Чтение 22–й страницы книги ~Сан-Антонио в Шотландии~

Мы откладываем лом и мотыгу и беремся за лопаты. Мои руки горят, но меня
воодушевляет непонятная сила. Я рою изо всех сил и устанавливаю рекорд для
Лазурного берега, где лопаты служат рабочим главным образом как подпорки.

Полчаса усилий. Фернейбранка не выдерживает.

- Ой, мамочка!- стонет он, садясь на ящик.- Вы меня совсем выжали,
коллега. Я впервые рою землю не в саду, а в погребе. Я ничего не отвечаю,
потому что достиг цели. Эта цель - скрюченный скелет, на котором еще
сохранились куски тряпок, которые были платьем.

- Взгляните-ка, Казимир...

Он подходит, наклоняется и присвистывает.

- Это вы и рассчитывали найти?

- Пока не начал копать, нет. Меня привело сюда шестое чувство, оно мне
подсказывало что-то в этом духе.

- Вы догадываетесь, кто это может быть?

- Ну...

Я указываю на Казимира и, наклонившись к скелету, объявляю:

- Позвольте вам представить комиссара Казимира Фернейбранка, миссис
Мак-Геррел.

Глава 15

Доктор Гратфиг - крайне занятой человек, специалист по ревматизму. Это
высокий тощий брюнет, веселый, как цветная фотография живодерни, носит очки
в черной черепаховой оправе и имеет озабоченный вид, обычно
свидетельствующий или о неприятностях в семейной жизни, или о больной
печени.

На нашу просьбу прийти он откликается без восторга. Осмотрев скелет,
кивает:

- Я совершенно уверен, что это моя бывшая пациентка. Я прекрасно знаю
деформацию ее нижних конечностей, равно как и искривление позвоночника. Я
видел достаточно много ее рентгеновских снимков, чтобы быть абсолютно
уверенным. Некоторые из них хранятся у меня до сих пор.

Фернейбранка отпускает шутку:

- Если бы вы проявили немного терпения, доктор, то вам не пришлось бы
делать эти снимки снаружи. Вот он, ее скелет, снимай не хочу.

Это ни у кого не вызывает улыбки, особенно у врача.

Мы выходим на свежий воздух, и я прошу доктора зайти с нами в соседнее
бистро, чтобы поговорить в более подходящем месте, чем этот погреб-кладбище.
Он заставляет себя упрашивать, но в конце концов соглашается.

Сидя перед большим стаканом минералки, он отвечает на наши вопросы.

- Вы практически единственный человек в Ницце, хорошо знавший Дафну
Мак-Геррел, доктор. Что за человек она была?

- Она много страдала. Ее характер был таким же искривленным, как и ее
ноги! Кроме того, будучи шотландкой, она являлась самой прижимистой из всех
моих пациенток. Выплачивала мой гонорар с шестимесячным опозданием и с
вечным брюзжанием, но при этом требовала к себе особого внимания.
Представляете себе этот тип людей?

- Представляю. А ее племянница? Док снимает очки и протирает их крохотным
кусочком замши.

- Очаровательная девушка, которой досталась роль несчастной сиротки.
Мадам Мак-Геррел относилась к ней скорее как к прислуге, а не как к
родственнице.

- Расскажите мне о ней.

Мое сердце сильно бьется. Из нас троих я, несомненно, могу рассказать о
Синтии больше всего.

- Она была доброй, милой, послушной... кроме разве что в конце. Мне
показалось, в ее поведении появилось бунтарство. Видно, рабство у тетки
стало для нее совершенно невыносимым. Однажды она меня попросила (тайком,
разумеется) прописать старухе снотворное, потому что та не давала ей покоя
даже по ночам.

- Вы это сделали?

- Да, и с тем большей охотой, что больная действительно нуждалась в нем.
Она страшно страдала от ревматических болей...

- Синтия ни с кем не общалась?

- Насколько мне известно, нет. Я никогда не видел в их доме никого
постороннего.

- Может быть, вы встречали Синтию с кем-нибудь в другом месте?

- Нет,

Он вдруг замолкает, и я понимаю, что у него мелькнула какая-то мысль.

- Вы о чем-то вспомнили, доктор?- любезно настаиваю я.

- Действительно.

- Я вас слушаю.

- Дело в том...

- Речь идет об очень важном деле. Совершено уже два убийства, и ваш долг
рассказать мне все...

