заголовком. Сама информация не изобилует любопытными данными.
Предположительно указывается, в какое время совершено преступление, и
отмечается, что убийца, вероятно, действовал в перчатках. Засим следует
репортерский комментарий, в котором порицается неслыханное падение нравов, -
дошло, дескать, до того, что даже в таком городе, как Берн, в городе с
богатыми культурными традициями, совершаются кровопролитные покушения.
этом квартале, - через неделю или две. Убийство, мотивы которого весьма
неясны, а автор неизвестен, неизбежно потонет в архиве. Что же касается меня
и моих коллег, то для нас эта история кое-что значит, и мы не склонны так
скоро похоронить се под слоем канцелярской пыли.
времени, больше нет в живых. С первого взгляда может показаться, что это
ставит точку на всей операции и для нас вроде бы гора с плеч... Вечный ему
покой, мертвый для нас не враг, и все в этом роде. Шпионы, действующие в
загробном мире, не входят в круг интересов разведки.
фигурирует. И это обстоятельство само по себе вносит в повестку дня
определенные вопросы. В случае если покойник располагал, как я склонен
думать, картотекой своей агентуры, то где она теперь? А желание завладеть
этой картотекой - не могло ли оно стать истинным мотивом убийства? И если
картотека действительно сменила хозяина, не затем ли новый хозяин стремился
ее заполучить, чтобы теперь найти ей применение? Кому она понадобилась, как
и с какой целью ею можно воспользоваться? - это уже подтемы основных
вопросов, ожидающих своего решения и указывающих на то, что операция вопреки
внезапной кончине ее главного объекта вовсе не закончена.
возможно, пролил бы некоторый свет на проблемы, которые меня занимают.
Только говорить об этом - все равно что делиться своими мечтами. Обыск
одного-единственного помещения (имеется в виду обыск в полном смысле слова,
тщательный и педантичный) предполагает долгие часы напряженной работы. Я же
не имею возможности провести там ни минуты, а уж о часах и речи быть не
может. Вилла все еще оккупирована швейцарской полицией. Заметим, кстати, что
со швейцарской полицией шутки плохи. Отлично вышколенный, хорошо
оплачиваемый и опирающийся на суровые законы, здешний полицейский спуску не
дает. Конечно, имеется в виду полицейский по призванию. И если преступность
в Швейцарии пока что не до такой степени марает быт общества, как в
некоторых соседних государствах, то объяснение этому следует искать не в
целебном альпийском воздухе, а в дюжей руке, держащей полицейскую дубинку.
властей. Что касается верхнего этажа, там, как и прежде, живет Пенев. Сразу
после того, как преступление было обнаружено, Пенев действительно оказался в
городе, где и был ненадолго задержан, но, по утверждению Флоры, у него
железное алиби. В момент покушения он находился в кафе, где был завсегдатаем
и где все его знают как облупленного.
нем нуждается. Однако на руку Пеневу и другое обстоятельство: он в отличие
от других возможных убийц Горанова для достижения корыстных целей мог V не
прибегать к убийству. Доверенное лицо Горанова, он многократно оставался в
доме один, еженощно пребывал в непосредственном соседстве с его владельцем
и, следовательно, располагал неограниченными возможностями осуществить
грабеж, не пачкая рук в крови.
мотивов убийства. Именно Пенев надоумил власти искать причину совсем в
другом. Когда в полиции его спросили, как он склонен объяснить преступление,
Пенев не упустил удобного случая, чтобы лишний раз полить грязью свою
страну, и высказал предположение, что убийство - дело рук болгар и носит
политический характер. Эту версию, в свою очередь, подхватила местная
консервативная газетенка, тут же напечатавшая очередную заметку против
политики разрядки.
Пенева. И нет ничего удивительного в том, что именно Пенев станет
наследником если не имущества своего покровителя, то его шпионской
деятельности. Кстати, пронесся слух, будто Пенев вовсе не прочь завладеть и
имуществом и с этой целью пытается использовать перед властями свидетельство
какого-то нотариуса, у которого Горанов якобы собирался оформить завещание в
пользу своего квартиранта. Однако властям на словах ничего не докажешь, им
подавай бумагу, подписанную и скрепленную печатью, так что, опять же если
верить слухам, имущество покойника в ближайшее время будет продано с молотка
в пользу государственной казны.
