мозгом и реальным миром наблюдалось довольно ярко выраженное смещение.
дошел. Он также мог говорить не заикаясь. Он знал где находится, что делает,
помнил этот вечер в мельчайших подробностях.
лица, он чувствовал себя способным проникнуть в сущность людей и
впоследствии смог бы вспомнить черты, жесты, состояния души каждого
посетителя.
странного ночного ресторана захватить его и лишить средств защиты.
повел себя так, как они от него и ждали. Даже переусердствовал, поскольку в
определенный момент девица испугалась.
разговаривал, но он так думал. Окружавшие его люди были двух сортов. За
столиками сидели те, кто делал все, что "они" решили заставить их делать, и
теперь на головах у них были бумажные шляпы, кто-то из них дул в дудку,
кто-то запускал серпантин или цветные бумажные шарики.
сюда же относились метрдотель, девицы и официанты, а также, возможно, и
некоторые из тех людей, что стояли у стойки бара и являлись частью массовки.
его входящим в двери кабаре в этот понедельник.
из которой они постараются выудить как можно больше денег.
гардеробе и, вместо того чтобы последовать за метрдотелем, направился в бар.
один-единственный. Одного взгляда ему оказалось достаточно.
остаться незамеченным? А когда он прогуливался после обеда с женой и сыном,
не сказал ли Уолтер своим родителям:
что ему все известно?
имеет обыкновения посещать подобные места?
знак. Если спиртное искажает реальность - тем хуже. Жовису хочется уйти. Ему
хочется вновь оказаться рядом со своей женой, которая спит приоткрыв рот с
легким, успокаивающим похрапыванием, и со своим сыном, который во сне
сворачивается калачиком - без простыни, без покрывала.
нуждались в нем так же, как он нуждался в них.
уже не прежний кругленький человечек - в его манерах появляется что-то
пугающее.
им.
угощать бутылкой новых симпатичных клиентов. Впрочем, мадемуазель Ирен плохо
отнеслась бы к тому, что вы не дождались ее возвращения. Через минуту ее
выступление.
сунул бумажник обратно в карман.
взглядом. Тут раздается барабанная дробь, которой музыканты возвещают о
начале номера, и в очередной раз меняется освещение.
взад-вперед по подиуму, но у него перед глазами стоит другая
картина-картина, которую, как ему казалось, он забыл.
окно было широко распахнуто. Они сидели втроем за столом; солнце только что
зашло, воздух становился синеватым, но еще не было необходимости зажигать
свет.
прожил, не очень о таком не помышляя и не отдавая себе отчета в том, что
записывает его в своей памяти
раскормленным и жаловался, что товарищи потешаются над ним из-за его
толстого зада. Они ужинали за круглым столом, который из экономии накрывали
не скатертью, а клеенкой в красную клетку.
было распахнуто окно и за таким же круглым столом, посреди которого стояла
супница и лежала краюха хлеба, ужинали двое. Это была чета Бернар Жовисы
знали их в лицо, и только. Детей у них не было.
что производило сильное впечатление на Алена. Особенно к пяти-шести годам.
одинаковые жесты, когда они ели суп и вытирали губы. Мадам Бернар выглядела
старше своих лет. С тех пор как заболела их консьержка, она большую часть
дня проводила в привратницкой, замещая ее.
Чувствовалось лишь, что они спокойны, расслабленны, свободны от дневных
забот.
одном только Париже, кто вот так ест суп в синеватых сумерках.
убит в перестрелке.
обстановке? Его мысль следует сложным путем: сначала Клерви, тот момент,
когда они с женой подъехали на машине к дому, опередив грузовичок с вещами.
Первое увиденное ими лицо принадлежало инвалиду с красноватыми глазами и
лысым черепом, который сидел в окне четвертого этажа.
совсем разочарование, но он злился на себя за то, что не ощущает большего
воодушевления, и остаток дня прошел немного как в тумане.
принадлежит ему, точнее, будет ему принадлежать, когда он покончит с
выплатой ссуды.
их, женившись или поступив на работу в другой части города. Они останутся
вдвоем, как Бернары с улицы Фран-Буржуа.
второй. Был ли он в этом уверен накануне, когда они всей семьей шагали по
пыльной дороге и открывали для себя колокольню, хутор, настоящих крестьян,
игравших в карты в прохладе деревенского бистро?
которые хоть и вели серенькую жизнь, но не особенно об этом переживали. Они
мирились с собственной посредственностью, не ропща, как мирились с
невзгодами, болезнями, немощью старости.
ведь обыкновенно она ходила к воскресной мессе. Когда они решали пораньше
выехать за город, она бежала на шестичасовую утреннюю службу в церковь
святого Павла, и когда мужчины вставали, завтрак был уже готов.
таким не был? Она никогда об этом не говорила, никак не намекала ни на Бога,
ни на религию.
на правильный путь.
венчались в церкви.
первой утренней службе и ежедневно причащалась. Она была одной из тех редких
обитательниц Кремлен-Бисетра, кто присутствовал еще и на вечерней молитве.
в церковь, - проворчал тогда отец Эмиля, убежденный атеист.
свидетелем своего коллегу, после того как убедился, что тот крещеный.