- Ну что ж, представьте себе, что однажды вечером, скорее даже ночью,
когда мы с женой возвращались от друзей из Каина, я заметил девушку на
улице.

- Сколько могло быть времени?

- Часа два ночи.

- Где она была?

- Она выходила в обществе мужчины из ночного бара "Золотая дудка",
довольно сомнительной репутации.

- Вы уверены, что это была именно она?

- Тем более уверен, что она меня узнала и спряталась за своего спутника.

- Как он выглядел? Врач пожимает плечами.

- Я не успел его рассмотреть. Я так удивился, встретив эту девушку в
такое время в подобном месте... Однако мне кажется, это был довольно молодой
и довольно высокий парень...

Я позволяю себе похлопать его по согнутому плечу, так велика моя радость.

- Вы оказали полиции большую услугу, доктор. Спасибо!

- Это здесь,- говорит мне Фернейбранка, показывая пальцем на низкую
дверь, к которой надо спуститься по четырем ступенькам.

Изнутри доносятся звуки музыки и шум голосов. Светящаяся вывеска над
дверью изображает стилизованную дудку, над которой идут неоновые буквы:
"Золотая".

- Что это за заведение?

- Пфф, не более сомнительное, чем многие другие. Здесь есть всего
понемножку: туристы, местная "веселая" молодежь...

Он показывает на ряд из примерно пятидесяти мотоциклов, выстроившихся у
стены заведения.

- А блатные?

- Тоже, но ведут себя тихо.

Мы заходим. В этой норе так накурено, что в нее не согласился бы войти ни
один шахтер даже за месячное жалование.

Из проигрывателя рвется истеричная музыка. На танце-вальной дорожке,
размером чуть больше почтовой марки, трутся друг о дружку несколько парочек,
нашептывая обещания, которые тут же начинают выполнять. У стойки толпа.
Несколько типов расступаются, давая нам дорогу. По-моему, комиссара здесь
хорошо знают.

Бармен, длинный лысый мужик с большим носом, подмигивает ему.

- Приветствую, господин комиссар. Какой приятный сюрприз... Вам, как
обычно, маленький стаканчик?

Фернейбранка краснеет из-за присутствия рядом знаменитого Сан-Антонио,
которого воспринимает как сурового пуританина.

- Точно,- отвечает Казимир и делает знак бармену.- Мы можем поговорить,
Виктор?

Виктор без радости кивает. Должно быть, он постукивает, скорее даже
стучит вовсю, но не на публике же. Он наливает нам два стаканчика и
подходит, скребя затылок.

- Да?

Я достаю из кармана водительские права Синтии, которые сохранил у себя
после гоп-стопа Толстяка, и показываю на фотку:

- Вы знаете эту девушку?

Виктор кивает своей физией термита-туберкулезника.

- Ага, вроде бы знаю, но уже давно ее тут не видел.

- Расскажите нам немного.

- О чем?

- О том, как она себя вела, когда заходила в "Дудку"... Он качает
головой:

- Странная киска. Пришла как-то вечером совсем одна, села за столик в
глубине зала и заказала виски. Она была похожа на лань, вырвавшуюся из
загона- Выпила, закрыв глаза, закашлялась, потом расплатилась и ушла. Все
заняло каких-то три минуты.

- А потом?

- Она вернулась на следующий вечер. На этот раз сидела дольше и выпила
два скотча. Ребята пытались ее снять, пригласить потанцевать, но она им не
отвечала. Это стало у нее привычкой. Малышка приходила каждый день. Когда в
десять вечера, когда в час, а То и позже... По-разному.

Еще бы, черт возьми! Она дожидалась, пока заснет старуха. Для этого она и
просила у Гратфига снотворное для тетушки Дафны. Она задыхалась в своей
тюрьме, и "Дудка" стала для нее отдушиной.

- Продолжайте, старина, вы очень увлекательно рассказываете.

- Правда?- жалко улыбается бармен, бросая на меня взгляд, кривой, как
штопор.

- Считайте это официальным заявлением.

-Так вот, через некоторое время ее закадрил один малый.

- Кто?

- Пфф, один бывший актеришка, без особых талантов. Продулся в казино и с
тех пор промышлял по маленькой...

- Что вы подразумеваете под "промышлял"? Бармен косится на Фернейбранка.