Чтение 214–й страницы книги ~Тысяча и одна ночь~

сыном и сделал верблюжатника как бы отцом мальчика, и поручил ему забо-
титься о нем, и сказал: "Возьми эти сто динаров для твоих слуг".

И старшина купцов купил шестьдесят мулов, и светильник, и покрывало
для Абд-аль-Кадира Гилянского [269] и сказал Ала-ад-дину: "О сын мой, в
мое отсутствие этот человек будет тебе отцом вместо меня, и во всем, что
он тебе скажет, повинуйся ему".

И в этот вечер устроил чтение Корана и праздник в честь шейха
Абд-аль-Кадира Гилянского, а когда настало утро, старшина купцов дал
своему сыну десять тысяч динаров и сказал ему: "Когда ты вступишь в Баг-
дад и увидишь, что дела с тканями идут ходко, продавай их; если же уви-
дишь, что дела с ними стоят на месте, расходуй эти деньги".

И потом нагрузили мулов, и распрощались друг с другом, и отправились
в путь, и выехали из города.

А Махмуд аль-Бальхи тоже собрался ехать в сторону Багдада и вывез
свои тюки и поставил шатры за городом и сказал себе: "Ты насладишься
этим мальчиком только в уединении, так как там ни доносчик, ни согляда-
тай не смутят тебя".

А отцу мальчика причиталась с Махмуда аль-Бальхи тысяча динаров - ос-
таток одной сделки, и Шамс-ад-дин отправился к нему и простился с ним и
сказал: "Отдай Эту тысячу динаров моему сыну Ала-ад-дину". И он поручил
Махмуду о нем заботиться и молвил: "Он будет тебе как сын".

И Ала-ад-дин встретился с Махмудом аль-Бальхи..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести пятьдесят четвертая ночь

Когда же настала двести пятьдесят четвертая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что Ала-ад-дин встретился с Махмудом
аль-Бальхи и Махмуд аль-Бальхи поднялся и велел повару Ала-ад-дина ниче-
го не стряпать и стал предлагать Ала-ад-дину и его людям кушанья и на-
питки, а потом они отправились в путь.

А у купца Махмуда аль-Бальхи было четыре дома: один в Каире, один в
Дамаске, один в Халебе и один в Багдаде; и путники ехали по степям и
пустыням, пока не приблизились к Дамаску.

И когда Махмуд-аль-Бальхи послал к Ала-ад-дину своего раба и тот уви-
дел, что юноша сидит и читает, подошел и поцеловал ему руки. "Чего ты
просишь?" - спросил Ала-ад-дин; и раб ответил: "Мой господин тебя при-
ветствует и требует тебя на пир к себе в дом". - "Я посоветуюсь с моим
отцом, начальником - Кемаль-аддином, верблюжатником", - сказал
Ала-ад-дин; и когда он посоветовался с ним, идти ли ему, верблюжатник
сказал: "Не ходи!"

А потом они уехали из Дамаска и вступили в Халеб, и Махмуд аль-Бальхи
устроил пир и послал просить Алаад-дина, но юноша посоветовался с на-
чальником, и тот опять запретил ему.

И они выступили из Халеба и ехали, пока до Багдада не остался всего
один переход, и Махмуд аль-Бальхи устроил пир и прислал просить
Ала-ад-дина.

И юноша посоветовался с начальником, и тот снова запретил ему, но
Ала-ад-дин воскликнул: "Я обязательно пойду!"

И он поднялся и, подвязав под платьем меч, пошел и пришел к Махмуду
аль-Бальхи, и тот поднялся ему навстречу и приветствовал его.

И он велел подать великолепную скатерть, уставленную кушаньями, и они
поели и попили и вымыли руки. И Махмуд аль-Бальхи склонился к Ала-ад-ди-
ну, чтобы взять у него поцелуй, но Ала-ад-дин поймал поцелуй в руку и
спросил: "Что ты хочешь делать?" - "Я тебя позвал, - ответил Махмуд, - и
хочу сделать себе с тобой удовольствие в этом месте, и мы будем толко-
вать слова сказавшего:

Возможно ль, чтоб к нам пришел ты на миг столь краткий,

Что сжарить яйцо иль выдоить коз лишь хватит,

И с нами бы съел ты сколько найдется хлебца,

И взял бы себе ты денежек, сколько сможешь?

Тебе унести, что хочешь, с собой нетрудно, -

Ладонь, или горсть, иль полную даже руку".

И затем Махмуд аль-Бальхи хотел снасильничать над Ала-ад-дином, и
Ала-ад-дин поднялся и обнажил меч и воскликнул: "Горе твоим сединам! Ты
не боишься Аллаха, хоть и жестоко его наказанье! Да помилует Аллах того,
кто сказал:

Храни седины твои от скверны, грязнящей их:

Поистине, белое легко принимает грязь".

А произнеся этот стих, Ала-ад-дин сказал Махмуду аль-Бальхи: "Поисти-
не, этот товар поручен Аллаху, и он не продается, и если бы я продавал
этот товар другому за золото, я бы продал его тебе за серебро. Но, кля-
нусь Аллахом, о скверный, я никогда больше не буду тебе товарищем!" Пе-
том Ала-ад-дин вернулся к начальнику Кемаль-ад-дину и сказал ему: "Поис-
тине, этот человек развратник, и я никогда больше не буду ему товарищем
и не пойду с ним по одной дороге". - "О дитя мое, - отвечал Ке-
маль-ад-дин, - не говорил ли я тебе: не ходи к нему. Однако, дитя мое,
если мы с ним расстанемся, нам грозит гибель; позволь же нам остаться в
одном караване" - "Мне никак невозможно быть ему спутником в дороге", -
сказал Ала-ад-дин, а затем он погрузил свои тюки и отправился дальше
вместе с теми, кто был с ним.

