Чтение 22–й страницы книги ~Убийство в доме викария~

сплетница в округе. Жаль, что мне не пришло в голову позвонить ей и
напугать до полусмерти. Слушь, дядя Лен, а не вкатить ли ей вторую дозу,
как ты думаешь?

Я поспешно и убедительно попросил его даже и не думать об этом. Нет
ничего опаснее, чем блате намерения молодежи, которая старается искренне
помочь вам и проявить свое сочувствие.

Настроение у Денниса резко переменилось. Он нахмурился и напустил на
себя вид светского льва.

- Я почти все утро провел с Летицией, - сказал он. - Знаешь, Гризельда,
она и вправду _очень_ огорчена. Не хочет показывать виду, конечно. Но она
очень огорчена.

- Хотелось бы верить, - сказала Гризельда, тряхнув головкой.

Гризельда не особенно любит Летицию Протеро.

- По-моему, ты несправедлива к Летиции, вот что.

- Ты так думаешь? - сказала Гризельда.

- Сейчас почти никто не носят траур.

Гризельда промолчала, и я тоже. Деннис не унимался:

- Она почти ни с кем не может поделиться, но _со мной-то_ она говорила.
Эта история ее жутко взволнована, и она считает, что надо что-то
предпринимать.

- Она будет рада узнать, - сказал я, - что инспектор Слак разделяет ее
мнение. Он сегодня собирается зайти, в Старую Усадьбу, вполне вероятно,
что от усердия в поисках истины он сделает жизнь для всех совершенно
невыносимой.

- А как ты думаешь, в чем истина. Лен? - внезапно спросила моя жена.

- Трудно сказать, дорогая моя. Сейчас я вообще не знаю, что и думать.

- Ты, кажется, говорил, что инспектор собирается проследить, откуда
тебе звонили, когда вызвали к Абботам?

- Да.

- А он сумеет? Ведь это очень трудно сделать, да?

- По-моему, вовсе не трудно. На центральном коммутаторе отмечают все
звонки.

- О! - и моя жена надолго задумалась.

- Дядя Лен, - сказал мой племянник, - с чего это ты так набросился на
меня сегодня утром, когда я пошутил, что ты, мол, хотел, чтобы полковника
Протеро кто-то прикончил?

- А потому, - сказал я, - что всему свое время. У инспектора Слака
чувство юмора отсутствует. Он принял твои слова за чистую монету, он может
подвергнуть Мэри перекрестному допросу и выправить ордер на мой арест.

- Он что, не понимает, когда его разыгрывают?

- Нет, - сказал я. - Не понимает. Он добился своего теперешнего
положения неустанным трудом и служебным рвением. У него не оставалось
времени на мелочи жизни.

- Он тебе нравится, дядя Лен?

- Нет, - сказал я. - Отнюдь. Я его терпеть не могу. Но не сомневаюсь,
что в своей профессии он достиг многого.

- Как ты думаешь, он докопается, кто убил старика Протеро?

- Если не докопается, - сказал я, - то вовсе не от недостатка усердия.

В дверях возникла Мэри и объявила:

- Там мистер Хоуз вас спрашивает. Я его провела в гостиную. Вам
записка. Ждут ответа. Можно словами.

Я развернул записку и прочел:

"Дорогой мистер Клемент, я буду очень благодарна вам, если вы зайдете
ко мне, как только сможете. Я в большом затруднении, и мне необходим ваш
совет.

Искренне ваша Эстелла Лестрэндж".

- Передайте, что я буду через полчаса, - сказал я Мэри. Потом пошел в
гостиную, где ждал Хоуз.

15

Я очень огорчился, увидев Хоуза. Руки у него тряслись, лицо нервно
подергивалось. Судя по всему, ему полагалось лежать в постели - так я ему
и сказал. Он настойчиво возражал, что чувствует себя совершенно здоровым.

- Уверяю вас, сэр, я никогда не чувствовал себя лучше. Никогда в жизни.

Это так разительно противоречило действительности, что я не нашелся,
что ответить. Нельзя не почувствовать уважения к человеку, который
героически сопротивляется болезни, но Хоуз зашел слишком далеко.

- Я пришел выразить вам свое глубокое сочувствие относительно событий,
имевших место в вашем доме.

- Да, - ответил я, - приятного в этом мало.

- Ужасно, ужасно. Кажется, они освободили мистера Реддинга из-под
ареста?

- Да. Произошла ошибка. Он, э-э, довольно необдуманно оговорил себя.

- И полиция окончательно уверилась в его невиновности?

- Безусловно.

- Могу ли я спросить - почему? Разве... то есть... Подозрение пало на
кого-то другого?

Мне никогда бы и в голову не пришло, что Хоуз может так
заинтересоваться перипетиями расследования дела об убийстве. Может быть,
причина в том, что убийство произошло в доме священника. Он выпытывал
подробности, как заправский газетчик.

- Не думаю, чтобы инспектор Слак посвящал меня во все свои соображения.
Насколько мне известно, он пока не подозревает никого в частности. Он
занят расследованием.

- Да, да, разумеется. Но вы могли бы вообразить, что кто-то способен на
такое черное дело?

Я покачал головой.

- Полковник Протеро не пользовался популярностью, я знаю. Но пойти на
убийство! Для убийства нужны очень серьезные основания.

- Надо полагать, - сказал я.

- А у кого могли быть настолько серьезные основания? Полиция знает?

- Не могу сказать.

- У него могли быть враги, если подумать. Чем больше я размышляю над
этим, тем более убеждаюсь, что у такого человека обязательно должны быть
враги. В судейских кругах у него была репутация сурового судьи.

- Да, я полагаю.

- Как, сэр, разве вы не помните? Он еще вчера утром говорил вам об
угрозах этого самого Арчера.

- Да, теперь я припоминаю, - сказал я. - Разумеется, помню. Вы как раз
стояли совсем рядом с нами.

- Да, и я слышал его слова. Невозможно не подслушать - такой уж у него
был голос. Очень громкий голос. Я помню, что на меня произвели большое
впечатление ваши слова. Вы ему сказали, что, когда настанет его час, к
нему могут тоже проявить справедливость вместо милосердия.

- Разве я так сказал? - спросил я, нахмурившись. Сам я помнил
собственные слова несколько иначе.

- Вы сказали это так внушительно, сэр. Я был потрясен. Справедливость
может быть ужасной. И подумать только: бедного полковника так скоро
постигла смерть. Поневоле поверишь в предчувствия.

- Никакого предчувствия у меня не было, - отрезал я. Мне очень не по
душе склонность Хоуза к мистицизму. В нем есть что-то от духовидца.

- А вы сообщили полиции про этого Арчера, сэр?

- Мне о нем ничего не известно.

- Я имел в виду то, что вам сказал полковник Протеро, что Арчер ему
угрожает. Это вы им передали?

- Нет, - медленно произнес я. - Не передал.

- Но ведь вы собираетесь это сделать?

Я не отвечал. Вызывать гонения на человека, который уже пострадал от
рук закона и правопорядка, - это мне не по душе. Я не заступаюсь за
Арчера. Он закоренелый браконьер - один из тех развеселых бездельников,
которые водятся в любом приходе. И что бы он там ни говорил в горячности,
когда его посадили, я не был уверен, что, выйдя из тюрьмы, он будет
лелеять чувство мести.

- Вы слышали наш разговор, - сказал я наконец. - Если вы считаете своим
долгом сообщить полиции, можете это сделать.

- Лучше, если это услышали бы от вас.

- Возможно, но, по правде говоря, я этого делать не собираюсь. Не
хотелось бы помогать затягивать петлю на шее невиновного.

- Но если это он застрелил полковника Протеро...

- Ах, _если_! Против него нет никаких улик или показаний.

- Он угрожал.

- Если говорить начистоту, угрожал не он, а полковник Протеро.
Полковник Протеро грозился показать Арчеру, чего стоит месть, когда он
попадется еще раз на браконьерстве.

- Мне непонятно ваше отношение, сэр.

- Вот как? - устало сказал я. - Вы человек молодой. Вы ревностно
служите делу справедливости. Когда доживете до моего возраста, вы увидите,
что предпочитаете толковать сомнение в пользу обвиняемого.

- Дело не в том - то есть...

Он замолк, и я посмотрел на него не без удивления.

- Вы сами - вы никого не подозреваете - не предполагаете, кто убийца, я
хотел спросить?

- Боже упаси, нет.

Хоуз настаивал:

- А о причинах убийства?..

- Ничего не знаю. А вы?

- Я? Что вы, нет. Просто полюбопытствовал. Может быть, полковник