read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com




[Волков:]
Действительно, налицо любопытное сходство темпераментов. За
исключением, быть может, Рейна. О сопоставлении дарований говорить не
приходится, но даже просто склад характера, темперамент...

[Бродский:]
Чепуха, вы просто не знаете Рейна!

[Волков:]
О стихах Рейна я, разумеется, не говорю. Но возьмем его журнальные
статьи и заметки...

[Бродский:]
Человек хлеб зарабатывает! Я представляю, чем бы занимался
Александр Сергеевич при советской власти! Даже страшно об этом
подумать!

[Волков:]
Одно я могу сказать с точностью: к архивам его бы не подпустили.
Так что он не смог бы написать ни "Историю пугачевского бунта", ни
"Историю Петра Великого".

[Бродский:]
Вообще с Петербургом происходит нечто странное. На мистику это не
тянет, но очень уж к ней близко. Потому что в начале столетия ситуация
там была довольно схожая: опять-таки возникла какая-то группа. Конечно,
это было немного более разбросано по времени. Но все-таки: Блок,
Мандельштам... Тут, правда, не знаешь, кто из них имеет больше прав на
пушкинскую роль. Мандельштам, в общем-то, не был вождем. Скорее эта
роль принадлежала Гумилеву с его "Цехом поэтов". Они себя называли
"Цехом поэтов"! Мы, надо нам отдать должное, до таких "высот" не
подымались.

[Волков:]
А что Ахматова вам рассказывала о "первом" Серебряном веке?

[Бродский:]
Вы знаете, меня -- как человека недостаточно образованного и
недостаточно воспитанного -- все это не очень-то интересовало, все эти
авторы и обстоятельства. За исключением Мандельштама и впоследствии
Ахматовой. Блока, к примеру, я не люблю, теперь пассивно, а раньше --
активно.

[Волков:]
За что?

[Бродский:]
За дурновкусие. На мой взгляд, это человек и поэт во многих своих
проявлениях чрезвычайно пошлый. Человек, способный написать: "Я ломаю
слоистые скалы / В час отлива на илистом дне..." Ну, дальше ехать
некуда! Или еще: "Под насыпью, во рву некошенном, / Лежит и смотрит,
как живая, / В цветном платке, на косы брошенном, / Красивая и
молодая". Ну что тут вообще можно сказать! "Красивая и молодая"!

[Волков:]
За этим -- Некрасов, целый пласт русской поэтической культуры.
Потом еще синематограф, который Блок так любил.

[Бродский:]
Ну да, Некрасов, синематограф, но все-таки уже имел место быть XX
век, и говорить про женщину, особенно про мертвую -- "красивая и
молодая"... Я понимаю, что это эпоха, что это поэтический троп, но, тем
не менее, меня всякий раз передергивает. Вот ведь у Пушкина нету
"красивой и молодой".

[Волков:]
У него есть "с догарессой молодой"...

[Бродский:]
И у Мандельштама ничего подобного нет! Заметьте, кстати, как сильна
в Мандельштаме "баратынская" струя. Он, как и Баратынский, поэт
чрезвычайно функциональный. Скажем, у Пушкина были свои собственные
"пушкинские" клише. Например, "на диком бреге". Знаете, откуда пришел
"дикий брег"? Это, между прочим, ахматовское наблюдение, очень
интересное. "Дикий брег" пришел из французской поэзии: это "риваж" и
"соваж", стандартные рифмы. Или, скажем, проходная рифма Пушкина
"радость -- младость". Она встречается и у Баратынского. Но у
Баратынского, когда речь идет о радости, То это вполне конкретное
эмоциональное переживание, младость у него -- вполне определенный
возрастной период. В то время как у Пушкина эта рифма просто играет
роль мазка в картине. Баратынский -- поэт более экономный; он и писал
меньше. И потому что писал меньше -- больше внимания уделял тому, что
на бумаге. Как и Мандельштам.

[Волков:]
Баратынский не был профессиональным литератором в пушкинском
понимании этого слова. Он мог позволить себе жить в имении и не
печататься годами.

[Бродский:]
Ну, если бы обстоятельства сложились по-другому, то он, может быть,
наоборот, позволил бы себе печататься. Но читательская масса, которая,
по тем временам, была не такой уж массой...

[Волков:]
Это нам сейчас так кажется. Пропорционально масса была вполне
приличной. Альманах "Полярная звезда" (тот самый, бестужевский) за три
недели купило полторы тысячи человек. А стоил он -- двенадцать рублей
книжка...

[Бродский:]
Но вообще-то аудитория у поэта всегда в лучшем случае -- один
процент по отношению ко всему населению. Не более того.

[Волков:]
Ранний Баратынский у современного ему русского читателя был так же
популярен, как самые известные имена в наши дни.

[Бродский:]
Но недолго, недолго он был популярен. Я хотел бы процитировать
замечательное письмо Баратынского Александру Сергеевичу: "Я думаю, что
у нас в России поэт только в первых незрелых своих опытах может
надеяться на большой успех. За него все молодые люди, находящие в нем
почти свои чувства, почти свои мысли, облеченные в блистательные
краски. Поэт развивается, пишет с большою обдуманностью, с большим
глубокомыслием: он скучен офицерам, а бригадиры с ним не мирятся,
потому что стихи его все-таки не проза".

[Волков:]
Баратынский был разочарован и уязвлен утратой своей популярности.
Его "Сумерки" -- очень горькая и желчная книга.

[Бродский:]
Это не желчь и не горечь. Это трезвость.

[Волков:]
Трезвость, которая пришла вслед за убийственным разочарованием.

[Бродский:]
Что ж, для поэта разочарование -- это довольно ценная вещь. Если
разочарование его не убивает, оно делает его действительно крупным
поэтом. На самом деле чем меньше у тебя иллюзий, тем с большей
серьезностью ты относишься к словам.

[Волков:]
На мой вкус, "Сумерки" Баратынского -- лучшая книга русской поэзии.
Особенно я люблю "Осень".

[Бродский:]
Нет, в "Сумерках" "Бокал" будет получше все-таки. И, если уж мы
говорим о Баратынском, то я бы сказал, что лучшее стихотворение русской
поэзии -- это "Запустение". В "Запустении" все гениально: поэтика,
синтаксис, восприятие мира. Дикция совершенно невероятная. В конце, где
Баратынский говорит о своем отце: "Давно кругом меня о нем умолкнул
слух, / Прияла прах его далекая могила. / Мне память образа его не
сохранила..." Это все очень точно, да? "Но здесь еще живет..." И вдруг
-- это потрясающее прилагательное: "...его доступный дух". И
Баратынский продолжает: "Здесь, друг мечтанья и природы, / Я познаю его
вполне..." Это Баратынский об отце... "Он вдохновением волнуется во



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 [ 211 ] 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.