И они ехали до тех пор, пока не спустились в долину; и Ала-ад-дин хо-
тел там остановиться, но верблюжатник сказал: "Не останавливайтесь
здесь! Продолжайте ехать и ускорьте ход: может быть, мы достигнем Багда-
да раньше, чем там запрут ворота. Ворота в Багдаде отпирают и запирают
всегда по солнцу, - из боязни, что городом овладеют рафидиты [270] и поб-
росают богословские книги в Тигр". - "О батюшка, - ответил Ала-ад-дин, -
я выехал и отправился с товаром в этот город не для торговли, а чтобы
посмотреть чужие страны". - "О дитя мое, мы боимся для тебя и для твоих
денег беды от кочевников", - сказал верблюжатник; и Ала-ад-дин восклик-
нул: "О человек, ты слуга или тебе служат? Я не войду в Багдад иначе как
утром, чтобы багдадские юноши увидели мои товары и узнали меня". - "Де-
лай, как хочешь, я тебя предупредил, и ты сам знаешь, в чем твое избав-
ленье", - сказал начальник. И Ала-ад-дин велел складывать тюки с мулов,
и тюки сложили, и поставили шатер, и все оставались на месте до полуно-
чи.

И Ала-ад-дин вышел исполнить нужду и увидел, как что-то блестит вда-
ли, и спросил верблюжатника: "О, начальник, что это такое блестит?"

И начальник сел прямо и взглянул, и, всмотревшись как следует, уви-
дел, что блестят зубцы копий и железо оружия и бедуинские мечи; и вдруг
оказалось, что это арабы [271] и начальника арабов зовут шейх Аджлан Абу-
Наиб. И когда арабы приблизились к ним и увидели их тюки, они сказали
друг другу: "Вот ночь добычи!"

И, услышав, что они говорят это, начальник Кемальад-дин, верблюжат-
ник, воскликнул: "Прочь, о ничтожнейший из арабов!" Но Абу-Наиб ударил
его копьем в грудь, и оно вышло, блистая, из его спины.

И Кемаль-ад-дин упал у входа в палатку убитый; и тогда водонос воск-
ликнул: "Прочь, о презреннейший из арабов!", но его ударили по руке ме-
чом, который прошел, блистая, через его сухожилия, и водонос упал мерт-
вый. И пока все это происходило, Ала-ад-дин стоял и смотрел.

А потом арабы повернулись и бросились на караван и перебили людей, не
пощадив никого из отряда Ала-аддина, и взвалили тюки на спину мулов и
уехали.

И Ала-ад-дин сказал себе: "Тебя убьет только твой мул и вот эта одеж-
да", - и стал снимать с себя одежду и бросил ее на спину мула, пока на
нем не остались рубаха и подштанники, и только.

И он повернулся ко входу в палатку и увидел перед собой пруд из кро-
ви, в котором струилась кровь убитых, и начал валяться в ней в рубахе и
подштанниках, так что стал точно убитый, утопающий в крови.

Вот что было с Ала-ад-дином. Что же касается шейха арабов Аджлана, то
он спросил у своих людей:

"О арабы, этот караван идет из Каира или выходит из Багдада?.."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести пятьдесят пятая ночь

Когда же настала двести пятьдесят пятая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что бедуин спросил у своих людей: "О арабы,
этот караван идет из Каира или выходит из Багдада!" И ему ответили: "Он
идет из Каира в Багдад". - "Вернитесь к убитым, я думаю, что владелец
каравана не умер", - сказал он; и арабы вернулись к убитым и снова стали
бить мертвых мечами и копьями и дошли до Алаад-дина, который бросился на
землю среди убитых.

И дойдя до него, они сказали: "Ты притворился мертвым, но мы убьем
тебя до конца", - и бедуин вынул копье и хотел вонзить его в грудь
Ала-ад-дину. И тогда Ала-ад-дин воскликнул про себя: "Благослови, о
Абд-аль-Кадир, о гилянец!" - и увидел руку, которая отвела копье от его
груди к груди начальника Кемаль-ад-дина, верблюжатника, и бедуин ударил
его копьем и не прикоснулся к Алаад-дину.

И потом они взвалили тюки на спину мулов и ушли, и Ала-ад-дин посмот-
рел и увидел, что птицы улетели со своей добычей. И он сел прямо и под-
нялся и побежал; и вдруг бедуин Абу-Наиб сказал своим товарищам: "О ара-
бы, я вижу что-то вдали"; и один из бедуинов поднялся и увидел
Ала-ад-дина, который убегал. "Тебе не поможет бегство, раз мы сзади те-
бя!" - воскликнул Аджлан и, ударив своего коня пяткой, поспешил за
Ала-ад-дином.

А Ала-ад-дин увидал перед собой пруд с водой и рядом с ним водохрани-
лище, и влез на решетку водохранилища, и растянулся, и притворился спя-
щим, говоря про себя: "О благой покровитель, опусти твой покров, который