велительное, что было в этом голосе и жесте. Последовало несколько се-
кунд немой схватки между двумя волевыми женщинами. Они, пожалуй, сами не
отдавали себе в этом отчета, но каждая напряглась, как лошадь, у которой
крепко натянули поводья. Затем одна из лошадей сдалась. Ася заговорила.
Она кратко описала ход болезни. Она не сказала, какие у нее отношения с
Марком. Но ей доставило смутное удовольствие сообщить этой женщине, что
ее сына она уложила в свою постель. Покуда она говорила, Аннета быстрым
взглядом окинула обе комнаты. Она не сомневалась, что эта женщина-любов-
ница Марка. Аннета была свободна от предрассудков, и Ася тотчас переста-
ла быть для нее чужой. Аннета вдруг начала держать себя с ней менее на-
тянуто. Ася не понимала, в чем дело. Строгие глаза, смотревшие на нее,
смягчились, а она продолжала держаться холодно, замкнуто.
человека. И ради этого они объединились. Каждая решила обменяться с дру-
гой своим опытом. Аннету поразила уверенность Аси. Ася все делала с хо-
лодной точностью, быстро, не задумываясь. Ни одного лишнего движения. В
присутствии матери она действовала так, словно была здесь одна, нис-
колько не стесняясь. Она обращалась с этим жалким и беспомощным телом,
точно санитар, который смотрит на больного как на свою собственность.
Аннета была шокирована и вместе с тем пленена. То, что делала Ася, каза-
лось ей бесчеловечным, но она не могла не видеть, что это правильно и
полезно. Она чувствовала ее превосходство и невольно покорялась ей, ког-
да та кратко, отрывисто приказывала:
научилась этому за годы войны?), но руки выдавали ее волнение, когда они
прикасались к сыну. Она восхищалась бесстрастной точностью всех движений
Аси. Эта бесстрастность тем более удивляла ее, что она очень скоро заме-
тила, какие страсти и какая неистовая сила наложили свой отпечаток на
лицо Аси. Благодаря вспышкам молнии, которые по этому лицу пробегали,
Анкета поняла лучше, чем сама Ася, и прежде, чем признала это сама Ася,
что молодая женщина завладела ее сыном.
постели Марка, а затем отдыхала. Ася не спала все предшествующие ночи и
сразу свалилась, как мертвая. У Аннеты было время о многом подумать, по-
куда она прислушивалась к лихорадочному дыханию двух существ. Одно дыша-
ло неровно и прерывисто, другое - торопливо и шумно: так ест человек,
который спешит поскорее съесть свою порцию. И действительно, едва наста-
ло время смениться, Ася мгновенно проснулась. Она пришла занять место у
изголовья Марка и заставила Аннету лечь в постель, еще теплую после ее
сна, полного бредовых видений.
затуманенные глаза его просветлели и остановились на нежном лице матери.
Он улыбнулся, и для нее это была радость. Но его взгляд ощупывал все,
что было вокруг, и встретил за спиной Аннеты нахмуренные брови и сверка-
ющие глаза Аси. Взгляд застыл, удивленный, вопрошающий, и старался ра-
зобраться. Он вернулся к глазам матери, и она прочла в них недоумение.
Ася стояла за ее спиной и молчала... Стало быть, они даже не знают друг
друга? Аннета молча наблюдала. Недоверчивая замкнутость Аси не допускала
никаких расспросов. Ася продолжала перекладывать Марка на подушках, во-
рочать его, распоряжаться им, как если бы имела на него все права. А
Марк молча подчинялся и не смел ни о чем спрашивать: его точно заколдо-
вало необъяснимое присутствие чужой женщины. Он силился найти разгадку и
обращался к минутам просветления, какие бывали у него в бреду. У него
было странное опасение, что если он начнет расспрашивать, видение исчез-
нет. После долгих бесплодных усилий он напал на след. Луч света проник
во тьму. Ему, однако, надо было удостовериться. Но стесняло присутствие
матери. Наконец он улучил минуту, когда мать отошла и Ася склонилась над
ним. Он прошептал:
теплый поток, порозовел лоб. Ася погладила его своей крепкой рукой:
она в нескольких словах, не допускавших возражений, объяснила ему, что
произошло:
чи! Больше ни о чем не думай.
ние на "ты", которое своей пленяющей неожиданностью точно заворожило ее
сына и приковало его к подушке. И когда, обернувшись, Ася встретилась
взглядом с глазами другой женщины, она прочла в них все. И пусть! Ей не-
чего было скрывать! Но объясняться она не собиралась! И Аннета, уважая
ее молчание, ждала, когда незнакомка захочет разговориться.
