упала набок. - "Эгину"!! Рубенса! Тьфу ты, блядь,
Рембрандта!
нос. - А кто эту копию писал-то? А, начальник?
забегал по кабинету. - Ты отдай ту, что взял, а кто там ее писал - дело
двадцатое... Понял?
ошибку свою приветь Нет у меня того, что вы ищете...
еще немного - и он окончательно взорвется, заорет дурным голосом, или ударит
старика, или начнет его душигь. Однако Владимир Николаевич сумел справиться
со своими эмоциями. Со свистом выпустив воздух сквозь зубы, опер помолчал
несколько секунд, потом дернул шеей и почти спокойным голосом сказал:
запрятана. Я ее изымаю. И все. Через три дня после этого ты уже пьешь пиво
на свободе. Любишь пивко-то? Я тебе специально баночку принес... На
нарушение ради тебя иду. На! Только пей здесь. - Колбасов вытащил из кармана
куртки банку датского пива и широким жестом протянул ее Барону.
выпью.
истово присосался к скважине. Видимо, пивко успокаивающе повлияло на
организм Колбасова, потому что, опустошив банку, он вытер губы ладонью,
снова сел за стол и заговорил вполне дружелюбным тоном:
жизни ты себе отмерил? У тебя каждый денек сейчас на счету. Отдай картину -
и все будет хорошо. Дело твое я за пару дней вчистую закрою. На свободу
пойдешь с чистой совестью, денег на жизнь у тебя и так хватит, заныкал ведь
на черный день-то? Заныкал... По глазам вижу... Ведь хату на
Каменноостровском ты взял. Ты. Твои же люди тебя и сдали...
вами в плен бригады моих боевиков?
них, где я тайники свои укромные сделал.,
Николаевич. - Ты главное пойми: ни продать картину, ни воспользоваться
своими деньгами ты уже не сможешь. Не сможешь!! Ты даже не увидишь ее ни
разу, если мне не отдашь...
неубедительно. Барон понял, что Кол-басов почти дошел до нужной кондиции, и
решил немного оживить разговор, всколыхнуть, так сказать, атмосферу: