стояла такая тусклость, что дневники Евгении Станиславовны пришлось отложить
- зрение дороже. Надя смотрела в темное, заляпанное окошко. Стекло поливало
дождем, качались на ветру неприветливые, почти без листьев, деревья.
Холодная, вечерняя, темная электричка, кажется, настраивала: думать и думать
о маме, о том, что ее больше нет... Но Надя изо всех сил гнала от себя
мрачные мысли - и с удивлением поняла, что сейчас, после опасной прогулки в
село Рюмине, ей это почти удается. Боль, разрывавшая мозг в последние дни,
отошла, притупилась. ?Думать о другом. Развлекать себя. Забивать голову!? -
приказывала себе Надя. Она считала столбы, наблюдала за пассажирами,
рассматривала товар, что носили по вагонам многочисленные коробейники.
Вспоминала противную соседку Полуяновых. Ломала голову над тем, кто ее
нанял. А вот цитаты из Тургенева - любимое некогда развлечение! - больше не
вспоминала. Не к месту сейчас Иван Сергеевич. И не ко времени.
на неудобном сиденье попу и зачем-то купила у коробейников две гелиевые
ручки, четыре ?вечные? пальчиковые батарейки, а также моток особо прочного
скотча.
теперь, спрашивается, делать? Позвонить Диме? Нет, поздно. Она никогда и
никому не звонила после одиннадцати вечера - неприлично. Надя побрела к
метро - привычно пропуская мимо ушей комментарии бесцеремонных кавказцев
насчет ее ?сисек?. Значит, придется ехать домой? А как же вчерашние Димины
намеки, что это небезопасно? И неужели этот вечер она проведет в
одиночестве? Потащится одна до Медведок, а там на автобусе, а потом придет
домой, отопрет дверь в пустую квартиру, пройдет в одинокую, гулкую кухню...
Зачем она тогда вообще ехала до вокзала? Могла бы выйти раньше, на Лосе -
была бы уже дома...
телефону-автомату.
взволнованного, бархатного - на душе сразу потеплело:
радостную ухмылку. Она даже хихикнуть, кажется, умудрилась.
сочувствие, потому что ?так устала?. И - еще немного бархатистости в голосе.
Но добрый Дима уже превратился в прежнего Диму - холодноватого, резкого,
знающего себе цену.
рассердится: приличные люди никогда после одиннадцати не звонят.
Северную Пальмиру. В город на Неве. Поняла?
жди меня там. Возле касс.
они в Питере будут жить? И чем заниматься? Но Дима все равно по телефону ей
ничего не расскажет. А Надя сейчас хоть на Чукотку готова ехать - только б
не домой. И только бы не быть в одиночестве.
срывался.
сказал:
там еще тебе нужно.
***
Дима сказал, что поедут они ?по-левому? - договорятся с проводницей.
подле спального... У остальных вагонов кипела веселая суета, а здесь стояла
лишь грустная проводница. ?Билет в СВ дороже, чем на самолет, - объяснил
Полуянов. - Вот никто и не ездит?.
форме. Надя стояла в сторонке, смущенно сутулилась. Она очень не любила,
когда отшивают. Однако... Димина просьба была встречена на ?ура?. Проводница
заулыбалась, засверкала золотыми зубами: ?Проходите, устраивайтесь! Сейчас
печеньица принесу!"
осмотрелась. Ну и красота! Пол устилает чистенькая ковровая дорожка, на
окнах - накрахмаленные занавески, по стене развешаны кашпо с ухоженными
цветами. Надя порадовалась, что успела отчистить в вокзальном туалете сапоги
от деревенской грязи. В таком вагоне наследить - нога не подымается!
наволочками подушки, со столика подмигивает букет астр. А на полке напротив
- Дима. Усталый, измученный и.., такой красивый!
уплывать - теперь в темноте - московские дебаркадеры, заборы, замусоренные
шпалы и насыпи, полинявшие пятиэтажки.
во-первых, здоровенные ботинки на клетчатые тапочки. Достал, во-вторых, из
дорожной сумки ?Рибок? фляжку коньяку. Оттуда же явилась шоколадка и набор
алюминиевых штофов. В-третьих, он самолично посетил проводницкое купе -
итогом этого визита стали два стакана чаю в уютных подстаканниках, а также
тарелка с печеньем и вафлями.
огненно-коричневую жидкость в два алюминиевых штофа.
врача, - а, стало быть, сам немного врач, - я рекомендовал бы вам,
мадемуазель, добавить две ложечки коньяку в ваш чай. Чрезвычайно полезно
после долгих пеших переходов.
Пусть!..? - И тоже выпила коньячный штоф.
и ударила в голову. Коньяк смыл и неловкость, и неуверенность в себе, и
мысли о неопределенности собственной судьбы и положения.
Евгении Станиславовны? Зачем мы едем в Ленинград? Почему все наспех? И
тайно?
и притушил верхний свет. - В одном я тебя могу заверить, Надежда. Это НЕ
романтическое путешествие. Совсем неромантическое. - Посмотрел на Надю
наглым глазом и добавил:
достоинствами? Дима имел в виду только ее грудь, и ничего больше. Что,
право, за шуточки! На уровне вокзальных пошляков!
в Питер. Без ночнушки, без запасной одежды, без тапочек, наконец!.. Где мы
там будем жить? И, в конце концов, - на какие деньги?.."
скрываемся. А во-вторых, потому - что хотим установить истину.
Михайловича Ставинкова. И о загадочной временной связи его кончины со
смертями Евгении Станиславовны и тети Раи. И о том, что три эти смерти имеют
отчетливо криминальный оттенок. И о том, что на него самого, Диму, позавчера
явно покушались. И он вынужден скрываться. И еще он волнуется за Надю. И
поэтому хочет, чтобы она тоже исчезла из столицы.
складно. Надо отдать ему должное, концы с концами сходились.
спросила Надя. - Еще вчера - не сказал?
поехала?
отчетливом ощущении: бабе велели следить за Диминым домом.
правильно, что мы уезжаем.
Шилова Юлия
Лондон Джек
Шилова Юлия
Андреев Николай
Майер Стефани
Афанасьев Роман