друга. Марк постепенно изучал незнакомку, и постепенно его охватывало
неизъяснимое влечение к ней. Каждая ее черта в отдельности была ему чуж-
да, казалась почти враждебной. А все вместе представляло собою сеть и
неумолимо, петля за петлей затягивалось над ним, над его волей. Это его
сердило, он упорно старался понять, в чем дело, складывал все свои кри-
тические наблюдения, но сумма отличалась от слагаемых - Он замечал, что
ему не хочется убрать ни одной подробности и не хочется что бы то ни бы-
ло менять. Каждая подробность была необходимой петлей в сети. Женщина
эта была не из тех, которых любят, потому что нравится их рот, нос,
грудь. Ее можно было любить или ненавидеть за то, что она такая, как
есть, единственная и неповторимая, утверждающая себя, свое "я" благодаря
своей жизненной силе. И каждая ее черта, красивая или некрасивая, - быть
может, в особенности некрасивая, - покоряла тем сильнее, что была
свойственна ей одной: "Ты - это ты... И никто больше..."
никогда не отваживался говорить ей "ты", как с дерзким бесстыдством
(можно даже сказать, с некоторым вызовом) говорила она. Аннета помогала
им узнать друг друга. У обоих был достаточно чуткий слух; из соседней
комнаты нетрудно было услышать, что говорит Марк, оставшись наедине с
матерью. Но Ася следила за собой. Она уклонялась от терпеливых попыток
Аннеты поближе узнать ее, и уклонялась весьма искусно, без грубости: ее
покоряли честные глаза и сердечность Аннеты. Ее увертки были тонки, - на
миг они словно приоткрывали какую-то даль, но все тотчас же рассеива-
лось, прежде чем удавалось хоть что-то уловить, и она делалась только
еще более загадочной. Но разочарование молодого слушателя вознагражда-
лось наслаждением, которое доставлял ему ровный и певучий голос. Это бы-
ло прекраснее и сладостнее, чем самое прекрасное тело. Он закрывал глаза
и наслаждался ее голосом, как если бы чувствовал его на губах или в ру-
ке. Голос был горячий, насыщенный сладострастием. А потом женщина, гово-
рившая ему "ты", подходила к его изголовью и ворочала его своими нежными
руками, которые зажигали в нем огонь. Он поворачивался к ней спиной,
чтобы избежать соблазна открыть этот властный рот и завладеть им.
нее. Его простодушно выдавали восстановленное здоровье и желание, про-
буждавшееся в молодом теле вместе с приливом сил. Быть может, он втайне
был даже доволен, что из-за спины матери в него впиваются глаза незна-
комки, хотя говорил он, казалось, только с матерью. Аннета нисколько не
заблуждалась. Полное доверие, которое как будто бы оказывал ей сын, от-
носилось к ней лишь наполовину: "Ах ты, хитрец!.. Вот я тебя сейчас по-
целую за нас обеих!.. Но это тебя не устраивает..."
плохое и хорошее. Но он говорил с жадной и ненасытной страстью. А гово-
рить со страстью о себе значит плутовать. Можно говорить "за", можно го-
ворить "против", - все равно забираешь себе весь свет и весь воздух. Ты
пожираешь другого. Либо говоришь ему: "Съешь меня!" (что одно и то же).
Не желая или не умея сознаться в этом, Марк жадно, наивно предлагал себя
упрямо сомкнутым устам незнакомки: "Откройтесь! Ешьте!" А рот был голо-
ден и не оставлял ни кусочка.
пламенную, яростную душу, горькую и нежную. Душа была свежая и здоровая.
С запальчивой искренностью, которая трогала обеих женщин и вызывала у
них улыбку ("Бедный песик! "), выставлял он напоказ и осуждал свою еще
не расцветшую, беспорядочную и полную противоречий жизнь. Но в этой жиз-
ни не было ничего порочного. Грязь пристала только к шерсти ("Идем, я
тебя умою!.. "). А тело было чистое, как у новорожденного. Выздоровление
этому способствовало: ведь это второе рождение... Непроницаемая Ася мол-
ча сидела в соседней комнате и трепетала. Ей обжигало руки неодолимое
желание коснуться этого бесстыдного тела. В целомудренном и смелом юноше
она любила чистоту горного потока и неожиданные противоречия. Ася и сама
путалась в противоречиях рассудка и, еще больше, в противоречиях инс-
тинктов, которые оспаривают человека друг у друга и грозят толкнуть его
на самые опасные поступки. Но она привыкла к этому и умела приспосабли-
ваться - такова была ее натура. А Марк яростно пытался вырваться из про-
тиворечий и только больно ушибался. Суровое безразличие Аси объяснялось
презрением к себе и презрением к жизни, к безумию пережитого, которое
наложило на нее свою печать. Теперь она была захвачена трагической
серьезностью этого юноши. Ей хотелось баюкать его на своей груди, этого
большого дурачка, неистового и правдивого до нелепости и которого можно
было полюбить именно за его нелепость.
обособленность, потому что каждый из них оторвался от своей среды, осоз-
нав ее непоправимые заблуждения и пустоту. Ася сожгла мосты между собой
и лагерем русской эмиграции. Но она не могла перейти в другой лагерь: он
убил ее близких, он преследовал ее и оскорблял, и она ненавидела его со
Конюшевский Владислав
Андреев Николай
Якубенко Николай
Роллинс Джеймс
Орлов Алекс
Сертаков Виталий