Чтение 212–й страницы книги ~Виконт де Бражелон или десять лет спустя~

- Подпишите.

- Нужно ли это?

- Ваша подпись на письме стоит миллиона. Вы забываете это, дорогой
суперинтендант.

Фуке подписался.

- С кем вы пошлете это письмо? - спросил Арамис.

- Со своим лакеем.

- Вы в нем уверены?

- Это испытанный человек. Впрочем, мы ведем игру без риска.

- Почему?

- Если правда то, что вы говорите об услугах этой малютки королю и
принцессе, то король даст ей денег, сколько она пожелает.

- Так, значит, у короля есть деньги? - удивился Арамис.

- Да, нужно думать, потому что у меня он их не просит.

- Попросит, будьте спокойны!

- Больше того: я думал, что он заговорит со мной о празднике в Во.

- И что же?

- Оп и не заикнулся.

- Еще заговорит.

- Вы считаете короля очень жестоким, дорогой даЭрбле.

- Не его.

- Он молод, следовательно, он добр.

- Он молод, следовательно, он слаб и подвержен страстям; и господин
Кольбер держит в своих грязных лапах его слабости и его страсти.

- Вот видите, вы боитесь его.

- Я не отрицаю.

- В таком случае я пропал.

- Как так?

- Я пользовался влиянием у короля только благодаря деньгам.

- Ну так что же?

- Я разорен.

- Нет!

- Как нет? Разве вы знаете мои дела лучше меня?

- Может быть.

- А что, если он потребует от меня этого праздника?

- Вы дадите его.

- А деньги?

- А разве их у вас когда-нибудь но хватало?

- О, если бы вы знали, какой ценой я достал последпие деньги!

- Следующая сумма не будет стоить вам труда.

- Кто же мне ее даст?

- Я.

- Вы дадите мне шесть миллионов?.. Что говорите?.. Шесть миллионов?!

- Если понадобится, то и десять.

- Право, дорогой даЭрбле, - сказал Фуке, - ваша самоуверенность пуга-
ет меня больше, чем гнев короля.

- Пустое!

- Кто же вы такой?

- Кажется, вы меня знаете.

- Я ошибаюсь в вас; чего же вы хотите?

- Я хочу видеть на троне Франции короля, который был бы предан госпо-
дину Фуке, и хочу, чтобы господин Фуке был предан мне.

- О! - воскликнул Фуке, пожимая руку Арамиса. - Что касается моей
преданности, то я весь ваш, но, дорогой даЭрбле, вы заблуждаетесь.

- Относительно чего?

- Король никогда не будет мне предан.

- Мне кажется, я не говорил, что король будет вам предан.

- Напротив, вы только что это сказали.

- Я не говорил - теперешний король, я сказал - король вообще.

- Разве это не все равно?

- Нет, это совершенно разные вещи.

- Не понимаю.

- Сейчас поймете. Предположите, что королем у нас не Людовик Четыр-
надцатый.

- Не Людовик Четырнадцатый?

- Нет, а человек, всецело зависящий от вас.

- Это немыслимо.

- Даже обязанный вам троном.

- Вы с ума сошли! Только Людовик Четырнадцатый может сидеть на фран-
цузском престоле, я не вижу никого, кто мог бы заменить его.

- А я вижу.

- Разве что принц, брат короля, - сказал Фуке, с беспокойством погля-
дывая на Арамиса. - Но принц...

- Нет, не принц.

- Как же вы хотите, чтобы принц не королевской крови... как вы хоти-
те, чтобы принц, не имеющий никакого права...

- Мой король, или, верное, ваш король, будет обладать всеми необходи-
мыми качествами, поверьте мне.

- Берегитесь, господин даЭрбле, берегитесь, вы повергаете меня в тре-
пет, у меня голова идет кругом.

Арамис улыбнулся:

- Какой, однако, пустяк повергает вас в трепет.

- Повторяю, вы меня пугаете.

Арамис снова улыбнулся.

- Вы смеетесь? - спросил Фуке.

- Придет время, когда вы тоже посмеетесь. Теперь же я буду смеяться
один.

- Объяснитесь.

- Когда придет время, я объясню вам все, будьте спокойны. Вы не апос-
тол Петр, а я не Христос, однако я скажу вам: "Маловерный, зачем ты
усомнился?"

- Ах, боже мой, я сомневаюсь... я сомневаюсь, потому что ничего не
вижу.

- Значит, вы слепы, в таком случае я обращусь к вам не как к апостолу
Петру, а как к апостолу Павлу: "Наступит день, когда глаза твои откроют-
ся".

- О, как я хотел бы верить! - вздохнул Фуке.

- Вы не верите? А ведь я десять раз провел вас над бездной, в которую
вы один низверглись бы; ведь из генерального прокурора вы сделались ин-
тендантом, из интенданта первым министром, из первого министра дворцовым
мэром. Нет, нет, - прибавил Арамис со своей неизменной улыбкой, - нет,
вы не можете видеть и, значит, не можете верить. - С этими словами Ара-
мис встал, собираясь уходить.

- Одно только слово, - остановил его Фуке. - Вы никогда еще не гово-
рили со мной так, не выказывали такой уверенности, или, лучше сказать,
такой дерзости.

- Для того чтобы говорить громко, нужно иметь свободу голоса.

- И она у вас есть?

- Да.

- С каких же пор?

- Со вчерашнего дня.

- О господин даЭрбле, берегитесь, вы слишком самонадеянны!

- Как же не быть самонадеянным, имея в руках власть?

- Так у вас есть власть?

- Я уже предлагал вам десять миллионов и снова предлагаю их.

Взволнованный Фуке тоже встал.

- Ничего не понимаю! Вы сказали, что собираетесь свергать королей и
возводить на трон других. Я, должно быть, с ума сошел, или мне все это
послышалось.

- Нет, вы не сошли с ума, я действительно говорил все это.

- Как же вы могли сказать подобные вещи?

- Можно с полным правом говорить о низвержении тронов и о возведении
на них новых королей, когда стоишь выше королей и тронов... земных.

- Так вы всемогущи? - вскричал Фуке.

- Я сказал вам это и снова повторяю, - отвечал Арамис дрожащим голо-
сом; глаза его блестели.

Фуке в бессилии опустился в кресло о сжал голову руками. Арамис нес-
колько мгновений смотрел на него, словно ангел человеческих судеб, взи-
рающий на простого смертного.

- Прощайте, - произнес он наконец, - спите спокойно и отошлите письмо
Лавальер. Завтра увидимся, не правда ли?

- Да, завтра, - отвечал Фуке, тряхнув головой, точно человек, прихо-
дящий в себя, - но где же мы увидимся?

- На прогулке короля, если вам угодно.

- Отлично.

И они расстались.

III

ГРОЗА

На другой день с утра было пасмурно, сумрачно; так как в этот день
была назначена прогулка короля, то всякий, открывая глаза, прежде всего
устремлял взор на небо.

Над деревьями висел густой душный туман, и солнце, едва заметное
сквозь тяжелую пелену, не в силах было рассеять его. Росы не было. Газо-
ны стояли сухие, цветы жаждали влаги. Птицы пели сдержаннее, чем обыкно-
венно, посреди неподвижной, точно застывшей листвы. Не слышно было шоро-
ха и шума, этого дыхания природы, порождаемого солнцем. Стояла мертвая
тишина.