едет погостить к дядюшке, проживающему в Ганновере. Там объявляет себя
невозвращенцем. Очередная микроскопическая сенсация, отраженная в
микроскопическом сообщении местной печати под обычным заголовком "Выбрал
свободу". В силу своей ограниченности свободу он мыслит не иначе как
возможность оплевывать родину через посредство пресловутой "Свободной
Европы". Как раз в это время в Мюнхене находится Белев, занимающийся
деятельностью некоторых людей, связанных с этим учреждением. В
радиопередачах Пенев принимает довольно-таки мизерное участие, и это наводит
на мысль, что свое жалованье он оправдывает на несколько ином поприще.
Впрочем, это иное поприще тоже не тайна: он встречается с временно
приезжающими на Запад болгарами, делает неудачные попытки выудить какую-либо
информацию, а в отдельных случаях и завербовать. Потом Пенев исчезает с
горизонта, чтобы несколько лет спустя появиться в этом мирном городе, в этом
сонном квартале в качестве адъютанта Горанова.
почти не способная пролить свет на его нынешнюю роль. Адъютант Горанова? В
каком смысле? В том, что выступает его партнером, когда по вечерам они
играют в карты? Старик и без помощи Пенева мог бы заварить себе чай,
поладить с налоговыми властями. Представить Пенева в роли телохранители тоже
весьма трудно: нет у него для этого ни внешних данных, ни характера
сторожевого пса. Остается одно: навязали его Горанову хозяева или тот сам
его пригрел - Пенев стал его правой рукой в шпионской деятельности. У него
есть необходимая квалификация. К тому же он еще достаточно молод и подвижен,
чтобы быть счастливым дополнением к этому дряхлому старику.
дополнение в свою очередь сделалось основой. И если Горанов с Пеневым
действительно возглавляли какую-то секцию шпионажа, вполне логично
предположить, что сейчас она целиком в руках Пенева.
данными, полученными от Бояна, позволяют обрисовать этого типа, у которого
все острое - начиная с носа, похожего на птичий клюв, и кончая колючим
взглядом маленьких глаз, - как довольно тупую человеческую разновидность.
Одевался он с дешевым шиком, два раза в день менял костюмы, хотя единственно
доступные ему места светских развлечений - кинотеатры и раз в неделю кабаре
"Мокамбо", символизирующее в этом сонном городе разгул плотских страстей. В
остальном его вечера - по крайней мере до недавнего времени - заполнялись
игрой в карты, а ночи, скорее всего, эротическими видениями, вызванными
программой упомянутого "Мокамбо" или же прелестями загадочной Флоры.
Одна-единственная самобытная черта в его характере - манера постоянно
держать во рту незажженную сигарету, которую он все время жует, прежде чем
раздавить и заменить новой, тоже незажженной. Хотя какая это индивидуальная
особенность? Насколько мне помнится, Борислав в мучительный период отказа от
курения тоже прибегал к подобному способу самообмана. Только в целях
экономии он обычно сосал пустой мундштук
манекена и сверлит меня взглядом.
говорю я, полагая, что боевая поза рассчитана на комплимент.
волновать.
вложения капитала: цены на недвижимость непрерывно растут.
ужасно мнутся", - плюхается на диван и закидывает нога на ногу. Я предлагаю
ей сигарету, не дожидаясь, пока она сама попросит, и жду дополнительных
разъяснений.
несколько высокопарно и посылает мне благодарный взгляд, а заодно и густую
струю дыма. - И знаете, как я вам признательна. Надеюсь, вы меня поймете,
мне ужасно неудобно снова обращаться к вам за помощью... Но что я могу
поделать, Пьер? Женщина, даже такая независимая, как я, иной раз испытывает
неодолимую потребность на кого-нибудь опереться.
качестве жениха.
к месту, потому что речь пойдет о совершенно прозаических вещах. Как вы уже
слышали, определенную сумму мне дал отец. Не исключено, что ее вполне
хватит. Но представьте себе, что имеющихся денег, как назло, окажется мало.