если бы его собирались убить, это было бы уже сделано. Раз он еще в этом
мире, значит, на его жизнь не покушаются, и нападающие, кто бы они ни были,
только хотели завладеть его особой.
так старательно упаковывать жертву, когда удар ножа был бы быстрее и вернее.
Впрочем, какие это жалкие, должно быть, грабители, если их привлекло
содержимое бедной баржи!
Единственные враги Ладко, турки, не могли подозревать, что болгарский
патриот скрывается под именем рыболова, а если бы даже узнали об этом, не
такой он был важной персоной, чтобы они рискнули на это насилие так далеко
от границы, в центре Австрийской империи. Кроме того, турки умертвили бы его
с большим вероятием, чем простые разбойники.
человек дела, перестал об этом раздумывать и стал наблюдать за событиями и
искать средства возвратить свободу, если только будет возможно.
обмотанный веревкой, он совсем не мог двигаться, а повязка закрывала глаза
так плотно, что он не мог бы отличить дня от ночи. Весь уйдя в слух, он
убедился, что лежит на дне судна, своего, без сомнения, и что это судно
быстро движется под усилиями крепких рук. Он явственно слышал скрип весел об
уключины и плеск воды о борта судна.
довольно легко, определив заметную разницу температур своего левого и
правого бока. Толчки, которые испытывала баржа при каждом ударе весел,
показали, что он лежал в направлении движения, а в момент нападения
неизвестных солнце еще не удалилось от меридиана, Ладко без труда заключил,
что половина его туловища находится в тени от борта лодки и что она плывет с
востока на запад, следуя, таким образом, по течению, как и в то время, когда
она повиновалась законному владельцу.
голосов не достигал его слуха, кроме "ха!" гребцов, налегающих на весла. Это
молчаливое плавание продолжалось часа полтора, когда солнечные лучи упали на
его лицо, и он понял, что повернули к югу. Лоцман не удивился. Превосходное
знание малейших извилин реки дало ему понять, что они плывут мимо горы
Пилиш. Скоро они направятся на восток, потом на север до того места, откуда
Дунай начинает спускаться на Балканский полуостров.
рассчитывал, что они достигли середины бухты Пилиш, шум весел внезапно
прекратился. Баржа поплыла по течению, и раздался грубый голос.
твердую поверхность, а затем Сергея Ладко подняли и стали передавать из рук
в руки.
погрузили, словно тюк. Ладко напрасно напрягал слух, чтобы уловить хоть
какие-нибудь слова. Не было сказано ни слова. Тюремщики обнаруживали себя
только прикосновением грубых рук и прерывистым дыханием. Связанного Сергея
Ладко дергали туда и сюда, но не лишили возможности размышлять. Его сначала
подняли, потом спустили по лестнице, ступеньки которой он пересчитал
поясницей. По ударам и толчкам он понял, что его протащили сквозь узкое
отверстие; наконец, освободив от затычки во рту и повязки на глазах, его
сбросили, как узел, и над ним, глухо стукнув, захлопнулся трап.
пришел в чувство. Он понял, что его положение не улучшилось, хотя к нему
вернулись речь и слух. Если у него вынули затычку изо рта, это означало, что
его криков никто не услышит, и снятие повязки с глаз тоже не пошло на
пользу. Напрасно он открыл глаза. Вокруг была темнота. И какая темнота!
Пленник, который по последовательно пережитым ощущениям предполагал, что его
поместили в трюм судна, напрасно старался уловить хотя бы малейший луч
света, пробившийся через щель обшивки. Он не различал ничего. Это не была
темнота погреба, где глаз все же может различить смутный свет: это была тьма
полная, абсолютная, какая бывает только в могиле.
полночь, когда до него донесся шум, заглушенный расстоянием. Где-то бегали,
топали ногами. Потом шум приблизился. Прямо над его головой волочили тяжелые
тюки, и от грузчиков его отделяла всего лишь толщина одной доски.
одной из переборок, разделявших его тюрьму, но он не мог уловить смысла
слов.
несчастного лоцмана, окруженного непроницаемой тьмой.
оставались на месте битвы, готовые сопротивляться новому нападению, а в это
время повозка удалялась к Дунаю. Прошло достаточное время, чтобы убедиться,
что полиция удалилась, и банда преступников по приказу атамана двинулась в
путь.
ждала их перед шаландой, темная масса которой виднелась в нескольких метрах
от берега. Расстояние было невелико, а работников много. Две лодки быстро
перевезли на борт шаланды содержимое повозки. Она сейчас же удалилась и
исчезла в темноте, и большинство сражавшихся на поляне рассеялись по
окрестностям, получив плату за свою долю добычи. От только что совершенного
преступления не осталось никаких следов, кроме тюков, нагроможденных на
палубе судна, где осталось всего восемь человек.
восьми человек. Распущенные по домам составляли лишь малую долю
бесчисленного количества сообщников, которых использовали в районах, где
совершалось преступление. Эти последние никогда не участвовали
непосредственно в деле и только выполняли обязанности носильщиков,
караульщиков или конвоиров с момента, когда нужно было переправить к реке
награбленную добычу.
на всем течении Дуная множеством соучастников, мало понимавших характер
операций, которым они содействовали. Набранные из самого темного слоя
общества, очень невежественные, они думали, что участвуют просто в перевозке
контрабанды, и ни о чем не допытывались. Они не пытались установить
какую-нибудь связь между распорядителем экспедиций, в которых они
участвовали, и знаменитым Ладко, который скрывал от них свое имя и в то же
время как будто находил странное удовольствие оставлять следы своего
пребывания на месте каждого преступления.
преступления происходили на всем огромном протяжении Дуная. Волнение публики
посте-. пенно успокаивалось после каждого из них. Зато в полицейских
отделениях, где собирались все жалобы прибрежных жителей, имя Ладко
приобрело печальную известность. В городах мещане уделяли ему особое
внимание из-за жирных заголовков газетных статей, посвященных Ладко. Но в
массе народа, и тем более среди крестьян, он был таким же преступником, как
и всякий другой, с которым сталкиваются лишь однажды.
настоящую шайку. На своем судне они поднимались и спускались по Дунаю. Если
где-нибудь предстояла выгодная операция, они останавливались, набирали
сообщников, потом, когда добыча была в безопасности в плавучем тайнике,
отправлялись на новые "подвиги".
находившийся в их распоряжении пароход ждал в назначенный день. Награбленные
богатства, перевезенные на этом пароходе и добытые иногда ценой убийства,
превращались в честный груз, который вполне открыто продавался в далеких
странах.
заговорили на таком близком расстоянии от места совершенного преступления.
Обычно грабители не допускали такой ошибки: она, в случае повторения, могла
открыть глаза их несознательным сообщникам. На этот раз атаман шайки имел
особую причину не сразу удалиться, и, если причина была и не та, какую ему
приписал Карл Драгош, разговаривая в Ульме с Фридрихом Ульманом, все же
личность сыщика играла здесь роль.
Драгоша, за сыщиком начали тайно следить местные сообщники шайки, которые
знали лишь самое существенное, и шаланда плыла перед баржей, опережая ее
всего на несколько километров. Шпионаж, очень затрудненный в открытой
местности, наводненной полицейскими, часто прерывался, и случаю было угодно,
чтобы Карла Драгоша и его хозяина ни разу не видели вместе. Ничто не
заставляло предполагать, что в барже два обитателя и, следовательно, есть
возможность ошибки.
Убить сыщика? Он этого не хотел. Он решил им завладеть хотя бы на время.
Когда Карл Драгош окажется в его власти, у преступника появится хорошая
возможность вести переговоры в случае серьезных осложнений.
останавливалась на ночлег слишком близко от населенного пункта, или
неподалеку оказывались полицейские агенты, рассеянные по берегу, личность
которых легко устанавливал опытный бандит.
Буря, которая в предыдущую ночь способствовала банде в нападении на виллу
графа Хагенау, должна была разогнать полицейских, следовавших за начальником
по реке. Вероятно, он на время останется один, без защиты. Этим можно будет