но почувствовала: он как-то изменился. Определить в чем она не могла.
Ему много раз случалось ухаживать за женой, и Мария заставала его столь
же небрежно одетым, с обвислыми усами и щетиной на лице.
стоял совсем рядом, а Марии казалось, будто он далеко-далеко или словно
за стеклянной перегородкой. Он равнодушно распорядился:
дившей за нею.
ляла стоны, потом позвала:
жену, наполовину оделся: хотя двери и окна были закрыты, в спальню при
таком ветре проникал сквозняк.
ленькая спиртовка и голубой эмалированный котелок.
когда боль усиливалась, пронзительно вскрикивала.
компрессы, а жена непрерывно вглядывалась в его лицо. Иногда, подлив во-
ды в котелок, он присаживался на свою постель и, уставясь в пол или на
камин, чего-то ждал.
умру от рака.
нельзя.
Мария разыскала доктора Постюмеса: он только что вернулся из деревни,
где принимал роды, и тут же последовал за нею.
тился к больной:
только выразительной, что Йорис пожал плечами.
обычное место спиной к газовому обогревателю, который предварительно за-
жег. Так он провел четверть с лишним часа, сохраняя на лице то же отсут-
ствие всякого выражения, которое так поразило Марию.
Постюмеса, то - гораздо чаще - взволнованные жалобы Тересы. Доктор, ви-
димо, выслушивал ее. Она двигалась в постели, вскрикивала от боли. На
безлюдной площади, где ветер взметал обрывки бумаги, медленно занимался
день.
видя, что, вопреки ожиданиям, его ни о чем не спрашивают, опустил голо-
ву.
в свое кресло.
все это пустяки, но она мне не верит.
вестно, что, собственно, ее страшит, Постюмес? - И, видя, что доктор от-
вел глаза, Терлинк добавил: - Знаете, почему она вам это сказала? Она
боится меня. Боится очутиться в моей власти, когда станет неподвижной и
будет одиноко лежать наверху. Эта женщина всегда чего-нибудь боялась...
О чем она вас просила?
шенно очевидно, что, если госпоже Терлинк придется надолго слечь, ока-
жется, вероятно, полезно...
не выношу ее сестру так же, как ее самое... Да, Постюмес, не согла-
шусь... Зачем вы напускаете на себя такой вид? Вы же понимаете: у меня
свои привычки. Вот уже тридцать лет, как мы с ней женаты.
улучшаться, то ухудшаться...
ловека так, словно не видел его, и доктор ушел, что-то пролепетав.
нялся в спальню.
глядя на жену.
более нервной, чем обычно.
дем тучи сменялись прояснениями, и в эти моменты мокрая мелкая брусчатка
на площади сверкала под солнцем, как грани драгоценных камней.
лежала почта, и Йорис, присев, стал разбирать ее. На третьем письме,
вместо того чтобы нахмуриться, он стал еще спокойнее, как будто пустот"
внутри него стала абсолютной.
под арест. На этот раз на две недели. Прошу вас верить, что это не слиш-
ком веселое занятие. На губе очень холодно, а баланда такая вонючая, что
меня с души воротит. Тем не менее есть приходится - не подыхать же с го-
лоду.
роте что-нибудь не ладится, отсыпаются на мне.
знакомый капитан вон дер Донк. Уверен, что, если вы повидаете его и за-
молвите за меня словечко, дела мои пойдут гораздо лучше.
и мне будут носить еду из солдатской столовой, а также покупать сигаре-
ты. Ни письма, ни переводы проштрафившимся не отдают, но вы можете оста-
вить конверт с деньгами в известном вам кафе - за ним зайдет один мой
сослуживец.
Именно потому, что у меня пусто в кармане, меня и донимают в казарме.
Донка и денег.
ли встал, обошел вокруг стола, невольно отводя взгляд от того, казалось
бы, ничем не примечательного места, где отныне перед ним всегда стоял
Жеф Клаас.
нял, что она все знает.
его.
точно сказать словечко капитану ван дер Донку.
ся расслышать через пол их разговор!
посерьезней и задуматься о своем будущем, он рассмеялся: "Чего мне ду-
мать о будущем? Старику придется сделать все необходимое... "А я, кля-
нусь Пресвятой Девой, никогда не сказала ничего такого, чтобы он вообра-
зил...
меньше. Казалось, дело идет о ком-то постороннем и его совершенно не ка-
сается.
Терлинк добавил: - Кстати, должно быть письмо и для моей жены. Раз уж он
за это взялся, значит, попробует сделать максимум.
Василенко Иван
Маккарти Кормак
Посняков Андрей
Свержин Владимир
Посняков Андрей
Лукьяненко Сергей