негодования по всему рейху. Распоясавшиеся сербские хулиганы жгут дома
мирных граждан только за то, что люди эти - наши с вами братья по крови,
немцы".
заместителем министра иностранных дел, фон Хеерен не принял, сославшись на
занятость. В связи с эвакуацией семей дипломатов, жизнь "коих в
опасности", югославского дипломата встретил второй секретарь посольства -
говорить с ним по серьезным вопросам было бесполезно.
наружного наблюдения, которые "поймали" машину штандартенфюрера уже в
центре города, когда он покинул Корфа. Это был, пожалуй, единственный
визит Веезенмайера, который попал в поле зрения контрразведки, ибо сам
факт его прилета в Загреб был согласован и с Мачеком, как лидером партии,
и с Шубашичем, губернатором Хорватии.
была, впрочем, на следующий же день пресечена указанием сверху. От кого
пришло указание - понять было невозможно, но то, что оно шло от
руководителей Хорватской бановины - в этом сомневаться не приходилось:
либо бан (губернатор), либо шеф секретной полиции отдали приказ: "Не
мешать деятельности торговой миссии г-на Веезенмайера, чтобы не осложнять
и без того натянутые отношения с Берлином".
контрразведки удалось выяснить, что Веезенмайер встретился не с
хорватскими националистическими лидерами, не с людьми из окружения
Цинцар-Марковича, известного своими прогерманскими настроениями, а с
незаметным учителем сербского языка из третьей гимназии Йованом
Йовановичем. Прослушать беседу не удалось, поскольку к визиту Веезенмайера
агенты тайной полиции готовы не были. А беседа эта заслуживала того, чтобы
ее содержание стало известно Белграду.
инструкции могли показаться странными - при первом, естественно, их
анализе.
исподволь готовить умную схватку с режимом Симовича. Он предает интересы
сербов английскому банковскому капиталу и кремлевскому Коминтерну. Вы
должны встретиться с друзьями и обдумать вопрос о выступлениях на широких
уличных манифестациях. Выступления ваших друзей, людей, пользующихся
авторитетом в народе, должны быть обращены к введенному в заблуждение
сербскому духу. Речь идет о существовании Югославии. Мы - друзья
Югославии, и мы заинтересованы в том, чтобы ваша страна была оплотом мира
на Балканах, но если позиция Белграда станет угрожать нашим национальным
интересам, мы будем действовать. Итак, лозунг: "Сербы, поддерживайте
правительство Симовича, но требуйте от генерала жесткой линии против
хорватов, которые готовы идти на сговор с Берлином! Хорваты всегда
смотрели на север! Бойтесь хорватов!" Вы понимаете меня?
рискованный ход: трудно управлять джинном, выпущенным из бутылки. Мы потом
можем не сдержать великосербские настроения...
"неуправляемость" заставит Симовича предпринять более четкие шаги и делом
подтвердить свою верность Тройственному пакту?
понимаю, в чью пользу можно обратить неуправляемые акции сербского
населения...
гарантиях. Лично вы. И те ваши друзья, которые позволяют себе колебания в
этот сложнейший момент.
Там он пришел в Сербский клуб, встретился с рядом профессоров, потом
поехал в университет и в редакции трех газет, побеседовал с политическими
обозревателями, а назавтра на улицах городов стали слышны лозунги:
вторжению извне, патрулировала города и села, чтобы не дать вспыхнуть
межнациональной резне.
связывался с Белградом. Его заверили, что провокации будут пресечены.
Мачек тем не менее дал негласное указание хорватским газетам сообщить в
завуалированной, правда, форме о том, что происходит в Сербии. Газеты с
этими сообщениями в Белграде были конфискованы, в Загребе же они разошлись
громадными тиражами. На тех хорватских домах, где были вывешены
югославские флаги в день прихода к власти Симовича, после того как слухи о
великосербских устремлениях Белграда докатились до Загреба, флаги были
сняты. Дом серба можно было узнать по флагу, дом хорвата узнавался по
тому, что национальный флаг вывешен не был.
Симовича или нет, хотя сообщение о том, что он является его первым
заместителем, было опубликовано через два часа после переворота...
работающими в Загребе, Штирлиц, отказавшись от предложенной ему машины,
отправился в город. Он шел по Загребу, любуясь этим странным, двуединым -
славянским и одновременно европейским - городом, и вдыхал всей грудью
сладкий воздух, в котором гулко стыли удары колокола на громадном
средневековом храме, и жадно слушал славянскую речь, читая вывески у
подъездов: "Ключничар", "Лекар", "Столар", - и вспоминал, как всего неделю
назад он был в генерал-губернаторстве, в тех землях, которые раньше были
польскими, а теперь принадлежали Германии и заселялись немцами.
Командировка была краткой и пустячной: Шелленберг поручил ему просмотреть
личные библиотеки в фольварках, оставленных польскими магнатами, - шеф
шестого отдела РСХА мечтал собрать библиотеку для ведомства
внешнеполитической разведки, чтобы сотрудники могли изучать противника - и
настоящего и гипотетического - по "первоисточникам".
польскую станцию ни разу не бомбили, да и вообще англичане ни разу не
бомбили территорию рейха восточнее Берлина.
паровозы, и Штирлиц думал о том, что люди - сгусток непонятных
странностей: во время океанских путешествий, когда кругом лишь вода и
небо, они ведут ежедневный журнал и заносят в него самые, казалось бы,
незначительные малости, а странствуя по суше, только избранные, только те,
кто у м е е т путешествовать, делают дневниковые записи. Штирлиц часто
вспоминал Альфонса Доде: веселый и мудрый француз описывал некоего мсье,
который вернулся из Австралии и на просьбу рассказать что-нибудь об этой
диковинной стране всех огорошивал: "А вы ни за что не угадаете, почем там
картофель!"
это, а потом вспомнил, что именно отец учил его преклонению перед музой
дальних странствий, когда они в сибирской ссылке ходили к железной дороге
- затаенно любоваться проходившими поездами.
Штирлиц допил пиво, дал буфетчице на чай так, чтобы это было не очень
заметно остальным офицерам, и отправился к своему вагону. Как
оберштурмбанфюреру СС, ему полагался первый класс, и место его было в том
купе, где ехала женщина с сыном, белобрысым, в веснушках мальчуганом лет
пяти.
русские! Наверное, из торгпредства".
торопливо убрала со столика два больших свертка ("Я по этим сверткам
определил, что они русские. Только наши возят в таких бумажных свертках
еду: сало, черный хлеб, яйца, сваренные вкрутую, и плавленые сырки") и,
посадив сына на колени, начала читать ему стихи про дядю Степу.
достал из кармана газеты.
шепотом, - жил огромный гражданин по прозванью Каланча..."
Штирлица.
начала было дальше читать про дядю Степу, но сын не унимался.
что у Гитлера один глаз фарфоровый и нога костяная?
мальчика за руку.