написал еще утром слезное письмо неведомой маме на Смоленщину.
что я корою измазался, оно вроде как кровь с грязью, это на кого хочешь
подействует, только б поближе подползти, только б он к дороге не отошел,
гад, нет, стоит, сверху рассматривает, думает небось, где дыры па штанах
от пуль, вот башмаками-то задвигал, до них два метра, до его башмаков.
Если сейчас остановлюсь, может отойти, он высматривает следы пуль, поэтому
не отходит, кровь мою ищет..."
ударом головы в лицо, левой рукой схватил за кадык, начал вырывать его,
разрывая кожу ногтями, правой достал нож, всадил в сонную, повернул,
услышал всхлип, ощутил сладкий запах теплой крови, потащил обмякшего
моряка вверх, на взгорок, и тут только услышал приближающуюся машину. Он
бросил парня рядом с собою, бездыханного уже, взял его карабин, теперь
придется отстреливаться, если заметят, теперь конец, здесь же прикончат.
"А почему они должны здесь остановиться, следов-то никаких, на мне все
следы, кровь на мне, а на траве они не увидят, трава-то прошлогодняя,
синежухлая, с бурыми пятнами, они проедут, нечего им тут останавливаться,
ни одна машина тут не останавливалась, в тыл идет, точно, "студебеккер", и
в кабине один шофер, и в кузове никого. А может, бегом на дорогу, спаси,
мол, спаси, брат?! А вдруг они с машинами строже проверяют? Ну и что,
отстреляюсь, руль, колеса - не ноги... Да что ты, с ума сошел?! Пусть
проедет, а ты переоденься, а потом иди на дорогу и качайся, тебя любой
подберет - контуженого как не подобрать? Совсем сдурел от удачи, Крот?!"
торжественная.
сам разделся стремительно; форма подошла, словно в магазине брал, а вот
бескозырка - только па затылок, в такой остановят, не по форме...
пуговицами-якорями, новенькая пилотка, карманные часы, три банки свиной
тушенки, бутылка водки, пять пачек махорки, три отреза, плитка шоколада,
письма.
лапами хвои, зашвырнул в кустарник бескозырку, потом взял топор, ударил
морячка по шее, рубил яростно, пока голова не отвалилась; отрубил руки и
ноги, затолкал туловище в мешок, завязал своим особым, быстрым узлом;
топором же вскопал землю, бросил туда мешок, голову унес в лес, закопал
глубоко; только потом, отойдя уже к шоссе, вспомнил, что нож не вытащил,
застрял нож в челюстной кости, а он и забыл про него. А что на ноже?
Отпечатки пальцев? Нет, хуже, там инициалы его есть - "Н. К." А кто в
земле-то найдет? Да и голова чья? Она ж сгниет, голова, с дождями сгниет,
дело-то к весне. Нет, надо назад, надо нож забрать. "А где я его найду,
когда уж стемнело и фонаря нет?! Все равно, возвращайся, Крот, чтоб следа
не было". Он повернулся и увидел, как навстречу ему идет машина с синими
щелочками фар. Шофер притормозил:
сзади стреляли, немец прорывался, садись... Там пять саперов за
взрывчаткой едут, я тебя до санбата подброшу, тут недалеко... Подсобить
или сам влезешь?
не помирай, пока не довезу...
не было... Интересный человек, Милинко, ей-боженьки, интересный.
гляди в рот учителю, жди указаний, все в соответствии с традициями!
из знакомых особенно любопытен, Цыпкин Геннадий.
который в Израиль уехал.
комнату. Жуков отправился в управление, туда вызвали двух других
милинковских знакомых - Лыкова и Тызина, времени по квартирам ездить не
оставалось: Москва торопила. - Переписываюсь. Запрещено, что ль?
что рвать с другом - некрасиво. Он ведь друг ваш был, Журкин-то?
тяжелыми, но верными, как руки шофера - большие, собранные.
узнали, если он и с вами связь прервал?
Костенко.
получил, Розка бьется, но денег нет, чтоб уплатить за гарантию и расходы.
Они тут насчитали х... знает сколько денег за то, что нас вывезли из Вены.
Роза устроилась судомойкой, а куда мне в шоферы-то? Я ж по-ихнему ни-ни,
да и Роза с грехом пополам два слова знает. Эхе-хе, Гена, а куда
подашься?! Посольства нашего нету, а то б сжегся на пороге, если б обратно
не пустили. Гринька-то был прав, когда говорил: "Там без денег - не
человек, там только с золотом в люди выйдешь, оно не пахнет". Прислал мне
письмо, только сказал, что адрес поменял, велел писать до востребования в
Коканд, я ответил ему, он же умный у нас, самый вроде б умный, может, и
посоветует чего. Писать много нельзя, потому что если письмо тяжелей одной
страницы, на почте возьмут в три раза дороже, а это два рубля, полбутылки,
понял? Ну, конечно, не пью, не на что, печенка не болит, с этим хорошо, а
если заболит - тогда топись! Я загрипповал, так лекарство стало в семь
рублей, если на наши перевести, то есть по-ихнему пять пар колготок или
полкило мяса. Гена, Гена, всего не напишешь! А ты мне всё пиши. Про самую
мелочь, мне ж это как праздник, я твои письма и открытку Грини каждый день
перечитываю. Я хотел наняться на греческое судно, чего-то понимают, когда
я говорю, но велят дать паспорт, а у меня выездного нет, а без этого ты
полюдь, никто и говорить не станет. Роза сказала, в Австралии наемные
нужны, на полях работать, как вроде у нас осенью овощи сортировать, но
туда тоже не выедешь без паспорта, да и на билет надо копить года три.
Привет ребятам, поцелуй от нас твоих детишек. Твой Иван".
его попозже.
доказательства. Это - хуже. Долго придется ждать, пока вернем,
формалистики больше, мы в этом деле бо-ольшие доки.
слышать.
им, начальникам, с рутиной бороться сложнее - с вас спрос, увы, не так
велик: рабочий человек свои права знает... С обязанностями, правда, не
всегда знаком...
хватает.
аккуратен?
и поправляет, не только поправляет, но и вроде б подсказывает. Вы им
интересуетесь, оттого что он с Иваном переписывается?
уехал в отпуск и не вернулся? Ни профсоюзный билет не забрал, ни трудовую
книжку, ни вещи своя. В Коканде его адрес знаете?
штемпеле, спросил:
- вот его подруги. Как уйдет на два месяца в тайгу, так мы все потом до